Владимир Досаев, директор Челябинского театра оперы и балета: «На реорганизацию театра можно потратить год, дальше нужно заниматься только развитием»

Впервые за многие годы можно порадоваться за Челябинский театр оперы и балета. У его нынешнего директора есть не просто имя в театральных кругах, у него есть имидж талантливого менеджера и творческой личности. Но пока ситуация складывается не так легко и просто, как хотелось бы. Коллективу театра не хватает веры, терпение музыкантов и артистов растрачено в боях с прежними руководителями. О дне сегодняшнем, перспективах ближних и дальних мы говорили с гостем нашей редакции Владимиром Досаевым.

Выбор сделан

– Вы не сразу согласились занять предложенный вам министерством культуры пост директора театра оперы и балета Челябинска. В чем была причина?

– Месяца три-четыре думал. Одновременно мне поступило еще несколько предложений. Для меня театр оперы и балета – совершенно другая история, совершенно другое творческое направление. Плюс семью нужно перевозить в другой город – это тоже непросто. И в психологическом плане вопрос для меня решался достаточно сложно. Но в конечном итоге я выбрал Челябинск, потому что здесь много знакомых и есть друзья, акклиматизироваться в этом городе все-таки мне проще и ситуацию лучше знаю. Да и в Магнитогорск ближе ездить. Выбор был сделан.

– Сложно ли было оставить Магнитогорский драматический театр, ведь по сути вы его заново создали?

– История сложная. В то время в театре проблем было столько, что он был разбит на два лагеря, одна делегация шла к главе города, другая – к секретарю горкома партии. В конце-концов, как областной театр, он был закрыт и открыт уже, как муниципальный. В 1991 году, когда я пришел в театр, там была только сильная труппа, которую привез режиссер Валерий Ахадов. Он пришел на несколько месяцев раньше меня, я тогда работал директором филиала Челябинской филармонии в Магнитогорске, мы с ним случайно познакомились и понравились друг другу, поняли, что мы совместимы. Поэтому я согласился стать директором театра.

– Что делил прежний коллектив драматического театра?

– Все делили, видимо, накопилась какая-то усталость, переросшая в непримиримую войну. И постепенно театр, как творческий организм, практически исчез. Пришлось создавать по сути новый коллектив – начиная с подбора кадров, репертуара, плюс приходилось ходить в суды, потому что все обиженные подали заявления. Надо было делать ремонт, обновлять оборудование. Но самое сложное во всем этом – заново создавать имидж. К тому времени зритель уже не ходил в театр. А когда я уезжал из Магнитогорска, в театре каждый месяц были аншлаги. Это приятно. И дело, которому отдано было столько сил и времени, конечно, удерживало меня. К тому же не было преемника.

– Сегодня преемник уже есть?

– Нет, обязанности директора исполняет мой заместитель по зрителю. Но, к сожалению, у моих опытных замов нет высшего образования, так сложилось. Когда бываю в Магнитогорске, захожу в театр, чем могу, помогаю.

– Но вы же один раз уже уходили из театра в управление культуры Магнитогорска и оставались в драме консультантом, сегодня такое невозможно?

– Тогда было все проще, я находился в Магнитогорске и каждый день бывал в театре. Сейчас, конечно, это невозможно. Во-первых, расстояние. Во-вторых, объем работы в оперном театре просто огромный, для Магнитогорска сил уже не остается. Единственное, что пока курирую – это поездку театра на фестиваль «Лучшие российские спектакли в Израиле» и очень поверхностно – работу над постановкой спектакля «Ромео и Джульетта». Его ставят режиссер Максим Кальсин и балетмейстер Мария Большакова, она в Челябинском оперном театре в свое время поставила балет «Слуга двух господ» и мы уже договорились о его восстановлении.

– Когда предполагаете перевезти семью в Челябинск?

– Думаю, не раньше осени.

Глинки не будет

– Вероятно, двух месяцев вашего пребывания в театре оперы и балета было не достаточно даже для того, чтобы ознакомиться с документальной частью всего процесса, и все-таки, уже был разговор о творческой программе театра на ближайшее время? Театр обветшал именно в постановочной своей части, он теряет зрителя.

– Достаточно мягко сказано. По сути, я вернулся к тому комплексу вопросов, с которого начинал в Магнитогорске. Все требует серьезного подхода – неукомплектованность коллектива, «ветхость» части спектаклей и самого здания. Вчера посмотрел, сколько было премьер. За последние два сезона вышло два взрослых спектакля и один детский. Если сравнивать с Екатеринбургским театром оперы и балета, то там за это же время в сезон выпускается как минимум четыре спектакля и один восстанавливается.

