На концерт группы «ДДТ» я шла со смешанным чувством. Не люблю, когда турне посвящено презентации нового альбома, потому что песен этих еще никто не слышал, слов не знает. А ведь русский человек, особенно когда хоть чуть-чуть выпьет, очень любит подпевать. Я прямо видела картину: полупустой зал, горстка особо преданных фанатов беснуется возле сцены, а на трибунах курсируют граждане с пивом и чипсами. Одни – туда, чтобы пополнить запасы, другие – обратно, чтобы с удобством съесть и выпить принесенный провиант. Потом другие – туда, первые – обратно. Туда–обратно. Туда–обратно…
Так вот зрелище меня ждало прямо противоположное: желающих выпить и закусить во время концерта было ничтожно мало. Публика была в зале, пела, слушала, танцевала, смеялась, внимала… Энергетика, которая шла со сцены, просто не позволяла оторваться от происходящего ни на минуту. Все два с половиной часа. И когда концерт закончился, никто не хотел расходиться. «ДДТ» уже спела на бис четыре песни, но поклонники требовали еще и еще. И выходили из зала с чувством неудовлетворенности: слушать песни Юрия Шевчука можно практически бесконечно. И я в душе порадовалась, что у меня впереди пресс-конференция, а значит еще 10–15 минут общения со звездой.
Но и здесь Юрий Юлианович доказал, что он неординарен во всем. Вышел в фойе с кружкой чая, доброжелательно улыбнулся растерянным журналистам, которые ожидали официального приглашения в зал, где за столом будет сидеть вся группа и каждый ее участник будет обозначен табличкой с именем и фамилией… Юрий Шевчук сразу взял инициативу общения в свои руки и начал с небольшой истории…
– У меня есть знакомый новый русский, у которого дома стоит большой аквариум. Так вот он, когда напивается, начинается с рыбами разговаривать. Хобби у него такое: с рыбками разговаривать и деньги предлагать.
– Вам предлагал?
– Да, но я не беру.
– Почему?
– Зачем мне у него деньги брать? Они у него неправильные. Но давайте лучше не об этом, давайте о концерте поговорим. Сегодня был очень тяжелый концерт...
– В чем это выражалось?
– Мы могли бы лучше сыграть, старались, конечно, чтобы этого не было заметно.
– Этого и не было заметно…
– Мы выложились по полной. Тяжело, конечно, вот так давать по столько концертов. Мы ведь начали с Владивостока и вот до Урала добрались. Теперь сделаем небольшой перерыв, уеду я в деревню.
– В какую, если не секрет?
– В свою, в Лебедевку. Там от деревни остались уже… рожки да ножки. Одни бабушки живут, доживают. У меня просто душа болит за русскую землю, потому что последнее, что осталось в России, – это земля. И сейчас ее очень сильно распродают тихой сапой. Например, у нас в совхозе бабушек уговаривают землю продавать по две с половиной тысячи рублей за квадратный метр. А потом богатым перепродают ее за две тысячи долларов! Обманывают народ.
– Что вы делаете на отдыхе?
– Гуляю. Надеваю тельник и с местными мужиками гуляю. Там у меня друганы есть: Серега, Володя, Лариска еще. Собаки деревенские опять же. Мы все вместе гуляем.
– Вы песни там пишете?
– Конечно. Мне только там и пишется.
– У вас там Болдинская осень?
– Да, у меня там и блоковская зима, и пушкинское лето, и что угодно.
– У вас есть гастрольный райдер?
– Райдер? Какой-то есть, конечно. Аппаратуру, например, мы с собой возим. Требования же к принимающей стороне у нас минимальные: какие-то бутерброды, вода. Алкоголь мы не пьем сейчас вообще, потому что мы так много работаем, что на питие сил уже просто не остается.
– Как молодой Шевчук поживает?
– Мореходку закончил. Балбес полный!
– Что вы делаете, чтобы он таковым не был?
– Читать заставляю. Классику. Не Мураками же ему читать с Паоло Коэльо! Достоевского пусть читает! Например, мы в деревне вдвоем читаем, вместе. Телевизора у нас там нет, и мы читаем. «Войну и мир» в последний раз читали. Петя у меня говорит: «Все-таки, папа, Наташа Ростова какая-то дура!» А я ему: «Подожди, сынок, подожди. Не такая уж она и дура. Дочитаешь до конца – узнаешь».
– Поэзию с ним читаете?
– Стихи он учит, но, зараза, быстро забывает. А так, конечно, Серебряный век, классику.
– Можно нескромный вопрос по поводу призывной кампании? Как вы считаете, нужно ли молодым парням отдавать долг родине таким образом?
– Конечно, надо! Если мы парней своих не будем отдавать в армию, то придет другая армия, чужая. И вот тогда будет похлеще. Я в армии бываю каждый год, езжу с шефскими концертами, вижу, что там творится. Не везде, конечно, все плохо. Все от командиров зависит. Когда моего сына в армию призовут, я отдам его хорошему командиру. Не каждый отец такое может сделать для своего ребенка, но я вам честно говорю. Есть хорошие командиры еще в нашей армии, не все так плохо. Есть, конечно, циники и сволочи, а есть хорошие. Как и музыканты.
– Что значит «хороший командир»?
– Хороший командир всегда идет впереди всех. Это метафора, не надо буквально понимать.
– Вы объявили войну попсе. Кто в ней сейчас побеждает?
– Ну я же не идиот! Меня таким рисуют, что я с дубиной бегаю за Киркоровым. Я сегодня говорил, что попса для меня – это снижение, глобализация грядущего мира, который мне не нравится. Там все одинаковое: люди, машины, песни, дома, мысли. Это уничтожение национальных культур, уничтожение духа. Поэзия – это возвышение языка, а попса – это его понижение. Попса – это унижение личности, превращение ее в бездушное существо, пожирающее пластмассу, молящееся золотому тельцу, мечтающее о пятнадцати холодильниках, пяти машинах и так далее. Я помню, когда мы выступали в этом зале в прошлый раз, был аншлаг. Сейчас зал наполовину. Рок-музыка становится элитарной, если так можно выразиться. Дело даже не в количестве людей на концертах, а в том, что насаждается сейчас акулами шоу-бизнеса этот попсовый ужас.
– Как с этим бороться?
– Один известный историк 19 века сказал: «Когда дух исчезает из песен, которые поет страна, страна исчезает». Судите сами… Россия страдает от этого пиратского насилия.
– Кстати, о пиратах. Вы сильно страдаете от их деятельности?
– Как и все.
– А все как?
– Все – сильно. (Смеется)
– Вы поддерживаете отношения с друзьями молодости: Вячеславом Бутусовым, Константином Кинчевым?
– Я с ними практически не общаюсь сейчас. Мы все живем по-разному. И по тем временам я не скучаю, потому что тогда существовало рок-движение, мы были вместе, шли к цели. А сейчас каждый идет своей дорогой, каждый в своей колее. Это нормально. Фазиль Искандер (я его часто цитирую) говорил так: «Крепки объединения только большой сволочи». А мы же все художники, все индивидуалисты, никто из нас не объективен. Мне отвратительно творчество Кинчева и Бутусова, а им – мое. Но встречаемся – хвалим друг друга. Все по-доброму.
– Вы сказали, что рок-движение ушло. Значит ли это, что сейчас русского рока как такового нет?