
Обезглавленный памятник Кирову на фоне террикона. Символично?
Фото: Артем Краснов
Поделиться
На копейских шахтах работал мой прадед. В Копейске родилась бабушка. В детстве я бывал в Копейске, но не проникся: он казался мне обесцвеченным городом прошлого, где нет красок — одни оттенки. Но вдруг мне захотелось увидеть его снова, тем более Копейск — это территория чуть ли не с половину Челябинска, похожая на зону вулканической активности. Сегодня, в День шахтёра, мы побываем в Копейске и спросим у тех, кто работал на шахтах, — стало ли хуже с их закрытием?
Нет, говорят, не хуже. Копейск — редкий пример уральского города, который, лишившись градообразующего промысла, не захирел, а как будто воспрянул.

Я и не знал, что окрестности Копейска настолько колоритны
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Мой экскурсовод, журналист и бывший шахтёр Виктор Чигинцев, стоя недалеко от шахты, где когда-то работали его родители, невесело говорит:
— Ты записываешь? Так вот: «бренд» каждого шахтёрского города — это братские могилы. Хоронили по 12–15 человек сразу: выкапывали яму и клали несколько гробов туда.
— А теперь шахт нет. Это проблема для города?
— Ты знаешь, как-то спокойнее стало: шахтёры теперь если и умирают, то уже просто от старости и болезней. Профессиональных заболеваний, конечно, много: силикоз, антракоз, бурситы... Но хоть не гибнут.

Бывший шахтёр, краевед, писатель и журналист Виктор Чигинцев. Поселок 205-й шахты, где он вырос, у него за спиной — туда мы тоже съездим
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Добыча угля, достигнув расцвета в XX веке, ближе к его окончанию стала мероприятием убыточным: мир стремительно переходил на жидкое топливо и природный газ, а конкуренция на угольном рынке была серьёзной — тут и Кузбасс, и Донбасс, и Казахстан. За каждую тонну добытого угля государство доплачивало, чтобы жизнь в шахтёрских городах не угасала. В Копейске, например, к концу 60-х жило порядка 160 тысяч человек — от такого количества шахтёров и их семей отмахиваться рискованно.

В реальные шахты уже не попасть, поэтому здесь и далее «подземные» снимки сделаны в учебной шахте Копейского политехнического колледжа
Фото: Артем Краснов
Поделиться
В 2009 году закрылась последняя шахта: Виктор Чигинцев говорит, что «агонию» продлили лет на десять. Но с тех пор Копейск как будто расцвёл, хотя и выглядит эклектично: старые бараки здесь трутся боками с айсбергами новых монолитов. Однако чего в Копейске нет — это духа безысходности. После закрытия шахт население города начало резко расти за счёт челябинцев, а когда вечером я возвращался домой, навстречу стояла река автомобилей длиной километра три — Копейское шоссе явно не переваривает массы людей, живущих на два города. Как удалось не загнуться?
— Вовремя ушли от концепции моногорода, — считает Виктор Чигинцев.

Большие дома в Копейске ещё слегка выбиваются из малоэтажной застройки
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Подобных контрастов здесь много
Фото: Артем Краснов
Поделиться

И вот таких
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Почти 70 лет в строю
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сталинский ампир — здание политехнического колледжа с фигурами шахтёров, естественно
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Красновато-оранжевый цвет встречается здесь часто: и на домах, и на дорогах, отсыпанных «гореликом» — окисленной породой из терриконов
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Памятник борцам революции
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Режимное предприятие с безобидным названием «Завод Пластмасс» выпускает взрывчатые вещества — ещё один бренд Копейска. Проходная выглядит свежо
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Около Копейского машиностроительного завода имени Кирова упражняются скейтбордисты. Сам завод выпускает машины для шахт
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Тёплым вечером жизнь в Копейске кипела: в отличие от многих уральских моногородов, визуально он не стареет
Фото: Артем Краснов
Поделиться

— Тогда и нас сфотографируй! — требуют отдыхающие
Фото: Артем Краснов
Поделиться
— Ты знаешь, уже много лет, как у нас появились стрижи: летают, ищут мошек, — говорит Виктор Чигинцев. — А раньше, когда терриконы дымили, их не было.
Терриконы — это отвалы пустой породы, которые выгружали из шахт и сваливали неподалёку. Сначала им придавали симпатичную форму, напоминающую пирамиды или хребты, потом стали делать более плоскими.