– В чем проблема?

– С одной стороны, в размере поступлений бюджетных средств на постановки, с другой, в сборе средств от продажи билетов. В ближайшее время у меня состоится встреча с заместителем губернатора Вадимом Михайловичем Евдокимовым, где будут обсуждаться проблемы и будущее театра. Что касается сборов, то в связи с отсутствием премьер в зале нет зрителя, а у зрителя нет ощущения локтя. Те, кто приходят на спектакли, наверняка чувствуют себя неуютно в незаполненном зале. Изменить эту ситуацию одномоментно нельзя, но нужно уже сегодня начинать делать все для этого.

– Долгов у театра много?

– (Смеется.) Смотря как считать! Но в основном это текущие долги. Надеюсь, что к лету мы основную их часть погасим.

– Долги гасите за счет аренды?

– И за счет проведения сторонних мероприятий тоже. Но, конечно, хотелось бы зарабатывать своим трудом, своими спектаклями. Это не простая задача, но решаемая.

– Этот год для театра юбилейный. Предполагалось, что уже в этом сезоне будет поставлена опера Глинки «Жизнь за царя», обещали также «Орфея и Эвридику»...

– Ничего этого не будет. Этот сезон мы закроем премьерой двух одноактных балетов Стравинского – «Свадебка» и «Жар-птица». Один балет делает Режис Обадиа, второй – Константин Уральский. Сейчас мы сдвинули время отпуска – коллектив уйдет отдыхать в июне, вернется в августе, чтобы 1 августа приступить к репетициям спектаклей нового сезона.

– Не весь коллектив был с этим согласен?

– Все-таки большая часть коллектива согласилась. Я пока не выходил на общее собрание, все доводил до людей через руководителей цехов. Приятно, что большая часть коллектива согласилась передвинуть отпуск. По премьерам следующего сезона могу пока сказать, что будет одна большая опера и новый балет. Надеюсь, еще один балет мы восстановим. Еще идет речь о постановке оперетты. Планы большие, потому что необходимо менять репертуар и занять людей, чтобы они почувствовали загруженность и необходимость. Если это произойдет, то жизнь коллектива внутри тоже начнет резко меняться. Очень на это надеюсь.

На три года вперед

– После поездки в Москву стало понятно, почему «Лоэнгрину» не дали «Золотой маски» ни в одной из номинаций?

– Главное – не награда, а участие. Мы получили только дипломы участников. И это реальность. Соревноваться с первой тройкой театров страны мы пока не готовы ни по составу, ни по деньгам. Но то, что спектакль был замечен, приглашен на фестиваль и получил хорошую прессу, радует и вселяет уверенность в будущее.

– Когда вас приглашали на эту должность, наверняка обещали всяческую поддержку?

– И я на нее надеюсь, потому что определенный карт-бланш мне был дан. Если сейчас сложившуюся ситуацию не взломать, то перспектива развития не просматривается.

– У вас есть план развития театра на дальнюю перспективу?

– Хотелось бы иметь стабильный коллектив, стабильную финансовую историю, хотелось бы сделать капитальный ремонт в театре. По многим позициям здание этого требует. То, что сегодня я делаю, должно работать на перспективу. На днях состоялось второе уже совещание по созданию в Челябинске балетной школы. О балетном училище речи нет – это требует иных ресурсных возможностей. Тем не менее создана рабочая группа, и мы движемся вперед. Педагоги в своей основе будут из театра, и профессиональные занятия будут проходить в театре. Очень надеюсь, что все получится и к следующему учебному году Южно-Уральский институт искусств получит лицензию на обучение по программе балетного училища уже на базе колледжа культуры. Конечно, мы не собираемся выпускать артистов балета в том объеме, как Пермь или Уфа, но через какое-то время мы должны закрыть основную потребность театра в кадрах. Еще мы ведем переговоры с ректором Южно-Уральского института искусств Павлом Ивановичем Костенком по поводу обучения будущих артистов хора. Он готов к сотрудничеству, чтобы студенты старших курсов института проходили в театре практику и стажировку.

– Это связано с тем, чтобы не приглашать в театр иногородних специалистов?

