«Я сама так обрела троих детей»: челябинка — о рынке суррогатного материнства и почему его нельзя запретить

Предложение сенатора из Челябинской области Маргариты Павловой запретить суррогатное материнство разделило читателей 74.RU на два лагеря, против ограничений на этом рынке выступило большинство. Почему не нужно принимать необдуманных решений — объяснила одна из многодетных мам города. У неё с мужем трое детей, и все они рождены с помощью суррогатных матерей. Мы публикуем ее рассказ от первого лица, но так как не все из окружения челябинки знают, как появились дети в семье, ее имя и фамилию мы не называем.

Мне 38 лет, и я мама троих детей. Рождены они суррогатными матерями.

Мы с мужем всегда хотели, чтобы у нас была большая семья, и порядка пяти лет пытались самостоятельно родить. Тогда нам было 23–28 лет.

Два года пытались сами, но не получалось. Потом пошли на приемы к врачам. Была и инсеминация, и ЭКО. Наверное, раз 10 к ЭКО прибегали, и всё за свой счет, ни государство, ни родители нам не помогали.

Почти каждый раз наступала беременность, и каждый раз на определенном сроке случался выкидыш. Я, муж и родственники очень тяжело переживали. Мы обращались в разные клиники, делали разные протоколы, на разных лекарствах, по-разному пытались, и в больницах лежала — не получалось. У кого проблемы со здоровьем — у меня или у мужа — до сих пор не известно. Да это теперь и не важно.

Однажды один из врачей предложил мне попробовать суррогатное материнство. Когда мы сели с мужем все это обсуждать, у него был первый вопрос, почему нам не предложили раньше воспользоваться услугами сурмамы? За все годы ЭКО мое здоровье очень-очень сильно пошатнулось. Проблемы были уже тогда, а сейчас они просто огромные. И если бы после 4–5 раза, поняв, что с помощью ЭКО не получается забеременеть и нужен какой-то другой путь решения, я бы его использовала и имела бы меньше сейчас болячек.

«В суррогатном материнстве нет места альтруизму»

Первую суррогатную маму я нашла сама в 2011 году. Она была из Крыма, когда он еще относился к Украине. Нашла сама по объявлению. Она была хорошая, но результат оказался отрицательным.

Затем челябинская клиника предложила нам выбрать сурмаму из 4–5 девочек. Мы познакомились с каждой, поговорили. Нам было важно, чтобы семья сурмамы была в курсе и поддерживала ее решение. Наличие своих детей — это обязательное условие программы, мы спрашивали, как протекала ее беременность, смотрели на состояние здоровья и главное — на ее психику.

Важно, чтобы сурмама шла в протокол именно для того, чтобы заработать денег. Одна из девушек, с которой мы познакомились, на вопрос, какова ваша цель стать сурмамой, сказала, что ее деньги не интересуют, хочется помочь бездетным родителям. Мы отказались. Когда человек просто хочет помочь и деньги его не интересуют, я не знаю, что у него в голове, чего ждать потом. А когда хочет заработать денег — у него конкретная цель, и от этой цели он не отступит, не скажет, что передумал, не хочет идти сдавать анализы или ложиться в больницу, не захочет забрать ребенка себе. Альтруизм в этом деле точно не нужен.

Когда мы со всеми переговорили, остановились на двух девочках. В то время было разрешено переносить несколько эмбрионов — трех-четырех. Но мы не стали рисковать, просто взяли двух сурмам и перенесли каждой по два эмбриона. У одной сурмамы не получилось, а вторая родила нам первенцев — двойняшек.

Не было никаких проблем ни на этапе общения, ни на этапе похода в какие-то клиники, ни во время родов. Я всегда была рядом. Первой брала на руки детей, лежала с ними в палате, документы сразу все выписывались на меня, и я шла с ними потом в загс как мама.

Через несколько лет мы решили, что семья должна быть большая. И встал вопрос о третьем ребенке. С ним получилось с первого раза. С сурмамой, которая его родила, дружим до сих пор.

