«За честность нам прощают всё»: в день рождения Виктора Цоя вспоминаем его концерт в Челябинске

21 июня исполняется 60 лет со дня рождения Виктора Цоя, песни которого слушают в России даже спустя три десятка лет после гибели лидера группы «Кино». В Челябинске периодически проводят концерты памяти музыканта, было несколько попыток организовать стену Цоя — сначала ее создали у ЦДС, затем на улице Свободы. Кстати, на Южном Урале сам Виктор Робертович бывал. Весной 1987 года он дал концерт в Миассе, затем приехал в Челябинск. Выступал в ЧПИ, Доме учителя, а вечером несколько часов провел в общежитии ЧелГУ. Один из организаторов концерта в политехе — рок-музыкант Михаил Северский — рассказал о том выступлении. Публикуем эти воспоминания от первого лица.

1987 год. Весна. После концерта в Миассе «Кино» приехала в Челябинск. Билеты-проходки на концерт были забавными: половинка почтовой открытки из «Союзпечати», на которой стоял штампик клуба филофонистов (коллекционеров музыкальных звукозаписей. — Прим. ред.). Продавали официально по рублю. Перед концертом, за пару остановок до зала политехнического института, фарцовщики предлагали билеты аж по пять рублей!

Около института — столпотворение. Вместимость зала — триста человек. На улице у входа — по меньшей мере полторы тысячи. ОКОД (оперативный комсомольский отряд дружинников) закрыл двери, никого внутрь не пропускают, даже по билетам.

Внутри происходит следующее. Местные комсомольские вожаки в импровизированной гримерке для музыкантов изучают список залитованных произведений, которые должны прозвучать нынче вечером. Первый вопрос: «А почему печать ленинградского отдела культуры? Почему не горисполкома партии?» Цой терпеливо объясняет, что в Питере культурой рулят, слава богу, не коммунисты, а музыковеды. «А почему здесь только названия песен, где тексты?» Цой невозмутимо говорит: «А тексты народ от Калининграда до Камчатки и так наизусть знает. И те, кто у нас в отделе культуры литовали песни, знают их, слышали». Комсомольцы вроде бы отстали.

Появляется некий майор милиции, который имеет свои претензии к группе: «А что это они так одеты? Они что, собираются на сцену в таком виде выйти? Посмотрите на их брюки!» «Киношники» переглядываются и смеются. Одеты они все в черное, немаркое: черные джинсы, курточки, свитерочки. У Тихомирова на шее бантом завязан шарф: простыл, и местные девочки ухаживали за ним. Из-за бантика прозвали котенком. Только у Цоя была концертная рубаха из желтого шелка (два любимых цвета — черный и желтый). И потом, откуда тогда взять было денег на концертные наряды? Майор волевым решением запрещает концерт.

Тем временем публика сметает комсомольцев, милицию и, сломав дубовую дверь, прорывается в зал — какие там контролеры-билеты! Через минуту зал забит до потолка: сидят на подоконниках, в проходах, на спинках стульев, просто на плечах друг у друга. «Кино» уже тогда могла претендовать на звание стадионной группы в любом миллионном городе. На сцене играет «разогрев» — местная металло-попсовая командешка. К микрофону выходит некий комсомольский вожак и объявляет, что концерт группы «Кино» отменен. Зал взрывается негодованием: «Витю на сцену! Не уйдем, пока не увидим Цоя!» Комсомолец ретируется.

В это время «киношники» выходят на улицу и демонстративно выставляют на крышу «жигуленка» Валерия Сергеевича Суханова (президента филофонистов) ящик пива. Открывают по бутылочке, закуривают. Это, для тех, кто не знает, — доблесть на грани измены родине: антиалкогольная истерия была в самом разгаре.

Внутри шум, суета и беготня. Майор вызванивает свое и партийное начальство. В зале в это время клавишник выступающей команды неудачно пошутил в микрофон: «"Кина" не будет!» На сцену полетели огрызки яблок, бумажки, подлокотники кресел, ботинок… Крики из зала: «Убирайтесь в дупло, черти, лопухи!!!» Музыканты спешно ретировались, не доиграв композицию. Зал скандирует: «"КИНО", "КИНО"!» После паузы выходит Цой. «Ребята, меня попросили вас успокоить. Ничего еще не потеряно. Подождите немного. И не ломайте зал, а то тогда точно запретят концерт».

Наконец, спустя часа полтора против запланированного «Кино» выходит на сцену. Шквал аплодисментов, криков, свист. Густав выносит на авансцену барабанчик и тарелочку и дает отсчет палочками. На первых же аккордах «Время есть, а денег нет» зал встает, загораются зажигалки, и все вместе с Цоем поют: «Дождь идет с утра, будет, был и есть…»

Странное ощущение от концерта группы. Играли они, честно говоря, так себе, между собой сыграны плохо, ошибались часто, иногда вообще играли и пели «по соседям», но драйв со сцены пер мощнейший. Мурашки по коже вспоминаются и через десятилетия. Словно океанской волной людей сметало с мест и поднимало вверх. Слышно плохо, особенно вокалиста (Витя и сам себя плохо слышал, постоянно просил добавить голоса в мониторы), аппарат-киловаттник не отстроен, колонки хрипят. И тем не менее — дикий драйв… Тексты тогда все знали наизусть, подпевали. Иначе как шаманством назвать подобное трудно. Непостижимо... Вспоминается фраза, сказанная как-то Цоем: «За честность нам прощают всё: неотстроенные гитары и аппаратуру, отсутствие певческого голоса, всякие шероховатости и недоделанности… За честность»