Один из терриконов шахты «Красная горнячка»
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Но красота терриконов обманчива. Они тлеют, и температура внутри может достигать сотен градусов (и даже тысячи). Несмотря на схожесть с холмами, ходить по ним рискованно: есть вероятность провалиться в выгоревшую пустоту (они называются фумаролы) или съехать вместе с оползнем.

Классика жанра — террикон, напоминающий вулканическую гору
Фото: Артем Краснов
Поделиться

А этот похож на хребет спящего динозавра
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Красноватые «ожоги» возникают из-за присутствия окисленного железа, которое в период активности террикона тлеет внутри вместе с угольной пылью, создавая в толще нереальный жар: провалишься — испепелит. Этот уже остыл и выглядит более-менее мирно
Фото: Артем Краснов
Поделиться

С террикона открывается вид на промзону и микрорайон Тугайкуль на месте исторического поселения с таким же названием. Разработка шахт началась в 1907 году, и с тех пор Копейск расползался вширь, а в каком-то смысле и в глубину: здесь всё в подземных тоннелях
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Терриконы — это ещё и адски абразивная поверхность: не дай бог скатиться по такому «холму» (доедут, как в анекдоте, одни уши)
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Высокие температуры приводят к образованию новых минералов, и один из них, обнаруженный местными школьниками, назван копейскитом
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Когда-то на этом месте было древнее море, и большая часть пород — осадочные. Поэтому в отвалах шахты встречаются артефакты возрастом этак 100–150 миллионов лет — окаменелые ракушки, растения... Я не уверен, что на снимке они, но похоже
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сейчас терриконы потихоньку разбирают, используя, например, для подсыпки дорог
Фото: Артем Краснов
Поделиться
А ещё эта земля непрерывно «дышит». Пока мы ездим от одной бывшей шахты к другой, Виктор Чигинцев говорит:
— Ландшафт Копейска меняется очень быстро... Кстати, ты знал, что Копейск — это самый озёрный город Урала? Водоёмов тут не счесть. Больше, чем в Миассе.
Серьёзно? Мне-то он представлялся местом с сухим характером. Оказалось, с водой у Копейска идёт давний торг. Например, шахта «Подозёрная» появилась на месте осушенного озера, но куда больше обратных примеров, когда вода возвращалась, и не только в исторические контуры, но и куда попало. Водоёмы возникают и исчезают вокруг Копейска, точно кляксы, и основная причина — это провалы почвы и поступление подземных вод. В период работы шахт воду откачивали, сейчас же она заполняет подземные лабиринты и выходит на поверхность там, где тонко.

Изрытый рельеф впечатляет. Копейчане используют его: на местных холмах разбиты трассы для тюбинга и мотокросса
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Терриконы — константа. Болотца — переменная
Фото: Артем Краснов
Поделиться

В иных местах дороги проходят по насыпям поперёк топей
Фото: Артем Краснов
Поделиться

«Нерасчётный» характер водоёма виден по тому, как он подтопил деревья
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Водоём на месте открытого разреза. Вода на вид чистая, но так ли это — вопрос экспертам
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Берег озера Курлады — самого крупного водоёма в этих краях, который тоже живёт своей жизнью, меняя контуры и зарастая камышом. Раньше здесь было несколько болотец
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Типичная картинка этих мест
Фото: Артем Краснов
Поделиться
С Виктором Чигинцевым мы едем к шахте «Центральной», где он работал в первой половине 70-х, но находим лишь руины.
— Вот здесь, на месте бывшего ствола, был бассейн, — вспоминает он, стоя на куче кирпича. — Не знаю, насколько это было безопасно, но хороший был.