«Всё бы продала, чтобы иметь детей»

Моя свекровь — приемная мать моего мужа, она вышла замуж за его отца, когда тот только развелся с первой женой. Сын был маленький, она его воспитывала с пеленок, а вот своих детей у нее нет. Буквально год назад мы с ней разговаривали, и она прямо плакала. Ей уже далеко за 70, но она до сих пор следит, как развиваются медицинские технологии. Знает про ЭКО, инсеминацию, суррогатное материнство. То, что у нее не получилось стать матерью, отдает болью прямо в сердце. Так вот она говорит: «К сожалению, я прожила жизнь и не смогла родить, но если бы была такая возможность много лет назад, я всё бы продала, всё бы сделала, чтобы стать матерью». И мне ее по-человечески очень жаль.

У меня большой круг общения с сурмамами, биологическими родителями, врачами клиник, и я знаю, что в Челябинске очень много семей, которые прибегли к суррогатному материнству. В настоящий момент одна из моих близких подруг, ей 40 лет, в протоколе с первым ребенком.

Я отношусь к суррогатному материнству как реальному способу решить медицинскую проблему. Но если его запретят, тысячи семей не смогут этого сделать.

«Сурмамы — не жертвы, а ангелы»

Сенатор Маргарита Павлова говорит, что суррогатное материнство — это способ эксплуатации женщины. Это неправда.

Сами сурмамы не чувствуют себя использованными, наоборот, они гордятся тем, что помогли другим обрести детей. Мама, которая родила нам третьего ребенка, после этого была в других трех протоколах. Родила двойню и еще два раза по одному ребенку, то есть у нее на счету 5 рожденных детей для биологических родителей.

Они гордятся этим. А ещё у них есть возможность решить свои материальные проблемы. Первая наша сурмама живет в области, на свой гонорар она достроила дом и провела газ.

Когда мы познакомились со второй сурмамой, они с мужем снимали квартиру и ездили на старенькой «шестерке». Сейчас у них своя очень хорошая квартира, хорошая машина, свой бизнес. Муж во всем помогает жене и абсолютно адекватно относится к тому, что она делает. Он каждый раз радуется, когда рождается новая жизнь. Сам он тоже работает, старается для семьи.

«Мир меняется, а сенаторы нет»

Я почитала все комментарии на статью про госпожу Павлову, и я горжусь жителями Челябинска, практически все ответы или поддерживающие, или, как минимум, не осуждающие. Это большой прогресс, еще 5 лет назад все было по-другому. Мир меняется, а сенаторы нет.

Маргарита Павлова говорит, что взрослые люди превращают ребенка в инструмент удовлетворения своих желаний, в своего рода игрушку или прихоть, а подлинные его интересы их не волнуют.

На это я могу ответить так: желанием семей, решившихся на суррогатное материнство, является лишь стремление стать генетическими родителями собственного ребенка. Стать мамой и папой. В этом они совершенно не отличаются от семей, дети в которых появились обычным путем. У нерожденного ребенка интересов нет, а если ребенок родился, то его интерес — быть здоровым и счастливым, что он и находит в своей семье.

В таких семьях очень хорошие родители. Все, кого я знаю, просто обожают своих детей, пылинки с них сдувают, при этом не просто пестуют. Дети хорошо учатся, занимаются в кружках, секциях, с ними путешествуют, ведут активный образ жизни.

Я смотрю на своих детей, начинаю вспоминать, сколько прошла ради того, чтобы они родились, и понимаю, что горы сверну, чтобы мои дети стали счастливы. Я учу их быть добрыми, отзывчивыми, целеустремленными. Когда они вырастут, не важно, какую профессию выберут, я верю, что каждый из них принесет добро и новые достижения в этот мир.

А вот еще один тезис нашего сенатора: «Суррогатное материнство должно быть запрещено законом. Как минимум очень серьезно ограничено — и уж, во всяком случае, нужно изжить практику коммерческого суррогатного материнства, бизнеса и заработка на суррогатном материнстве».

Я считаю, что суррогатное материнство должно быть или коммерческим, или родственным (тогда по соглашению сторон возможно и без денежной компенсации).

Сурмама должна получать вознаграждение за работу, а это настоящий труд — родить ребенка, заботиться о нем во время беременности. Проделать тот огромный путь, что делают наши прекрасные сурмамы за «спасибо» — это неуважение к людям. Я всегда старалась что-то приятное и вкусное купить, что-то хорошее сделать для нашей сурмамы, ведь я так благодарна ей, ее семье, что они дали мне возможность быть мамой.