– Я не говорю о том, что их не будет совсем, но мы должны думать о перспективе и постепенно снижать проблему нестабильности в коллективе. И есть желание построить камерную сцену для театра, потому что сегодня все популярнее становятся монооперы, камерные оперы и балеты, творческие встречи, концерты. Все это не требует большого зала. Во многих театрах страны камерные сцены уже появились, в прошлом году я видел это в Новосибирске. Сейчас при реконструкции театра в Самаре также создали камерную сцену. У нас есть очень небольшой участок земли, и я каждый день на него смотрю. (Улыбается.) При правильной архитектурной планировке зал на 200 мест там, по-моему, вполне возможен. Мы уже говорили с Антоном Гришаниным о возможности в следующем сезоне поставить монооперу.

– Как складываются отношения с Антоном Гришаниным?

– Нет сомнений, что это талантливый человек. Поэтому на сегодня для театра очень важно, чтобы он остался, и согласие Антон Евгеньевич уже дал – быть главным дирижером. Также он будет заниматься художественным руководством.

– Но не будет главным лицом в театре?

– Есть две модели театра, когда первым лицом является директор или когда главным в театре становится художественный руководитель. Но я всегда работал в менеджерском театре, где директор был первым лицом. На самом деле, все зависит от людей и их взаимоотношений. Если в этом плане все складывается хорошо, то не важно, кто первый и кто второй. Мне повезло. Со всеми режиссерами в Магнитогорске, за одним исключением, у меня складывались хорошие отношения. И уходили они из театра не по причине конфликта – двоих «украло» кино. Думаю, что с Антоном Гришаниным у нас сложатся нормальные рабочие отношения. Сейчас мы работаем над репертуаром, я беру диски и смотрю те произведения, которые он предлагает к постановке.

– Будете ли искать главного режиссера?

– Не знаю, насколько это важно для нашего театра оперы и балета. Если будет видна его загрузка, то да. Если это будет личность – то да. Сегодня несколько иная практика постановки новых спектаклей – режиссер-постановщик, как правило, привозит свою команду (художника, балетмейстера, дирижера).

В отпуск по-новому

– Уже знаете, сколько из губернаторских дополнительных миллионов достанется оперному театру?

– Пока не знаю. Известно, что будут выполнены обещания по постановке двух балетов Стравинского, над которыми сегодня продолжается работа. И выделена часть средств для начала работы над оперой.

– Вы сказали о капитальном ремонте театра, это не предполагает его закрытия на определенное время?

– Теоретически театр можно не останавливать и я об этом в своих предложениях заместителю губернатора написал. Зал сегодня в нормальном состоянии, особых претензий нет, поэтому театр может работать. Что касается закулисной части, то ремонт можно проводить, не останавливая творческого процесса.

– О квартирном вопросе много раз говорилось. На сегодняшний момент приняты ли определенные решения по данной проблеме?

– На сегодняшний день вести речь о бесплатном жилье уже невозможно. Есть программы для бюджетников, для молодых семей. В них можно и нужно участвовать.

– Как в таком случае удержать нужных театру людей?

–Все творческие люди подвержены движению, и удержать их при всем желании невозможно. И здесь такое движение есть и будет. Другое дело, что сегодня мы не можем конкурировать даже с близлежащими театрами. В Екатеринбурге, к примеру, оперный театр получает федеральный грант, и зарплаты у артистов на порядок выше. Там тоже нет жилья, но артисты едут в театр, потому что зарплата больше. Нормальная человеческая история. Однако нельзя во всем винить губернатора, правительство, мы сами должны учиться зарабатывать и доплачивать людям из своих средств.

– Кстати, вы передвинули отпуск в связи с иркутскими гастролями, надеетесь извлечь из этого большую пользу?

– Да, мы соберем больше денег, чем заработали бы сами. Это однозначно. С другой стороны, прежнее планирование отпуска не считаю правильным. Получается, что люди в самое пекло находятся в городе, хотя активный сезон заканчивается в середине июня. Да, они репетируют, но потом уходят в отпуск и все забывают. Вернувшись из отпуска, все начинают с нуля. Принципиально неверный подход. С этого года мы будем уходить в отпуск в середине июня, чтобы в августе начинать подготовку к сезону. Считаю это более разумным.

– А почему вы до сих пор не выходите на общее собрание коллектива?

