«Прилетит — убьет». Лазаем по «зоне отчуждения» вокруг Копейска, которая выглядит как декорация к вестерну

Копейские «прерии» колоритны — хоть фильмы снимай. То оранжевая гора причудливой формы, то водные разливы или наморщенные борта карьеров, на которых упражняются байкеры. Эти места покорили меня еще в 2020 году, когда мы готовили репортаж, совпавший с Днем шахтера. Я часто бывал в самом Копейске, но прилегающий к нему округ — это совсем другая история. Во-первых, он огромен. Во-вторых, половину его территории занимают поселки, а вторая — этакая «зона отчуждения», оставшаяся после яростной угледобычи XX века. Эти площадки до сих пор неспокойны, здесь земля буквально уходит из-под ног, а вода выпрыгивает наружу в самых неожиданных местах, затопляя дома. В этом году мы решили снять видеорепортаж о Копейске и его терриконах, проехав округ от южных терриконов до северных. Ролик ниже, а далее — путевые заметки и несколько говорящих фотографий.

У одного из терриконов я остановился сверить маршрут по навигатору, и проезжающий мимо водитель самосвала крикнул в окно:

— Аккуратнее: впереди большой провал, мы палку воткнули, чтобы видно было, но всё равно не подъезжай близко.

Спасибо водителю. Провал оказался коварным: аккуратная дыра в земле размером с колодезный люк, а внизу склеп как раз под легковой автомобиль.

Около террикона бывшей шахты «Центральная» работал трактор, загружая красную породу в самосвал. Увидев, как я снимаю склоны, текстурой напоминающие торт «Наполеон», тракторист сказал:

— Эй, ты бы не подходил так близко: сверху камень полетит — убьет как пулей, убежать не успеешь.

В подтверждение его слов наверху террикона появляется пыльный буран, превращающийся в миниатюрную лавину, тоже пыльную. Камни сыпятся со спелым стуком бильярдных шаров.

— А вы сначала террикон сверху осыпаете, а потом уже грузите в самосвалы? — уточняю я.

— Не, мы снизу ковшом цепляем, а потом разбегаемся, — то ли в шутку, то ли всерьез отвечает он. Но, похоже, всерьез.

По сравнению с обстановкой пятилетней давности всё же видны изменения: сами терриконы почти те же, но жуткие постройки бывшей шахты «Комсомольская» полностью разобрали, а проезд почти ко всем терриконам закрыли бетонными блоками, и это правильно — риски оказаться под грудой породы тут совсем не нулевые.

На меня произвели впечатления рассказы местных о коварстве терриконов: поскольку извлеченная из земли порода начинает окисляться и выгорать, внутри этих сопок образуются горячие полости — фумаролы. И если не хочешь запечься, как крошка-картошка, лучше на них не залезать. Сейчас, конечно, терриконы старые, но характер у них всё равно хищный.

Вокруг Копейска есть несколько именных поселков, например, Старокамышинск и Бажово, но большая часть — безликие, номерные. Поселок шахты № 44, 2-й участок, поселок шахты № 205, а то и вовсе одинокая улица… Сейчас решение селить людей прямо возле шахт вызывает вопросы, но задним умом все сильны. Когда-то это было дешево и удобно, а теперь поселки страдают от шахтерского прошлого, в первую очередь из-за мстительной воды.

Эти земли были болотистыми и водными еще до угольного века, который для Копейска почти идеально совпал с веком двадцатым. Но те болота и озера, возникшие на месте древнего моря, были уже оседлыми, остепенившимися. Во время угледобычи землю подвергли масштабному терраформингу, из-за чего многие поля тут напоминают прерии с клочковатой травой и отдельно растущими деревьями. И вода на них стала возвращаться и выходить наружу в нерасчетных местах.

По пути к одному террикону, в пустынном поле, я встретил человека с лопатой: издалека он напоминал Джонни Деппа из рекламы какого-то дезодоранта.

«Закапывает кого-то», — подумал я.

На обратном пути разговорились. Оказалось, всё наоборот: человек с металлоискателем выуживал из-под земли артефакты прошлого. Сегодня улов был небогатый: гаечный ключ, зуб экскаватора и какая-то мелочовка. Золото? Нет, золота не встречалось, но однажды ему удалось найти крышку от немецкой фляжки. Вероятно, оставшуюся от пленного.

Сталкер с металлоискателем рассказал мне, что поле, на котором мы стоим, — это отвал. Он настолько огромен, что мы не ощущаем себя на его вершине. Это громадное плато, образованное на месте откачанного озера, засыпанное сверху грунтом и зарастающее неряшливой травой. Посреди плато из ниоткуда в никуда идет старая асфальтовая дорога.

