«А это точно Пушкин?»: как папаша шестиклассника взял школьную книжку и удивился ее нечитабельности

Наш журналист Артем Краснов уже высказывался о школьной программе по литературе, а тут столкнулся с ней в очередной раз из-за сына-шестиклассника. Взяв случайный фрагмент пушкинского текста, он очень удивился, что самый авторитетный русский классик иногда писал вот так...

Сын приволок 2/2 за сочинение по литературе. Нужно было читать роман «Дубровский», а он майнкрафтил. В наказание получил оное произведение и приказ читать до букв: «Печать офсетная, тираж 20 тысяч». Сидит, значит, пыхтит, пальчиком по строкам водит.

Я спрашиваю: «Ну медведь уже был?» Он такой: «Не знаю, не было вроде...» Я: «Так ты вообще понимаешь, о чем там речь?» Сын признается: «Вообще не понимаю». Я ему за честность плюс поставил, но психанул: «Блин, да что там понимать! Дай-ка сюда...» И начинаю декламировать:

«Троекуров, как из учиненной на той купчей надписи видно, был в том же году ** земским судом введен во владение, которое имение уже и за него отказано...»

Появляются признаки невроза, но продолжаю, не теряя самообладания:

«... и хотя напротив сего со стороны гвардии поручика Андрея Дубровского и представлена доверенность, данная тем умершим покупщиком Троекуровым титулярному советнику Соболеву для совершения купчей на имя отца его, Дубровского...»

Запульсировало левое веко. Легкий привкус дислексии.

«... но по таковым сделкам не только утверждать крепостные недвижимые имения, но даже и временно владеть по указу... воспрещено, к тому ж и самая доверенность смертию дателя оной совершенно уничтожается...»

Вот журналистов, например, казнят за жуткие канцеляризмы, словесные нагромождения или бездумный копипаст судебных документов, а классикам, получается, можно?

Хотя, справедливости ради, Пушкин не писал «Дубровского» для детей третьего тысячелетия, и претензии не по адресу.

Это в очередной раз возвращает нас к вопросу об адекватности школьной программы по литературе. Понятно, что процитированный фрагмент романа копирует решение суда, кой во время всякое велеречивостью отличается и толико долбанут, как ведомо должно быть читателю моему. Вопрос лишь в том, нужно ли грузить этим и без того перегруженных детишек, у которых словесные шарады ничего, кроме угнетения и страха, не вызывают. Мы думаем, что прививаем им интерес к чтению, но как бы не вышло наоборот.

Я знаю аргументы: надо нагружать мозги, это классика, это уровень... Но, блин, в своем прекраснодушии мы витаем в облаках, потому что дети не читают, а если и подчиняются из-под палки, не пропитываются. Им это всё незнакомо: коллежские асессоры, генералы-аншефы, «генвари» вместо января... Мы ставим планку на такую высоту, что они ходят под ней пешком. Мы уповаем на мудрых учителей, которые всё объяснят и разжуют, а они сами по молодости больше думают о кредитах и отпуске, чем о метаниях дворян XIX века.

Для начала бы просто привить им вкус к чтению, предложив книги, близкие их мировосприятию. Драмы и трагедии не только в XIX веке случились.

Совершенно другой взгляд на школьную программу у литературного критика Галины Юзефович: вот ее рассказ об опыте чтения нечитаемых текстов.

А вот интервью с автором знаменитого романа об эпидемии «Вонгозеро» Яной Вагнер.

Уральский писатель Алексей Сальников прославился дебютным романом и рассказал нам, что значит быть писателем сегодня.