Лазурный берег или кислотное озерцо? Смотрим, как выглядит Коркинский разрез прямо сейчас

Коркинский разрез мы не видели вживую уже лет пять, с тех пор как по периметру появился забор и охрана, а на подходах к нему — трубопроводы, соединяющие его с Томинским горно-обогатительным комбинатом (ГОКом). Самим разрезом по просьбе регионального правительства занялась компания «Промрекультивация», «дочка» Томинского ГОКа, но закрытость усиливала подозрения. Спутниковые снимки показывали бурную деятельность внутри карьера, который с 2020 года активно заполнялся субстанцией, превратившей его в озерцо лазурного цвета. С началом нынешней засухи снова встал вопрос, сколько воды тратится на это мероприятие, ведь берут ее из реки Миасс до Шершневского водохранилища. При этом необходимость заполнения Коркинского разреза увеличила водопотребление Томинского ГОКа втрое.

Мы побывали на разрезе со специалистами, отвечающими за его рекультивацию, и задали вопросы о неестественном цвете воды, ее расходе, составе и дальнейшей судьбе крупнейшей «дыры» Евразии.

Изначально Томинский ГОК планировал накапливать остатки производства в хвостохранилище, но проект был перекроен буквально на ходу как раз из-за Коркинского разреза. В середине десятых годов добыча угля сошла на нет и разрез превратился в головную боль: эндогенные пожары приводили к сильному задымлению окрестностей, а борта карьера ползли и осыпались, из-за чего, например, разрушались дома в поселке Роза. Поэтому Русской медной компании предложили рассмотреть проект заполнения разреза хвостами обогащения медной руды, как бы убив двух зайцев. С одной стороны, исчезает необходимость в хвостохранилищах (а они порой прорываются, вызывая экологические бедствия), с другой — решается проблема рекультивации Коркинского разреза, которая еще в тех ценах стоила бы бюджету порядка 30 млрд рублей.

Многие сочли проект слишком дерзким. Были сомнения в его технической осуществимости, потому что хвосты требовалось доставлять на расстояние 14 километров по пульпопроводу и летом, и зимой, а пульпа к тому же весьма абразивна. Были сомнения в устойчивости бортов разреза, которые будут подмываться поступающей смесью. Большие опасения были насчет просачивания химически активных соединений в подземные воды, ведь при обогащении руду истирают в пудру с размером частиц 74 микрона, что увеличивает ее активность при контакте с внешней средой. Хвосты обычно содержат серу и тяжелые металлы, и скептики спрашивали: разумно ли заполнять разрез такой «химией»?

Коркинский разрез глубиной около 500 метров заполняется уже три года, с середины 2020-го. От нижней точки зеркало воды поднялось примерно на 200–220 метров, из которых 20–30 метров — это толща самой воды, а под ней измельченная порода, уплотняющаяся под собственной массой.

С Томинским ГОКом разрез соединяется пульпопроводом длиной 14 километров, по которому прокачивается субстанция, состоящая из хвостов обогащения и воды в пропорции 54:46. Хвосты предварительно сгущают и добавляют флокулянт для увеличения размеров частиц. Специалисты самой РМК называют получившуюся смесь закладочным материалом, как бы подчеркивая ее созидательный характер. Для производства и транспортировки этого материала построен специальный цех.

После перехода разреза под контроль «Промрекультивации» эндогенные пожары стали тушить в зачатке, на стадии самонагревания. При возгорании температура в пластах угля переваливает за тысячу градусов Цельсия и поливка водой не дает результата, поэтому такие пожары глушат, перекрывая доступ кислорода в пласты. Тление угля возникает и сейчас, а полностью проблема решится, когда разрез заполнится пульпой.

Два самых тяжелых года с точки зрения задымления Коркино — 2015-й и 2017-й, когда уголь горел особенно интенсивно. В 2017 году фиксировалось порядка 950 тонн выбросов в год, в 2022 году — около 4,5 тонны, то есть в 200 раз меньше. С 2020 года в Коркино не наблюдается превышения уровня вредных веществ в воздухе.

Второй головоломкой было обеспечение устойчивости бортов, для чего разработали схему подачи пульпы с нескольких направлений таким образом, чтобы у основания борта намывались «пляжи» из более крупных частиц, препятствуя сползанию породы вниз. Наиболее проблемным был восточный борт, где находится поселок Роза, поэтому трубопроводы расположили так, чтобы заполнялось его подножье. Примерно через шесть лет схему подачи изменят, чтобы намывание породы шло у западного борта.

Для контроля устойчивости бортов вокруг карьера установлены датчики, фиксирующие смещение реперных точек, которых больше всего на восточном борту. По данным РМК, в настоящий момент смещение почвы прекратилось. Это случилось несколько раньше расчетного срока, потому что полная стабилизация восточного борта прогнозировалась при заполнении разреза до отметки, которая на 40 метров выше нынешней.

Глядя на воду красивого неестественного цвета, вспоминаешь другие выработки: Каолиновый карьер под Кыштымом, разрез Березняковского ГОКа недалеко от Коркино. Что в этой воде? Ведь хвосты обогатительных производств отнюдь не инертны, могут образовывать кислоты и содержат тяжелые металлы: ртуть, мышьяк, свинец. Когда два года назад в воде деревни Шумаки под боком Томинского ГОКа обнаружили ртуть, предприятие было одним из подозреваемых (источник так и не нашли, но и причастность Томинского ГОКа не установили). А Рыжий ручей под Карабашом тек как раз со старых хвостохранилищ медного комбината, отравляя землю вокруг, и его тлетворность доказана и изучена. Не обманчив ли этот приятный цвет?

