Один день со следователем: «смертельная» рутина

– Сколько было?

– У меня – 22. А по другой «земле» – всего пять, представляешь?! – ответил молодой человек, сосредоточенно записывающий что-то в потрепанный журнал советского вида.

– Много, – присвистнул его собеседник. – Надеюсь, у нас поспокойнее будет.

Такими репликами обменивались следователи СКП РФ в субботу в 8 часов утра. Вадим Шпигун заступал на дежурство после неспокойных суток напарника. А названные цифры означали число выездов на трупы за последние 24 часа.

Комната, где происходил разговор, располагается в УВД Челябинска, на ее двери красуется лист формата А4 с надписью «Комната отдыха следователей прокуратуры, СМЭ». Обстановка очень... мужская. Три дивана, на них – потрепанные подушки. Стол с чайником, микроволновкой, телевизором и стопкой видеокассет – исключительно боевики и ужасы.

Обычно следователь представляется неким процессуальным механизмом расследования. И мало кто знает, что их работа – это не только допросы, очные ставки и оформление многочисленных документов. Каждый, согласно графику, должен выходить на суточные дежурства по городу. В эту субботу смена выпала старшему следователю отдела по Металлургическому району Челябинска СКП РФ Вадиму Шпигуну.

В следователи за компанию

Вадим, наливая кофе, объяснял, что, пока не поступят заявки, придется просто сидеть, коротая время за просмотром телевизора. Многие следователи предпочитают вздремнуть на диване, ведь неизвестно, какая выдастся ночь.

Дверь распахнулась, и в комнату влетел, кажется, совсем молодой парень. Выяснилось – тоже следователь, но из Калининского отдела. Евгений Меркулов – второй дежурный по городу. Районы поделены на две части: Вадиму достались Калининский, Курчатовский и Металлургический, а Евгению – Центральный, Советский, Ленинский и Тракторозаводский.

Абсолютное большинство заявок поступает от родственников людей, умерших своей смертью, чаще всего пожилых. Следователь на пару с судмедэкспертом должен прибыть по адресу. После осмотра умершего, если не возникает вопросов о причине смерти, он выдает направление на сохранение тела в морг. Если у эксперта или следователя появляются сомнения, то тело направляют на вскрытие. И совсем другое дело – насильственная смерть. Тут уж приходится тщательно составлять протокол осмотра, который впоследствии будет приложен к материалам уголовного дела.

«Наверное, хочешь на «мокруху» попасть? – улыбается Вадим. Согласно классике жанра, каждый криминальный журналист мечтает оказаться первым на месте преступления. – Недавно к нам практикант приходил, так он все ждал: ну, когда, когда «мокруха». А потом одна-вторая-третья, и энтузиазма поубавилось».

К слову, и сам 26-летний Вадим Шпигун в следственном отделе работает со студенческой скамьи. Причем на юрфак он попал, можно сказать, случайно. После школы не знал, куда пойти учиться и выбрал профессию за компанию с товарищами. Уже будучи студентом (тогда еще не было Следственного комитета, и расследования тяжких преступлений велись в рамках отделов прокуратуры), он работал в качестве общественного помощника. По иронии судьбы друзья Вадима не закончили вуз, а он успешно работает в Комитете, более того, стал лучшим следователем по итогам 2009 года.

Клоун-педофил

Первые заявки по районам Вадима поступили только через пару часов после начала дежурства. Мы погрузились в УАЗик УВД, за рулем которого сидел милиционер-водитель, и отправились в морг за судмедэкспертом. Если честно, я ожидала увидеть крупного мужчину, сыплющего циничными шуточками. Но в машину села молоденькая хрупкая девушка Анна с несколькими неформальными сережками в ухе. Судачат, что у нее и в языке пирсинг, но спросить, так это или нет, не представилось возможности – судмедэксперт Анна оказалась не слишком общительной. Вадим же, в отличие от нее, по дороге в Металлургический район, куда мы ехали на первый вызов, с увлечением рассказывал о делах, которые приходилось расследовать.

В районах большинство тяжких преступлений – это убийства после распития спиртных напитков. О них Вадим говорит как о нудной текучке, присутствующей в любой работе. Эмоции же появились, когда затронули тему педофилии.

– «Закрывал» я одного года полтора назад… Девочка увидела в телефоне у 13-летнего одноклассника видео, сама понимаешь, какого содержания. Рассказала родителям. Начали работать, и знаешь, кто оказался? Клоун цирка! – рассказывает Вадим. – Семья у мальчика была пьющая, ну, тот начал к ним захаживать. Продукты приносил, спиртное. А пока родители пировали, в соседней комнате развлекался с ребенком. Посадил я его. Не помню уже, сколько суд дал, лет 12, по-моему.

– А заказное убийство бывшего замдиректора «Мемориала» Алексея Марьина в вашем районе кто расследовал?

– Я и расследовал. Интересное дело, такие раз в пятилетку попадаются… – договорить Вадим не успел, пришлось подключаться к поискам адреса в частном секторе на улице Хлебозаводской: водитель отчаянно пытался понять, почему местность не совпадает с его картой.

