«Я насмотрелся на руководителей-самодуров и стараюсь создавать такую ситуацию, чтобы казалось, что подчиненные пришли к решению самостоятельно, – говорит о своей сегодняшней работе известный челябинский актер и телеведущий Павел Михайлов. – Это творческие люди, и им ощущение свободы принятия решений необходимо». Свобода выбора была для него на первом месте всегда – и когда определился с профессией актера, и когда связал свою деятельность с телевидением. Он понимает, что жизни без трудностей не бывает, но не зацикливается на этом. Ведь главное по его словам – никогда не опускать рук и уметь работать, тогда изменчивая Судьба наверняка будет на вашей стороне.
В институте я был хулиганом-вредителем
– Павел, как звучит ваша специальность по диплому?
– Актер театра и кино. Я закончил нашу академию культуры и искусств. Начинал учиться в Екатеринбурге, но там не сложилось: меня даже практически отчислили за профнепригодность из Екатеринбургского театрального института.
– В челябинском институте было комфортнее?
– Да, здесь случилось так, что собралась очень хорошая группа и преподаватели. Профессор Петров, всем известный мастер курса; Любовь Чибирева, заслуженная артистка России, человек светлый и удивительный; педагог по речи Елена Проскурякова, которая сейчас преподает в ГИТИСе, – и сокурсники, с которыми мы ночевали в институте, заворачиваясь в старые кулисы. Утром были пары, а после девяти вечера – самостоятельно репетировали, делали декорации для спектаклей. Часто оставались в институте до утра.
– Какие предметы напрягали?
– Непрофильные. Как же назвался этот курс... нечто юридическое. Даже не помню название. Математики, слава богу, не было.
– Сейчас, став руководителем студии, вы подружились с математикой?
– Я никогда в жизни не думал, что настанут такие времена, когда начну считать деньги, придумывать коммерческие предложения и рассчитывать стоимость проектов. В школе у меня отношения с математикой складывались сложные. Учительница по алгебре и геометрии упорно ставила мне двойки. Хотя остальные ее коллеги хором говорили: «Ну, зачем ему ваша математика? Он же артист!»
– Каким студентом был Павел Михайлов?
– Хулиганом-вредителем. Первое, куда я попал, когда прибыл в ЧГИИК, был ремонт в аудитории. Нам было поручено покрасить стены в черный цвет. Мы купили каменно-угольный лак, потому что он был самый дешевый. Мало того, что покрасили стены – захватили еще и батареи, а на стенах нарисовали людей, которые застыли в танце, как на балу. Не учли одного: каменно-угольный лак сохнет несколько месяцев. Петров зашел в аудиторию спустя недель пять – запах еще не испарился. «Это бордель!!! – долго возмущался он. – Что вы здесь устроили?!!» Когда все высохло и, наконец, можно было проводить занятия, в институте дали отопление. Каменно-угольный лак снова стал пахнуть и потек... Вячеслав Анатольевич опять кричал, занятия перенесли в другое место... (Смеется.) Кстати, когда мы шли с этими банками краски из магазина – он нам встретился по дороге. Поздоровался и сказал: «Не вздумайте!» Мы зашли в аудиторию, часть народу сбежала сразу, сказав – ой, нет, мы красить не будем. Я взял кисточку – и задумчиво мазнул по стене... К слову, жил я в общежитии, и оставшаяся краска ушла туда, на лифт. Он стал полностью черным. Однажды наблюдал, как девушки-библиотекари, утонченные создания, вызвали этот лифт. Открылись двери, девицы застыли в немом изумлении – и мелко-мелко застучали каблучками по лестнице наверх. Позже какие-то энтузиасты нарисовали синие звезды на черном потолке.
– Хорошо, что отопление в лифте через месяц не включили. А для сегодняшней, взрослой жизни, что дал вуз?
– Выживаемость. Профессиональное отношение к любому делу, которым ты занимаешься. Потому что актерская школа – эта мощная работа над собой. Актер проживает внутренне состояние и может понять чувства героя, развивается интуиция. В результате привыкаешь анализировать всегда – почему человек так поступает, какие обстоятельства действуют на него. Сегодня это очень помогает в работе.