Виктор Чигинцев с трудом узнал место: зримых ориентиров почти не осталось. Его профессия называлась ГРОЗ — горнорабочий очистного забоя.
— Я работал за 120 рублей, а друзья-шахтёры мне говорили: пойдём к нам, у нас 600 будешь получать, — вспоминает он.
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Затем мы едем в сторону «Капитальной», где на месте шахтенных построек работает база по разбору металлоизделий: от рекламных щитов до двигателей.

Здесь были постройки шахты «Капитальная»
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сейчас это частная территория, которую охраняет добродушный пёс. Посетителей не гоняют, да и смотреть особенно нечего
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Здесь идёт другая работа: вот тракторный двигатель то ли на разбор, то ли ради ремонта
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Какие-то постройки сохранились около шахты «Комсомольской», рядом с которой находилась горно-обогатительная фабрика. Но и здесь работают экскаваторы, разбирая последние «артефакты».

Главный корпус горно-обогатительной фабрики и террикон на фоне
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Здание сильно разрушено и, судя по работающей недалеко технике, скоро будет снесено. На фоне — подстанция «Комсомольская»
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Находиться внутри опасно
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Через эти воронки, видимо, насыпали очищенный уголь
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Рядом с «Комсомольской» — живописный террикон
Фото: Артем Краснов
Поделиться

У его подножья — посёлок Старокамышинск. Большой проблемой здесь является шламохранилище на озере Курочкино, куда смывали воду после промывки угля. Пересохнув, шламохранилище начало дымить. По сути вся эта местность — огромная зона экологического бедствия, которая медленно успокаивается
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Где-то по ходу разговора Виктор Чигинцев упоминает посёлок 205-й шахты, где прошла юность, а потом долго жили его родители. Я предлагаю поехать, но он отмахивается, мол, там уже ничего нет.
— Ну и что, — говорю я. — Посмотрим на ничего.

Кругом примерно так. Формально это тоже Копейский городской округ
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Мы выдвигаемся. По пути собеседник рассказывает мне о социальной мозаике Копейска, такой же текучей, как местные болотца. Посёлки возникали вокруг десятков шахт, которые постепенно вырабатывались, образуя всё больше пустот в земле. Земля уходила из под ног, возникали водоёмы, люди перетекали на новые места. Шахта «Комсомольская» и многие другие работали более полувека, другие выработки заканчивались быстрее, иногда шахты сращивали друг с другом тоннелями... Всё это больше напоминало рост и обрыв паутины, чем формирование классических поселений.

«Москвич» с волговским оленем. Также пестрота характерна и для самого Копейска
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Об экологии и будущем этих земель тогда не думали. Вскоре после открытия промышленной угледобычи началась Первая мировая война, потом — гражданская, потом 20 лет индустриального рывка, потом — Великая Отечественная война. Поэтому после окончания разработок здесь остались целые горы проблем, как очевидные, вроде дымящих терриконов, так и скрытые от глаза, из-за которых иные посёлки просто тонут в земле.
— Были случаи: спускались люди в подвал своего дома и там же умирали. Причина — метан, который полностью вытеснял воздух, — рассказывает Виктор Чигинцев.
Потревоженная природа не то чтобы мстит: она пытается прийти к новой точке равновесия.

Некоторые из этих посёлков остались и сейчас, причём порой их статус полулегален: на бумаге их нет, но люди продолжают жить
Фото: Артем Краснов
Поделиться
— Европейские инженеры советовали размещать рабочих в районе Еткуля, а сюда провести железную дорогу, — говорит Виктор Чигинцев. — Но в реальности транспорта не было, нужно было селиться вблизи шахт.
Спуск на глубину этак 500–600 метров занимал время, но ещё больше требовалось, чтобы добраться до нужного места по самим шахтам: порой на это уходило ещё 30–40 минут. Подземные городища здесь в разы превосходили надземные сложностью и протяжённостью «улиц».

Здесь ещё неплохая освещённость: в реальных шахтах встречались места, где без налобного светильника не пройти. И настилов не было
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Посёлок 205-й шахты (Северная) сохранился, хотя разбитая и очень тернистая дорога создаёт впечатление, будто мы едем в абсолютную глушь. Но нет, здесь стоят дома очень характерной формы.