Вице-президент РМК по экологической безопасности Наталия Гончар на подобные сомнения отвечает так:

— В Карабаше использовались медно-колчеданные руды, богатые серой, содержание которой достигало 45%. Это приводило к образованию кислотной среды и увеличению активности металлов. На Томинском ГОКе работают с медно-порфировыми рудами, в которых содержание серы до 2%, в нашем случае даже меньше — 1,5%. Поэтому среда здесь нейтральная, не образуется никаких рыжих осадков, а металлы остаются в инертных формах. Они не просачиваются в подземные источники и не насыщают саму воду.

Директор ООО «Уралгеопроект» Ольга Гуман говорит, что сейчас вода в разрезе питьевого качества. Она подчеркивает, что поступающий в разрез закладочный материал уплотняется под собственной массой, образуя гидроизоляционные слои.

— Вода находится в них в связанном состоянии, а давление в нижних слоях огромно, поэтому вода с поверхности не проникает внутрь и тем более не просачивается в подземные источники, — добавляет она.

Насыщение водой бортов карьера достигает примерно трехметровой глубины.

Ольга Гуман утверждает, что вода обладает нейтральной кислотностью, что исключает химическую активность находящихся в ней металлических соединений и их миграцию. Я спрашиваю: возможно ли тогда, что в Коркинском разрезе со временем возникнет жизнь?

— Конечно, и я видела растения, которые появились даже в воде с Ph = 2, то есть в кислотной среде, здесь же нейтральная вода, поэтому жизнь здесь будет, — отвечает специалист. — Сюда уже прилетают лебеди и утки, а они чувствуют качество воды.

Что касается цвета воды, то окраску ей придают мелкодисперсные взвешенные частицы, которые не успевают оседать в процессе наполнения разреза.

Наконец, самый чувствительный вопрос — расход воды. Первоначальный проект Томинского ГОКа (со строительством хвостохранилищ) подразумевал потребности в районе 8 млн кубометров в год, но переход на «коркинский вариант» увеличил эту цифру втрое: до 24,6 млн кубов. Более того, если изначально их планировалось брать из реки Чумляк и озера Синеглазово, то возросший объем черпают из реки Миасс. Много ли это — 24,6 млн кубов? Достаточно много, и Томинский ГОК является третьим промышленным потребителем Челябинска после «Мечела» (до 50 млн кубов) и «Фортума» (43 млн кубов). Для сравнения, МУП ПОВВ берет на нужды Челябинска в районе 200 млн кубов. В любом случае этот объем чувствителен для водохранилищ, питающих Челябинск (Шершневское, Аргазинское), и особенно остро вопрос стоит сейчас, в маловодные годы.

При этом увеличилась проектная мощность Томинского ГОКа, которая изначально составляла 28 млн тонн руды, теперь — 45 млн, что пропорционально увеличивает потребности в воде. Получается, сейчас Томинский ГОК потребляет более 40 млн кубов в год?

Фактически — да. Другое дело, что кроме плановых 24,6 млн кубов еще 20 млн — это оборотная вода, которая используется с 2022 года. Ее забирают насосными станциями из разреза и поднимают до промежуточных насосов к станции на борту разреза, которая прокачивает ее по трубопроводу обратно в пруд-накопитель Томинского ГОКа.

По словам Наталии Гончар, процесс перекачки воды очень энергозатратен, ведь приходится поднимать ее на сотни метров, а кроме того, мелкодисперсные частицы увеличивают износ оборудования. Но РМК пошла на оборотную схему, чтобы не увеличивать потребности в воде при наращивании мощности ГОКа.

— Также в период засухи мы сократили забор воды из реки Миасс до 30 тысяч кубов в сутки, — добавила Наталия Гончар.

То есть нынешнее потребление составляет примерно половину от лимита, выделенного Томинскому ГОКу.

Вокруг разреза проводится регулярный мониторинг атмосферного воздуха (четыре поста), подземных и поверхностных вод (четыре раза в год), акустического воздействия и состояния почвы. Замеры делают ФБУЗ «Центр гигиены и эпидемиологии Челябинской области» и филиал ФГБУ «ЦЛАТИ по УрФО» по Челябинской области.

К 2050 году Коркинский разрез должен превратиться в озеро, вокруг которого планируют разбить рекреационные и прогулочные зоны, превратив его в этакий мини-курорт. Правда, не будем забывать, что рекультивация разреза идет в каком-то смысле в долг, потому что наполняющий его грунт забирается из карьеров Томинского ГОКа, сопоставимых с ним по размерам. В свое время они тоже потребуют рекультивации, план которой, по словам РМК, существует, но будет ли осуществлен, узнаем позже. Рекультивация — она, как ремонт, никогда не заканчивается.

Для пополнения Аргазей достроен Долгобродский канал. Вопрос его использования решается в эти дни. Почитайте также репортаж из окрестностей Карабаша, где создали специальный пруд, чтобы исключить попадание стоков медного производства в Аргази и Миасс.