– В одном из интервью челябинские первокурсники-актеры поделились, что сегодня в вуз идут те, кому нужен диплом о высшем образовании. Перспектив нет, потому как в челябинские театры не попасть, а в Москве челябинцам никогда не пробиться.
– Не согласен. Наших выпускников достаточно и в Москве, и в Питере. Одна из самых знаменитых «наших» пар – актриса Инга Оболдина и ее муж, режиссер Гарик Стрелков. На самом деле можно назвать очень много имен. В начале третьего курса и у меня была возможность перевестись в Москву, в школу-студию МХАТ. Честно – я испугался и не смог променять то, чем обладал в Челябинске. Здесь у меня были успехи в институте, и я уже работал в театре. Меня с третьего курса забрали в ТЮЗ. Я даже не помню вручения диплома – забрал его и отправился на генеральную репетицию в тот же вечер. Потом было еще одно предложение из московского театра… Нужно много работать и тогда вас заметят, и вы будете востребованы. Мне жаль тех студентов, которые в столь юном возрасте уже сложили ручки.
На телевидении есть то, чего не хватает актерам
– Сейчас у большей части челябинцев вы ассоциируетесь не столько с театром, сколько с телеканалом «Восточный экспресс». Раньше вы были ведущим утреннего эфира, сейчас – программы «Охота». Испытываете волнение перед камерой?
– Когда работал в прямом эфире – оно было перед каждым эфиром, и это нормально. А сейчас волнуюсь больше не за то, как выгляжу перед камерой, что не так получусь на экране. Волнуюсь за то, как все сложится на съемочной площадке, за героев «Охоты». За то, чтобы наша работа приносила им пользу. Ведь никто из нас не знает, как они поведут себя в экстремальной ситуации. На таких съемках очень сильно переживаю, и еще сложен финальный день. Гости со своими причудами приходят, могут вообще не прийти. А в кадре кто-то встречать должен, радоваться, поддерживать героя.
– Так уже случалось?
– Было так, что мы для одной героини собирали наших гостей – чтобы праздник состоялся. Причем она – очень красивая женщина. Ее отлично сделали, но Лиля оказалась настолько сдержанной, что на финал пригласила только двух подруг. Получался этакий девичий праздник. Мы срочно собирали друзей съемочной группы, которых она едва знала – и финал удался. Они аплодировали, дарили цветы… Так что волнение перед камерой есть, но оно другого качества.
– Ваши собеседники обычно чувствуют себя естественно в кадре. Как удается раскрепостить незнакомого человека за несколько минут?
– Знаете, бывают такие люди, которые даже на краю пропасти знают, как надо красиво повернуться и что сказать, чтобы хорошо выглядеть в кадре. Что касается большей части наших героев... когда я начинал заниматься прямым эфиром, посмотрел передачу о Владиславе Листьеве. Камеры еще не работали, а он просто начинал беседу с гостем. Он разговаривал просто, как на кухне – о каких-то домашних вещах, совершенно не имеющих отношения к съемкам. То есть максимально занимался человеком, располагал его к себе, снимал зажимы и... незаметно начинался эфир. Я действую примерно так же. В самом деле, люди на первую съемку чаще всего приходит в напряженные, чувствуют себя некомфортно, потом они привыкают к камерам, открываются и даже перестают замечать их присутствие.
– Чего больше в работе ведущего – внутренней подготовки или импровизации?
– Зависит от ситуации. В нашем жанре – реалити-шоу – можно попытаться предусмотреть течение событий, и даже написать заранее текст. Но зачастую жизнь подбрасывает новые обстоятельства уже во время съемки, и тогда без импровизации не обойтись. Приходится выкручиваться, врать на ходу – но очень убедительно. (Смеется.) В прямом эфире импровизация обязательна.
– Вы начинали с работы актера, сегодня – руководитель студии коммерческих программ. Для вас такая карьера – веление души или производственная необходимость?