Дома-крыши
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Виктор Михайлович просит остановиться у кустов паразитного клёна, которые кажутся непроницаемыми. Продравшись через них, мы попадаем на место, где когда-то стоял родительский дом его семьи и огород. Остались только стена и яблоня с вполне съедобными яблоками.

— Отсюда я ушёл в армию, а потом здесь же играл свадьбу, — вспоминает бывший шахтёр
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сам посёлок назвать жилым можно с натяжкой
Фото: Артем Краснов
Поделиться

— А вон там клуб был. И ещё можно было к родителям в шахту спуститься
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Разговор незаметно фокусируется на одном особенном дне, 7 октября 1993 года, когда началась самая большая авария на южноуральских шахтах. Началась — странное слово, но последствия этого инцидента разгребали потом больше года. Сначала произошло возгорание, чуть позже — взрыв, из-за которого погибли сразу 22 горноспасателя, вызванные для ликвидации первого инцидента. Оказалось, это только начало годичной эпопеи по разбору завалов и поиску тел погибших. Особенно тяжёлыми были первые месяцы.
— Шахтёров гнали туда, а они знали, что будет ещё взрыв, — вспоминает Виктор Чигинцев. — А им говорили: «Там под завалами ваши товарищи погибли, а вы не проявляете сознательность». Но они понимали, чем всё закончится. Это действительно была предельная самоотверженность.

Наземный мемориал над местом трагедии 7 октября 1993 года, которая произошла на глубине 450 метров.
— Маркшейдеры не ошибаются, — мрачно говорит Виктор Чигинцев.
Маркшейдеры — это шахтенные землемеры, которые обеспечивают ориентирование и расчёт направлений. Они определили точное место аварии
Фото: Артем Краснов
Поделиться
В шахтах взрывается метан — вечный враг шахтёров. Он находится в пустотах угольных месторождений и просачивается в шахты постоянно. Измерение концентрации метана и проветривание шахт — проза жизни шахтёров.
Тогда, в 1993 году, из-за пожаров в шахте и одновременно накопления метана многие чувствовали, что новый взрыв — вопрос времени.

Это не подводный батискаф, это корпус искрозащищённого электрооборудования шахт — ещё один способ предотвращения взрыва метана
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Новая вспышка действительно случилась 19 ноября 1993 года: двенадцать человек, разбирающих завалы первого инцидента, получили ожоги, двое из них затем скончались. Виктор Чигинцев хорошо помнит те дни:
— Вызывают меня и говорят: два человека под завалами, часть — в больнице. И я понимаю, что это «мои» ребята, с которыми я когда-то работал. Я приезжаю в больницу, смотрю и никого не узнаю: волосы, брови — всё сгорело. Так бы и прошёл мимо, пока один не крикнул: «Михалыч, не узнал, что ли?»

В 1993–1994 году в шахте «Центральная» погибли 28 человек. Их могилы оформлены в едином стиле
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Памятник вдове шахтёра у входа на кладбище
Фото: Артем Краснов
Поделиться
После трагедии шахта «Центральная» проработала ещё более десяти лет. Трудно сказать, оказала ли гибель шахтёров 1993 года такое же влияние на угледобычу Копейска, как взрыв на Чернобыльской АЭС на атомную промышленность, но, может быть, дала толчок к переосмыслению всего промысла. Экономические проблемы угольного бизнеса усугубились развалом Союза, а к ним добавился социальный фактор: если прежние трагедии, где гибло по несколько шахтёров, считались если не привычным делом, то «неотвратимым злом», то взрывы 1993 года шокировали даже бывалых. Дело не только в количестве погибших — сложность и длительность спасательной операции стала душевной травмой для многих.

Вид на террикон из заброшенной постройки
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Теперь шахт не осталось: последние закрыли в конце нулевых. Что с ними? Виктор Чигинцев говорит, что наиболее частый сценарий — затопление водой, которая заполняет их естественным образом, когда прекращается её откачка. Я пытаюсь представить это: деревья высотой с Уральские горы, растущие строго вниз, со множеством веток и листьями на месте «лавы» — так называли части угольных пластов, на которых идёт работа.