– Не боюсь выхода на общее собрание. Но для этого нужно быть готовым говорить о конкретных вещах. Сегодня же я пока не могу назвать даже конкретных названий спектаклей, потому что вопрос окончательно не решен. А с коллективом мне хотелось бы говорить не только об этом сезоне, а о трех ближайших сезонах. Надеюсь, что этот вопрос будет закрыт в ближайшие дни. Артисты должны знать перспективу своего существования в театре. Помимо этого, коллектив волнует вопрос, будут ли гастроли, когда и где? Сегодня мы ведем переговоры с двумя импресарио по зарубежным гастролям. Есть наметки гастролей по России, по области в этом году поездки точно будут. Я предложил участие театра в «Фестивале высокой музыки», который будет проходить в Челябинске в сентябре этого года. Мы можем поехать в Озерск и Магнитогорск, где фестиваль также будет проходить. А дальше нужно говорить о серьезных гастролях. Мы уже обсуждали с директором екатеринбургского театра перспективу обменных гастролей. Нет ничего невозможного. Поэтому до отпуска, я уверен, собрание в театре состоится, мне будет о чем говорить с коллективом.

«Умеет работать – будет работать»

– Скажите, вы жесткий человек в кадровых вопросах? Чистки ожидаются?

– Слово «чистки» не из моего лексикона. Но расставаться с отдельными работниками придется.

– Не погорячились, уволив всех контролеров? Почему было не объявить на первый раз выговор?

– Это был чистый прогул. Даже в табеле отмечено рабочее время. Кстати, несколько человек осознали свою ошибку. Они заново взяты на работу. Остальные пошли в прокуратуру и суд. Как-то все забыли, что заработная плата – это плата за работу.

– Надеетесь, что на мизерную зарплату можно будет найти других контролеров в театр?

– Это миф, что невозможно найти людей на вакансии. Я это проходил – даже на низкую зарплату находятся люди, и порой лучше прежних. Кстати, новые люди уже работают. И работают по-другому. Для них приход зрителя – праздник, а не проблема. Дисциплину в театре придется наводить – другого выхода нет. Есть и другие ситуации: люди подрабатывают в нескольких местах, при этом интересы подработки ставятся на первое место. Так быть не должно, потому что в театре они получают основную зарплату. Я не против подработки, но интересы театра должны быть на первом месте. Понимаю, люди привыкли так жить, отвыкли от основной задачи.

– Как поступаете с теми, кто не согласен с вашей концепцией?

– Если человек хочет и умеет работать – он будет работать. В Магнитогорском театре работали люди, которых я чисто по человечески не переносил, но они выполняли свою работу хорошо, и никто их не трогал. И сюда я не привел никого за собой, нет у меня своей команды. Знакомлюсь с заместителями, со службами, хочу понять, кто чего стоит. И люди должны понять – сработаются они со мной или нет. Я им выставляю определенные требования – где-то мягко, где-то жестко, где-то с шуткой. Может быть, с кем-то придется расстаться в конце сезона, а может, еще год отработаем или много лет – все зависит от людей. Если они перестроятся на работу в нужном ритме, будем работать. Другого выхода просто нет, мы не можем растянуть реорганизацию театра на 20 лет. Мы должны ее закончить к концу следующего сезона, заниматься этим дольше я бы не хотел, дальше нужно заниматься только развитием.

– Владимир Александрович, из вашей биографии известно, что вы родились в Магнитогорске и окончили Уфимский педагогический институт, но работаете не в школе и не в вузе, а в культуре долгие годы. Почему?

– Еще в школе я мечтал быть историком и даже поступал в Петербургский университет, и даже профильный предмет сдал на пятерку. (Смеется.) Потом была служба в армии, и там я впервые «дедморозил», хотя никаких задатков у меня к этому не было. После этого был Магнитогорский пединститут. Вот там все и началось – у меня появились друзья, которые активно занимались бардовской песней, любили театр, входили в неформальные поэтические круги. Я окунулся в творческую атмосферу, и постепенно это стало моей профессией. Я занимался организацией праздников в институте, фестивалей, руководил политбоями – тогда запретили КВН и мы придумали КВН с политическим уклоном. Неожиданно пришел в институт актер театра «Буратино» Ибрагимов и предложил создать студенческий театр, поручили это дело мне. Я стал неформальным директором студенческого театра. Потом мне отдали организацию дискотек. Утром я приходил на занятия, кто-то прибегал и говорил: к ректору. Я уходил и больше на занятиях не появлялся. Это в конечном итоге стало причиной моего ухода на заочное отделение в Уфу. Пока я там учился, меня пригласили на работу в комсомол, где я занимался практически тем же самым – организацией праздников, дней города, слетом самодеятельной песни. Когда закрылся Грушинский фестиваль, у нас проходили большие слеты, все стали ездить в Магнитогорск. А потом меня пригласили в филармонию, где я отработал более четырех лет.