– И то, и другое. Чего мне не хватало в актерской карьере – моего личного влияния на события, на структуру происходящего. Актер мог выполнить задачу – но не больше. В работе ведущего – то же самое. В какой-то момент со своей дурацкой инициативой я всех достал. Сначала я лез в одно дело со своими рацпредложениями, затем во второе, в третье... В результате, когда на «Восточном экспрессе» произошла перестройка и смена юридических лиц – появилась моя студия коммерческих программ, в которой сегодня мы занимаемся девятью проектами. Мне нравится. Я понимаю, что могу создавать, придумывать какие-то вещи, в том числе и в коммерческом плане.
Бог в Новый год становится Дедом Морозом
– У вас есть поклонники?
– Есть, но сейчас они дистанцированы. Работая в театре, я всегда знал, что есть люди, которые приходят именно на мои спектакли с цветами и все такое... Сейчас я с кем-то общаюсь в сети, бывает, люди присылают свои фотографии, какие-то сувениры.
– Когда вам задают вопросы о личной жизни – вы, так или иначе, обходите этот вопрос. Такова составляющая вашего образа?
– Понимаете, у каждого есть работа, моя – публичная. Эта часть открыта. Личная жизнь – не для лишних глаз. Она сокровенна. Конечно, бывает, кто-то размахивает в одной руке женой, в другой – ребенком перед зрителем или читателем либо другими эпатажными вещами. Не думаю, что это правильно. Это кусочек частный. Во мне – не все на продажу… Могу сказать только, что сейчас я счастлив.
– О чем чаще всего спрашивают журналисты?
– Прежде всего, это связано со стереотипами восприятия моего экранного образа. Спрашивают про то, часто ли узнают меня на улицах, как реагируют... На самом деле, уверенный в себе, гламурный, местами надменный – это только образ. И я очень часто сталкиваюсь с тем, что зритель приписывает все эти качества лично мне. Иногда это очень мешает в общении. В жизни я другой. Честно.
– Дети вас любят?
– Да! Со всеми детьми моих знакомых у меня самые дружеские отношения.
– От вас ждут праздника, когда вы приходите в гости?
– Люди незнакомые – да, конечно. Друзья знают – либо я этот праздник принесу, либо меня лучше сегодня не трогать. У меня абсолютно нет внутренней потребности постоянно что-то организовывать. Я редко бываю инициатором какого-то события в компании друзей, чаще его поддерживаю. Мне больше нравится, когда меня организовывают.
– Какой отдых предпочитаете сами? Чем увлекаетесь во внерабочее время?
– Увлечений как минимум два. Первое – ремонтно-строительные работы. Для меня это просто сказка. Я сам проектировал обе свои квартиры, начиная с переноса стен. Нравится выключать голову, когда ты руками что-то делаешь. Поскольку нет домашних животных – у меня бешеное количество цветов. Все, что мне попадает в руки, я рощу. Часть цветов уже в офисе, дома не помещается. Что еще люблю? Нравится ездить на машине. Вечером иногда после работы катаюсь по городу – тихо-тихо, никуда не торопясь. Что касается отдыха от работы – в первую очередь, это лес. Люблю горные лыжи – стараюсь вытащить друзей в горы в любую погоду.
– Уважаете одиночество?
– У каждого есть зона молчания, и каждый должен иметь право на одиночество.
– Какое время года любите?
– Лето.
– А как же Новый год?
– Новый год – это всего один день в году.
– Как отмечаете праздник?
– Последние лет пять работаю. И понял, что самое лучшее – именно так получить удовольствие. Как обычно отмечается Новый год? Сели за стол, посмотрели телевизор, запустили фейерверк, уснули. А я устраиваю праздник, являюсь его частью. В пять утра выхожу на улицу, у меня куча сил – могу сесть за руль и поехать. Здорово, когда понимаешь, что можешь это сделать утром первого января. Есть ощущение, что праздник был.
– Верите в Деда Мороза?
– Бог един и каждый раз принимает разные обличия – кажется, так говорится? Может быть, именно в Новый год он становится Дедом Морозом? И дарит подарки...