Я поехал посмотреть один из открытых разрезов, к которому вела улица 2-я Гортоповская: вероятно, она относится уже к самому Копейску. По пути меня перехватил местный житель:

— Вы из инспекции? — спросил он. — С телевидения? А какой канал?

Он готов был жаловаться хоть телеканалу «Охота и рыбалка», настолько накипело. Дом, говорит, по весне топит вот до сюда (по бровку низких окон), а никто ничего делать не хочет и кредит на ремонт не дают. Житель винит во всем какое-то предприятие, сливающее воду по особой канавке, проходящей через весь его огород. Вода здесь как бездомный кот: каждый норовит подкинуть ее соседу.

Год назад мы делали репортаж из поселка Горняк по другую сторону Копейска: там вода заливает дома по несколько раз в год. Жители тогда были в ярости: вышли на улицу и требовали от приехавших чиновников округа срочных мер. Но проблема масштабна: под Горняком находятся шахты бывшего комплекса «Красная горнячка», которые теперь затоплены водой. Эта сложная система сообщающихся сосудов, переполняясь, заливает поселки в километрах от основных построек шахты. Жители винят власти в недостаточной откачке воды из пруда возле террикона шахты, власти обещают им комплексные решения по проекту белгородского НИИ. Кто и на чью мельницу тут льет воду, разобраться сложно.

Я заехал в Горняк и в этот раз. Год пока не слишком дождливый, так что очевидных потопов не видно, но пруды-испарители переполнены, оглушительно тарахтят помпы, вода бьет фонтанами из неплотных шлангов, которые тянутся вдоль улиц на сотни метров. Увидев меня, вышла молодая женщина:

— Вы не знаете, — говорит, — зачем они качают воду в наш пруд?

Насколько я понимаю, воду как раз качают из пруда в ливневую канализацию, но уровень недоверия к властям высок: в любых их инициативах местные видят подвох. Но их можно понять: дома на неустойчивых почвах оседают, весной и осенью их заливает водой, длится это уже много лет, черная плесень провоцирует заболеваемость детей…

Поселки были жизнеспособны в период работы шахт: тогда и воду откачивали на совесть. Сейчас они стали рудиментами, и по уму, конечно, людей нужно переселять. Даже если комплексный план понижения воды сработает, люди останутся в полной зависимости от властей: есть деньги на откачку — терпимо, нет денег, всё, приплыли. А если еще год дождливый…

Сам Копейск — город живой и развивающийся: это видно по многоэтажным колоссам, обступившим старую застройку вокруг центра. Его спасает близость к Челябинску и ежедневный переток людского капитала туда и обратно. Но не только: в Копейске есть несколько крупных заводов, оставшихся с советских времен (машзавод Кирова, завод «Пластмасс»), есть автодилеры и крупные предприятия вроде «Сигмы» (растительные масла «Корона изобилия») и «Полисорба». Нравится он мне и визуально: здесь даже политехнический колледж выглядит как музей.

Сами жители Копейска, как водится, к городу относятся двояко: и любят, и критикуют. Говорят, помимо разных предприятий, в Копейске четыре исправительные колонии, и это тоже накладывает отпечаток, тюремный. Говорят, что застройка слишком уж типовая, без изюминки: одни панельные многоэтажки, от которых Челябинск понемногу отказывается (хотя тут как поглядеть).

Но центр и проспект Славы оставляют бодрое чувство. Еще в ту поездку я спросил у сопровождавшего меня журналиста и бывшего шахтера Виктора Чигинцева, страдает ли Копейск от потери основного «бизнеса»: угледобыча тут резко снизилась в 90-е, особенно в шлейфе трагедии 1993 года, а к концу нулевых годов шахты остановили окончательно. Виктор ответил:

— Ты знаешь, как-то спокойнее стало: шахтеры теперь если и умирают, то уже просто от старости и болезней. Профессиональных заболеваний, конечно, много: силикоз, антракоз, бурситы… Но хоть не гибнут.

Когда-то угольная промышленность дала толчок Челябинским копям, возникшим в окрестностях старого поселения Тугайкуль (теперь так называется панельный микрорайон). Но, сказал тогда Виктор Чигинцев, за это платили слишком высокую цену. Ностальгии по шахтерскому прошлому у него нет.

Все материалы об Урале собраны у нас в рубрике «Репортаж из глубинки». Вот, например, рассказ о Златоусте, где не было и нет высотных домов. А это рассказ о селе Булзи и его странной атмосфере.