– Почему же ушли в драму?

– Мне стало скучно в филармонии. Постепенно устал от всего этого. Тут появился Валерий Ахадов, появились новые возможности.

Автономная свобода

– Известно, что вам удавалось напрямую приглашать в Магнитогорск действительно великих музыкантов – Рихтера, например.

– Да, каждый месяц к нам приезжали музыканты с именами. Почти все большие оркестры побывали в Магнитогорске – оркестр под управлением Федосеева приезжал тогда только в Магнитогорск, минуя Челябинск. Фестиваль советско-индийской дружбы мы провели, хотя город был закрытым. Но мне удалось договориться с Союзконцертом.

– Часто мелькает фраза, что даже в кризисные для экономики времена вам удавалось добывать для Магнитогорского театра драмы деньги – врожденный талант менеджера или огромные связи?

– По разному бывало. К примеру, когда у нас был кинофестиваль «Хрустальная слеза» с президентом Анни Жирардо, в самый последний момент спонсор отказался финансово помогать. И вот я сидел в кабинете, не зная, что делать, вечером должно состояться закрытие, нужно было выплачивать премиальные, фестиваль-то был призовой, но где взять денег? И вдруг стук в дверь, пришел человек, представился, спросил о проблемах. И через час принес деньги. Пришел бы через день – уже была бы другая история. Но он пришел, когда было нужно. Сегодня ситуация кардинально изменилась. Раньше люди проще расставались с деньгами, хотя было их меньше. Сегодня денег больше, но расстаются люди с ними неохотно – может быть, сложнее их стало зарабатывать, может быть, бизнес понял, что бывают черные дни, а, может, просто потому, что сегодня можно купить себе яхту и даже остров в океане... Сегодня серьезных спонсорских денег в культуре практически нет. Тем не менее их нужно искать и мы будем продолжать это делать. Сейчас, когда на выпуске два одноактных балета Стравинского, партнерами театра стали ЗАО «Челябинский завод металлоконструкций» и ОАО «Фортум».

– Сложно, наверное, говорить и о попечительском совете при театре?

– Он возможен, если его возглавит, к примеру, губернатор. В том же Екатеринбурге попечительский совет при филармонии создавался по инициативе Эдуарда Росселя. Отсюда и результат.

– Почему вы с оптимизмом смотрите на такую форму существования театра, как автономное учреждение?

– Потому что я был инициатором перевода Магнитогорского драматического театра в автономное учреждение, сам готовил документы, когда был начальником управления культуры. При этом никто не понимал, зачем я это делал. Даже глава города был против, потом сказал: «Пусть помучается». Но мы в результате по-другому стали жить и дышать. Мы получали деньги в виде квартальных субсидий и могли использовать их для сегодняшних нужд, понимая, конечно, что в конце квартала должны подумать о зарплате и коммуналке. Но если мне нужно было вложить эти деньги в постановку спектакля, я делал это и никто меня не ограничивал. Выпустил спектакль, поставил в продажу, собрал деньги и компенсировал зарплату. Появилась свобода. У театра появился валютный счет. Деньги за аренду поступали напрямую в автономное учреждение, а здесь они уходят государству. И прямой заинтересованности у театра нет, есть только головная боль. На самом деле плюсов у автономного учреждения культуры много. Но есть, конечно, пока не отработанные вещи. Знаю, что Свердловский театр музкомедии тоже перешел в автономию. Может быть, и здесь мы сможем перейти на эту систему, но не сегодня.

– После того как вы познакомились с делами театра, с коллективом, чего больше в настроении – оптимизма?

– Продолжаю активно знакомиться. В первые дни было намного тяжелее, постоянно возникал вопрос: зачем? В Магнитогорске ведь все уже было по Жванецкому: «Все так настроено, что могу неделю не приходить». (Смеется.) А здесь пока все сложно. Но вопрос «зачем» постепенно уходит.

– Успели полюбить новые стены?

Для того чтобы полюбить, надо очень многое сделать. Моя задача сегодня – создать коллектив, который сможет хорошо работать и идти только вперед.