С горем пополам отыскав нужный дом, следователь и судмедэксперт прошли в показанную родственниками комнату, где на полу лежал мертвый пожилой мужчина. Пока Анна по-хозяйски осматривала тело, Вадим попросил паспорт скончавшегося и начал задавать лаконичные вопросы:

– Что произошло?

– Он пил. Как 12-го пенсию получал – так и пропивал, – ответила сноха. – Вчера закрылся, а сегодня было что-то подозрительно тихо. Мы дверь взломали, и вот. Наверное, упал.

– Болел? На учете у врачей состоял?

– Нет.

Из комнаты вышла Анна и, на ходу снимая перчатки, кратко бросила Вадиму: «Без». Это означает – без видимых признаков насильственной смерти. Но, несмотря на это, следователь выписал направление на вскрытие – необходимо установить точную причину смерти. «Наверное, упал» – это не аргумент.

Следующий адрес отыскали быстро. Да и вопросов никаких не возникло. Пожилая женщина, больная сахарным диабетом, перенесшая два инсульта, сахарную кому. После слова «без» от Анны, Вадим выписал направление на сохранение тела в морг, по которому родственники смогут забрать тело для похорон.

На «мокрухе»

Затем была еще одна болевшая пенсионерка, а вот четвертый адрес обещал быть интересным – «девушка, 1988-го года рождения», сообщили следователю по телефону. Старый трехэтажный дом на проспекте Победы. В просторной комнате окна выбиты, стены в копоти, будто в помещении костры жгли. Запах невыносимый. Посередине лежит тело молодой девушки с очень бледной кожей. Рядом рыдает другая девица, как потом выяснилось, подруга. Тут же пропитого вида тетка прямо при нас наливает в стакан водки и замахивает, мол, за упокой. У двери околачивались два грязных существа, вроде, мужского пола.

Судмедэксперт, осматривая тело, констатировала следы инъекций – наркоманка. Подруга скончавшейся истерично кричала, что ее убили врачи скорой помощи: «Они приезжали по вызову (видимо, ломка стала невыносимой. – Прим. автора). Что-то вкололи и уехали. А у нее аллергия, ей стало плохо, и она умерла».

Дышать с каждой минутой становилось все сложнее, рвотный рефлекс настойчиво напоминал о своем существовании. Трудно было, видимо, не мне одной: Вадим быстро выписал направление на вскрытие, и мы облегченно покинули клоаку.

Честно говоря, примерно на этом адресе я потеряла счет трупам. От разных квартир уже рябило в глазах. Был еще один старичок, потом зэк, скончавшийся в исправительной колонии №3 от ВИЧ, СПИДа и букета других болезней. Затем молодой человек, упавший в ванной, предварительно, из-за приступа эпилепсии.

Без «мокрухи» в смену Вадима Шпигуна все-таки не обошлось. Около 15 часов поступил сигнал об убийстве в подъезде на улице Молодогвардейцев. К нашему прибытию во дворе дома уже стояло несколько милицейских машин. В подъезде на первом этаже пол закапан кровью. Пешком мы поднялись на 9-й этаж, где у лифта лежало тело мужчины с ножевыми ранениями. Было понятно, что он из последних сил пытался добраться до своей квартиры, но не успел. Тут же на лестничной площадке плакали родственницы. Обстановка гнетущая, но сотрудники следственно-оперативной группы словно не замечали этого, видимо привыкли к таким эмоциям.

Вадим попросил табурет, сел рядом с трупом, приготовил протокол осмотра и сказал Анне: «Ну, твой выход». Эксперт, осматривая тело, начала диктовать результаты осмотра: описывала одежду, обувь погибшего, количество травм, их характер и прочее. Шпигун скрупулезно записывал. В это время прибыл еще один следователь – дежурный по району. В его задачи входит осмотр места происшествия и составление соответствующего протокола. Тут же за дело взялись и эксперты-криминалисты, приступившие к снятию отпечатков пальцев. Работа кипела.

Завершив составление протокола, Вадим дал подписать его двум понятым, присутствовавшим при осмотре тела. С места преступления возвращались обратно в УВД – заявок больше не поступило. Я поймала себя на мысли, что вздрагиваю при каждом звонке телефона Вадима: «Хоть бы не очередной вызов…». Волей-неволей вспомнился коллега Вадима, которому накануне пришлось отработать 22 (!) заявки.

Уже вечером мы первый раз за день поели, после чего с удовольствием принялись смотреть первый попавшийся фильм. Предполагалось, что я должна продежурить со следователем полные сутки, чтобы почувствовать всю «прелесть» его работы. Но вызовов не было, а глаза стали слипаться, и около полуночи я малодушно сбежала, чтобы выспаться в родной постели.

На следующий день, созвонившись с Вадимом Шпигуном, я узнала, что за ночь не поступило больше ни одной заявки и он спокойно дремал до утра. У него впереди один выходной, большую часть которого следователи обычно тратят на сон. А затем снова допросы, очные ставки, бумаги... до следующего дежурства.