Елена Дубовицкая, заслуженная артистка России: «В театре нужно постоянно что-то доказывать себе и другим»

Исполнилось 35 лет со дня первого выхода на сцену Челябинского театра драмы Елены Дубовицкой – ученицы известного и любимого многими артистами режиссера Игоря Перепелкина. Популярной у зрителя Елена Дубовицкая стала очень скоро. Театралы 80-90-х с восхищением вспоминают ее роли в «Звездах на утреннем небе», «Самоубийце», «Антихристе», «Женитьбе Белугина», «Дяде Ване» и других спектаклях. С ностальгией говорит о том времени и сама актриса, хотя сегодня находится в плену новой роли.

– Мне очень повезло. В 1977 году я пришла работать в театр, и это было чудесное время. У меня всегда было много ролей. В театре в то время работали сразу три режиссера и постоянно приезжали постановщики из других театров. В сезон выпускалось до восьми премьер. Но не только это заставляет вновь и вновь возвращаться в прошлое. Дело в том, что у нас тогда по линии СТД постоянно проводились театральные лаборатории – приезжали критики и режиссеры из Москвы, Петербурга. Виталий Вульф, например, был гостем театра года три подряд. В СТД жизнь просто кипела, там все время были какие-то встречи, шли обсуждения спектаклей, мы ставили капустники. Коллективы челябинских театров в то время были очень дружны, потому что мы все работали в концертных программах филармонии, так было принято. Я очень часто выступала с солистами оперного театра. Мы общались, говорили о театре, это было здорово.

А еще это было время разрушения стереотипов психологического театра, форма стала преобладать над психологией, появилось много интересных режиссеров. У каждого из них была индивидуальная концепция театра и свои единомышленники. Поэтому и появлялись различные театральные группировки, лидерами которых становились режиссеры, а за ними шли актеры. И в театре все время спорили, все время говорили о том, куда идти. Я выросла в этой атмосфере и считаю, что в театре нужно постоянно что-то доказывать себе и другим.

– Елена Николаевна, вы ведь учились у Игоря Перепелкина. Каким он был режиссером, мы помним. А каким он был преподавателем?

– Он был сторонником всемерной занятости артиста, поэтому мы уже со второго курса работали на сцене, Игорь Кузьмич разрешал приходить на все свои репетиции. Он считал, что театр нужно познавать изнутри.

Да, я счастлива, что поступила на курс Игоря Перепелкина – ученика Георгия Товстоногова и однокашника Камы Гинкаса, Генриетты Яновской. Это был режиссер от Бога. Гениальный режиссер. У гениальных всегда есть своя твердая позиция, от которой они не могут отступить. Не потому что упрямцы, а потому что в них от природы заложено нечто, что делает их уверенными в своей правоте, что не позволяет идти на компромисс. Таким был Перепелкин. Он мог отказаться от постановки, если от него требовали изменить концепцию спектакля. Никогда не соглашался переделывать.

– Страшно было поступать на актерское отделение?

– Очень все волновались, потому что конкурс был огромный – около ста человек на место. А ведь это было в Челябинске! Тогда актерское отделение открылось при Челябинском музыкальном училище, наш набор был вторым. И к нам приезжали поступать со всей страны. Это же было традицией – поступать в несколько столичных вузов одновременно и обязательно в какое-то из региональных театральных училищ. Придя на творческий конкурс, я поняла, что многие абитуриенты друг друга знали, потому что встречались на экзаменах в других вузах. Катались по всей стране. Из Молдавии были ребята, с Украины…

– Что вас побудило идти в артистки?

– Я занималась в драмкружке у Анатолия Анатольевича Гордеева, и он посоветовал поступать в театральный, хотя моя семья была уверена, что я поеду в Свердловск, в юридический институт. Вся школа знала, что я готовлюсь в юридический. Но планы изменились молниеносно. Я узнала о наборе и пошла на творческий конкурс, даже не готовилась особенно. Однако прошла все творческие туры и поступила. Перепелкин набрал человек 20. И я объявила дома, что остаюсь в Челябинске, что буду учиться на театральном факультете. Особенно обижена была мама, первые два года она ждала, что меня выгонят, и я начну активно готовиться в юридический институт. (Смеется.) Смирилась, когда увидела меня в дипломном спектакле. Вероятно, она поняла, что из этой профессии я уже не уйду.