Шахты — это не просто тоннели в земле. Это невероятный по сложности инженерный комплекс, в котором есть вентиляция, конвейеры, железная дорога, энергоблоки, лифты (клети). Сходу и не сообразишь, как это всё работало и не мешало друг другу
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Заглянуть в шахты сейчас можно разве что в учебном комплексе Копейского политехнического колледжа, где меня встречает инструктор Владислав Лыков.

— Чтобы ты хоть немножко разобрался в шахтёрском деле, нужно месяца два-три тебя поучить, — говорит он. — Сколько у нас времени? Часа полтора? Хорошо, расскажу что успею
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Оказалось, об угледобыче я знаю... ничего. Меня шокирует обилие новых слов: расстрелы, кливаж, лава, квершлаг, маркшейдер, шурф... Владислав Лыков смеётся:
— Так я ещё стараюсь самые сложные слова не использовать.
Самым большим моим заблуждением оказалась идея, будто уголь добывают в самих тоннелях. Я думал, пласты «высверливают», одновременно строя проходы и забирая уголь. Но всё не так. Если говорить максимально просто, вокруг угольного пласта размерами в сотни метров строят тоннели, а затем «сгрызают» его с одного конца специальным комбайном, двигаясь вдоль кромки. Это место и называется лавой.

Владислав Лыков стоит на комбайне. Воображаемый пласт угля находился бы слева, а комбайн двигался вдоль его кромки, стачивая её. Мощность (толщина) пластов — до трех метров
Фото: Артем Краснов
Поделиться

На фото выше комбайн лишён режущего инструмента, а в музее колледжа есть готовый к использованию аппарат. Похожая на крыло самолёта штуковина позади — это гидравлическая подпорка, которая держит потолок шахты. Когда её смещают вслед за комбайном, потолок позади подпорки постепенно оседает — пустота засыпается породой сверху. На одной лаве таких подпорок может быть штук двести — вообразите масштаб
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Макет другого комбайна, по принципу работы похожего на бормашину. Такие используются не для добычи угля, а для строительства технологических тоннелей: вентиляционных, конвейерных и так далее. Для этих тоннелей есть специальный термин — квершлаги
Фото: Артем Краснов
Поделиться

А это погрузчик, который используется при другом способе прохода шахт, когда в поверхности бурят отверстия (шпуры), закладывают взрывчатку, подрывают, а затем с помощью погрузчика удаляют осыпь. Способ менее эффективный, чем с помощью комбайна (до 60 см в смену), но для строительства небольших тоннелей используется до сих пор
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Электрооборудование в искрозащищённом исполнении всё равно что машина из «Безумного Макса»
Фото: Артем Краснов
Поделиться

А эта «бензопила» (на самом деле электро-) применяется для ослабления пласта при стахановском способе добычи с помощью отбойных молотков. Если пласт не подпилить, громадное давление сверху превратит его в непробиваемую преграду
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сверло для шпура, в который закладывают взрывчатку. Тут важно не перестараться, иначе тоннель осыпется совсем
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Мы находимся на нулевой отметке в бетонной трубе, а я пытаюсь представить себе ощущения на глубине с полкилометра. Масса земли не давит на мозги? Бывают приступы паники?
— Редко бывают у новичков, но у самих шахтёров как такового страха нет, — отвечает Владислав Лыков. — Для них это обычная работа. Вот вы приходите в офис, а они спускаются шахту. Физически это очень тяжелая работа, многие всю смену проводят в полуприсяде или на корточках, отчего потом имеют проблемы с суставами. Но ощущения страха нет. Смена, кстати, в последнее время длилась шесть часов, а раньше была по семь часов.