Я до сих пор каждый день смотрю на своих детей и вспоминаю те дни, когда я рыдала на кухне из-за выкидышей, когда я вообще не верила, что по нашему дому будут бегать маленькие ножки. Теперь, если кто-то из моих подруг переживает, что у них нет детей, что беременности не получаются, я всегда говорю: «Если ты хочешь ребенка, он у тебя будет. Главное — двигаться в нужном направлении, хоть медленно, но идти. И вовремя понимать, что всё, вот теперь нужно ЭКО, а вот теперь надо сурмаму. Не бояться и не стесняться такой возможности стать мамой и папой».

А еще очень важна помощь в таких делах, поэтому можно обратиться просто за консультацией по сурмамству к любому врачу репродуктологу, а также найти поддержку в специализированных группах в интернете (раньше это был форум «Пробирка», сейчас, вероятнее всего, есть группы поддержки в соцсетях, телеграме и так далее).

К слову о деньгах, суррогатное материнство — это не удел богатых. Суммы большие, да. Вместе с протоколами выходит порядка 1,5 миллиона рублей. Если брать наш опыт, когда мы пошли на первый протокол, у нас была квартира в ипотеке, мы работали с 10 до 23 часов, чтобы заработать гонорар для сурмамы. Мы были и остаемся обычными людьми. У меня есть такие же знакомые. Люди берут кредиты, много работают, и многие простые семьи прибегают благодаря этому к суррогатному материнству.

Обмана нет, но будет

Маргарита Павлова говорит, что суррогатное материнство — это фальсификация рождения. Но, простите, фальсификация — это обман. Кого и в чем мы обманули?

Если говорить про иностранцев, которым, по словам сенатора, наши сурмамы вынашивают детей, то я не знаю ни одной суррогатной матери, которая бы родила и отдала ребенка за рубеж. Я знаю, что им страшно, ведь они тоже переживают за то, в какую семью попадет малыш. Сурмамы имеют право выбора, и не с каждыми они соглашаются идти в протокол.

Отдельно бы хотелось сказать про совет по этике. Я как биологический родитель на него бы не пошла, как предлагает сенатор.

Нам нужно не запрещать суррогатное материнство, а, напротив, разработать законодательную базу, защищающую биородителей, сурмам и детей. Ведь не всякое бесплодие можно вылечить. Иногда у женщин нет матки или имеются заболевания, исключающие возможность беременности. Если бы бесплодие было так просто вылечить, то мало какая женщина согласилась бы на суррогатное материнство.

Да, у меня не было юридических и медицинских проблем с суррогатными матерями, но мне тоже было очень, очень тяжело, когда жизнь моих детей в какой-то период принадлежала другому человеку — это волнение, переживание. Я постоянно была на связи, заботилась о сурмамах, о своих детях, чтобы фрукты были посвежее, чтобы витамины получше, чтобы им было всё удобно.

Свою неспособность к вынашиванию морально очень тяжело ощущать, но тут меня всецело поддержал муж и родители, поэтому мне было чуть легче. Те, кто пишут, что сурмама — это легкий путь рождения ребенка — просто не сталкивались с этими трудностями. Это очень тяжело и финансово, и морально. Мы дважды прошли этот путь, и я счастлива, что смогла, решилась, не побоялась.

Если суррогатное материнство запретят, возникнет черный рынок. Это точно. Часть родителей, кто наиболее целеустремлен, всё равно получит детей. Они пойдут на условия черного рынка, не побоятся дать взятку врачу. Во-первых, плохо, что это не будет регулировать закон. Во-вторых, сразу увеличится цена, а она и сейчас немаленькая. В-третьих, часть россиян отправится за сурматерями в тот же Казахстан, там это пока разрешено. А тысячи семей не смогут стать родителями.

Я понимаю, люди спросят, почему не берете приемного ребенка? Я не против приемных детей. У меня есть мечта об усыновлении. Но это две разные вещи.

Сурматеринство — это последний вариант стать родителями. Конечно, я до последнего не хотела к нему прибегать, но так получилось.