– Почему после училища остались в Челябинске?

– Игорь Перепелкин мне говорил: «В Челябинске не оставайся, к своим отношение другое. Работу всегда стараются дать чужим, свой подождет, он поймет». И я поехала к Хайкину в Омск. Хайкин звонил Науму Юрьевичу. Но в те годы выпускники театральных вузов из столиц уже не хотели ехать в региональные театры, и Наум Юрьевич меня не отпустил.

– Наум Орлов вас заметил, когда вы были еще студенткой?

– Да, я же со второго курса начала работать в театре драмы. И даже одной из первых на своем курсе получила эпизодическую роль, текст которой занимал половину листа А-4. (Смеется.) Но мне студенты с курса Орлова объяснили, что это круто. Кстати, нам платили за спектакли. Правда, это были какие-то копеечки, мы получали меньше монтировщиков.

– То есть?

– Когда происходила так называемая чистая перемена декораций, то монтировщики выходили на сцену на глазах у зрителей, за это каждый получал в те времена целых три рубля. Три рубля получали тогда и статисты. А студенты актерского факультета – всего 30% от этой суммы. 33 копейки стоила репетиция. (Смеется.) Но мне тогда было так стыдно брать деньги за работу в театре, даже если это 33 копейки, потому что я готова была играть бесплатно!

– И что вы играли?

– У Игоря Перепелкина играла в «Ракурсах» целую новеллу, большая роль была у меня с тогда уже признанным мастером Владимиром Милосердовым, с Сергеем Кутасовым я играла. На третьем курсе Александр Гусенков взял меня в сказку, он ставил «Серебряное копытце», и я играла главную роль – Козла с золотыми рожками. (Смеется.) Мы играли эту роль в очередь с Наташей Кутасовой.

– Слава к вам пришла после спектакля «Звезды на утреннем небе», где вы играли девушку легкого поведения. Удивительная для того времени постановка?

– Да, впервые на публичное обсуждение была вынесена такая запретная тема. О проблеме проституции заговорили вслух! Чуть позднее появился фильм «Интердевочка». Но самое невероятное, что мы с этим спектаклем поехали по области, 10 дней играли «Звезды на утреннем небе» в Варненском районе, в клубах, где дети, как правило, тоже приходили на спектакль и усаживались на авансцене!

– Что же творилось в зале?

– (Смеется.) Все прошло хорошо. Потому что начальник отдела культуры района подготовил зрителей к этому спектаклю – перед нашим приездом во всех деревнях показали какое-то очень откровенное иностранное кино, и он заставил всех жителей этот фильм посмотреть. Поэтому мы играли спектакль на подготовленного зрителя, не было никакого шока. И артисты были очень признательны этому начальнику отдела культуры, к сожалению, не помню его имени, за такую потрясающую подготовительную работу.

– Вы тогда понимали, как нужно играть роль проститутки?

– Спектакль ставил режиссер Геннадий Полунин. Тогда читки пьесы были обязательной процедурой – режиссер читал актерам пьесу, и его интонации позволяли понять роли, персонажей. По ходу чтения мы обсуждали все нюансы.

– У вас много было вопросов?

– Вопросы были у режиссера! Мы их записывали и дома над ними работали. Речь шла о жизни, о быте этих девушек, ведь наше земное существование вообще состоит из самых разных мелочей.

– То есть никаких сцен из «профессиональной» жизни путан?

– (Смеется.) Там была одна сцена, когда я раздевалась почти донага.

– Возникал какой-то барьер?