По рельсам катают вагонетки, а также «козы» — тележки для стройматериалов (видна слева)
Фото: Артем Краснов
Поделиться
В любом случае обстановка в шахтах своеобразная. Постоянная температура в районе 15–16 градусов в любое время года позволяла обходиться без тёплой одежды и хорошо подходила для интенсивной работы. Но если случалась пауза, например, для проветривания шахты от метана, на сквознячке можно было замёрзнуть. Кроме того, в шахтах всегда есть вода, которую откачивают насосами и которая в случае аварий может прорываться с верхних горизонтов (этажей), затапливая шахты.
Воздух в шахты подаётся с помощью вентиляторов по брезентовым рукавам, но вот что действительно достаёт — пыль. Она постепенно забивает лёгкие, приводя к тяжёлым заболеваниям, например, антракозу.

Наземные постройки, где происходит сортировка и отгрузка угля — это лишь видимая часть гигантского айсберга
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Но если чего и боятся шахтёры помимо взрыва метана, так это пожара. В шахте главным поражающим фактором является даже не открытое пламя, а продукты горения. Углекислый газ вроде бы безвреден (мы его выдыхаем), но в больших концентрациях он, как и метан, вытесняет кислород, приводя к удушью. Токсичный угарный газ и вовсе грозит быстрой «розовой» смертью (кожа розовеет) — сознание теряешь незаметно.

Самоспасатель — по сути фильтр для дыхания в условиях сильной загазованности, в том числе при высоком содержании угарного газа. При спокойном дыхании его хватает на восемь часов (хотя попробуй дышать спокойно во время аварии). Есть и полностью изолирующие устройства вроде противогазов
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Вечер того дня я провожу в центре Копейска, где обстановка на удивление приятная. Город не страдает деревенской подозрительностью к чужакам, но и не так нервозен, как Челябинск. Шахтёрское прошлое он снял с себя, как старую робу, о которой здесь говорят в высшей степени уважительно и всё же без видимого сожаления.

Площадь перед ТК «Слава» — обстановка даже слегка курортная
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Почти все лавочки заняты
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Конечно, городу помогает близость к Челябинску, но и сам Копейск не топчется на месте. Помимо исторических фабрик, вроде машиностроительного завода имени Кирова (был эвакуирован с Украины в годы войны) здесь есть и новые предприятия, например, «Полисорб», ставший брендом федерального уровня — здесь делают порошковый адсорбент, аналог активированного угля (от угля нам не уйти). В Копейске расположен крупный производитель полиэтиленовой плёнки «Союз-Полимер» и агрохолдинг «Сигма» (растительные масла «Корона изобилия» и другие).

Копейск моего детства выглядел примерно так
Фото: Артем Краснов
Поделиться
А рано или поздно Копейск, вероятно, сольют с Челябинском: когда коренные жители южноуральской столицы разбегутся, статус города-миллионника проще всего восстановить присоединением территорий. Я не то что каркаю — предчувствие такое.

Проспект Победы
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Проспект Славы
Фото: Артем Краснов
Поделиться

ДК завода имени Кирова
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Проходная Копейского машзавода имени Кирова
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Свеженький дворец творчества детей и молодёжи. Вызывающей разрухи в основной части Копейска мне не встретилось
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Часы на станции юных техников: я спешил к шести вечера, чтобы запечатлеть выезжающие из них фигурки, но часы стояли. Впрочем, особенного символизма тут нет — время в самом Копейске идёт
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Со многих точек города видна двуслойность его истории
Фото: Артем Краснов
Поделиться

Сельская улица и многоэтажка... Забавно
Фото: Артем Краснов
Поделиться

А в целом — живенько
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Мы поздравляем копейчан с Днём шахтёра: причастные к профессии есть в семье почти каждого коренного жителя. И ещё мы поздравляем Копейск с тем, что ему удалось избавиться от своей угольной зависимости. Была бы ещё вечерняя пробка со стороны Челябинска чуть поменьше, да сделали бы наконец мосты на Копейском шоссе. Но это так — на будущее.

Главная заповедь шахтёров: головы не терять
Фото: Артем Краснов
Поделиться
Этим летом мы много ездили по городам Челябинской области: вот отчёты из горнозаводской зоны, Кыштыма и Троицка.