– Конечно, но никто не хотел ставить меня в неловкое положение, все были заинтересованы, чтобы я чувствовала себя комфортно. Страх возник только во время первого спектакля, потом его уже не было. Удивительно, что и зритель принимал эту сцену как должное.

– А еще вы играли в спектакле Сергея Пускепалиса «ОБЭЖ» по пьесе Нушича. По-моему, чудесный был спектакль, но очень скоро ушел из репертуара. В чем была причина?

– В нашей профессии невозможно жить без веры, нельзя не верить режиссеру. И режиссер должен верить в актеров. Этого не случилось, когда мы работали над пьесой Нушича, хотя материал просто шикарный. Самое удивительное, что пьеса всем безумно нравилась, все были ею увлечены. Но при этом актрисы считали, что спектакля не случилось… Да, и нам было жаль, что сыграли всего несколько спектаклей.

– Часто ли такое бывает: постановка без доверия двух заинтересованных сторон – режиссера и актеров?

– Случается. Сегодня мы играем спектакль «Баба Шанель» по пьесе Николая Коляды. Это первая постановка режиссера Семена Филиппова на большой сцене и первая его работа с актрисами зрелого возраста. Материл тоже очень интересный. Но режиссеру хотелось вынести на суд зрителей старческие пороки, а мы этому не просто сопротивлялись, мы дерзко шли другим путем. (Смеется.) Спектакль выехал на личном обаянии актрис – как только они вышли на сцену, зрители их сразу же и полюбили. Именно с этим пытался бороться режиссер, ему хотелось, чтобы у зрителя, напротив, появилось неприятие старческого брюзжания, эгоизма… А мы своих героинь чувствовали иначе.

– Но ваша-то героиня – Баба Шанель – именно такая, какой хотел видеть ее режиссер?

– Потому что я не сопротивлялась. (Смеется.) Хотя мне трудно представить, чтобы секретарша «чокала», говорила на жаргоне. И все это на рабочем месте! Я таких секретарш не встречала в своей жизни. Кстати, я была против, чтобы мой наряд был таким стильным, как с модного подиума. Но художник-постановщик Олег Петров меня переубедил, сказав: «Все мы хотим спрятать свое истинное лицо за красивенькое». В данном случае – за наряды. Феномен этого спектакля в том, что каждая актриса в отдельности обожает свою роль в этом спектакле. Последний спектакль вообще прошел потрясающе, как будто бы подготовленного зрителя привели. (Смеется.) И Олег Петров был прав, нарядив каждую героиню в красивое. Причем у каждой из нас свой особый наряд, другой героине он не подойдет.

– К какому по счету спектаклю после премьеры актрисе удается расставить все точки над i?

– Хороший вопрос. Когда я была еще молода, мы работали в одном спектакле с Павлиной Васильевной Конопчук. И как-то между репетициями у нас с ней зашел разговор именно об этом – знаю или не знаю до конца, как надо играть. Я говорила: «Кажется, если буду во всем уверена и все точки над i поставлю, то сразу пропадет роль, загадка какая-то уйдет». И она подтвердила мои сомнения: «Даже когда поставишь точку, перед выходом на сцену преврати ее в запятую». Для меня и сегодня очень важно знание сюжета и текста на сцене потерять, чтобы все выстраивалось не по моей воле и не потому, что так написано у автора. Нужно, чтобы все складывалось здесь и сейчас. Иначе пропадает атмосфера, душа спектакля – не знаю, как это назвать...

– В вашей жизни были роли, которые забыть нельзя, например Ефросинья – любовница царевича Алексея в «Антихристе». Здесь тоже ставились запятые?

– Здесь я была актрисой при актере. (Смеется.) Царевича играл Саша Мезенцев. И у меня всегда было такое ощущение, что мы с ним играем высокую трагедию. С приходом другого партнера это превратилось в драму, пропала та высота, на которую меня поднимал Саша. Он превращал меня в королеву. Я чувствовала себя царицей и с этой огромной высоты падала, фактически губила своим падением царевича Алексея. В последней сцене приходило к моей героине осознание, что она убила своего возлюбленного. И с этим чувством она уходила умирать. Честно признаюсь, играя с хорошими партнерами, я зависела от них. И не видела необходимости вести себя на сцене иначе, выстраивать роль только под себя.

– Это, наверное, хорошо, в этом и заключается смысл актерского ансамбля?

– Так учил Игорь Перепелкин. Но потом уходил мой партнер, и я теряла спектакль. Саша Мезенцев – одна из ярких страниц в моей актерской жизни. Мы, молодые артистки, всегда старались поговорить с ним о своих ролях. Всем казалось, что он знает, как нужно работать над тем или иным образом. И он действительно находил правильные слова, за которые можно было зацепиться, и все получалось. Александр Мезенцев – сегодня актер московский – просто одарен даром убеждения. И то, чего порой не давал постановщик, не сумев превратить тебя в своего единомышленника, давал Саша, если ему была интересна работа в данном спектакле. Он умел не просто убедить, а заразить ролью, спектаклем… Мы все время говорили о материале, который играем, а это так необходимо. И это самое яркое, что помнится из той театральной жизни. Мы в своих разговорах пропитывались друг другом, и я начинала понимать, насколько важна для партнера на сцене. Правда, периодически Саша говорил, что уйдет из театра, чем доводил меня почти до истерики…

– Почему?

– Потому что с его уходом я теряла многие роли или точку опоры для них.

– Что сегодня, сейчас?

– Сейчас мы ставим спектакль «Я возвращаю ваш портрет», где я играю роль главной героини Клавы в старости. Роль безумно сложная и столь же интересная. Моя героиня во время войны встретила молодого солдата, который уговорил ее с ним сфотографироваться, чтобы он мог всем говорить, что и у него есть девушка, которая ждет его с фронта. Он выпросил у нее адрес, потому что родных у него не было, он был детдомовцем. И она этот адрес ему дала. Солдат погиб, а поскольку в его медальоне нашли ее адрес, то похоронка пришла Клаве. Это позволило моей героине присвоить себе статус жены убиенного солдата. И в старости она получает пенсию по утере кормильца. Материал абсолютно киношный – много маленьких эпизодов на фоне большой жизни. И никакой конкретной истории прочитать невозможно, а потому надо все сочинять, додумывать. Мне это очень нравится. Мы периодически собираемся маленькой группой и сочиняем жизнь своих героев.

– Что же чувствует ваша героиня, живя с такой тайной?

– Я так думаю, что все эти годы, получая пенсию, моя героиня живет в постоянном страхе. Хотя в пьесе об этом не сказано. Но об этом говорит все: у нее нет ни подруг, ни близких, никого! Потому что с такой тайной подруг невозможно иметь. Она даже с соседями не общается. И вдруг появляются пионеры, которые взяли над ней шефство, и ей приходится рассказывать им о той жизни, которой не было. Хотелось бы, чтобы зритель понял, почувствовал, как постепенно к моей героине приходит осознание того, что она сделала, когда придумала жизнь, которой на самом деле не было. Получается, что этот спектакль не столько про войну, сколько про совесть человеческую. Как ни прячься, приходит момент правды.

– У вас было много подобных серьезных ролей, которые требуют отдачи 24 часа в сутки.

– Такого никогда не бывает, чтобы роль оставалась в стенах театра. Она всегда с тобой, потому и не похожи один спектакль на другой, потому и меняются интонации одной и той же истории. И очень важно, что в тебе меняется отношение к своему герою. Как-то Марина Давыдовна Меримсон мне сказала такие слова: «Чтобы подготовить роль, нужно читать автора, там все написано. И с каждым новым прочтением находить что-то новое». Мне кажется, если спектакль не будет каждый раз новым, он перестанет перелетать через рампу и трогать зрителя.

– Когда профессия поглощает человека всецело, что же остается на личную жизнь?

– Об этом был у меня разговор с Игорем Перепелкиным, когда он приехал к нам ставить «Зинулю». В то время у меня уже родился первый сын. И мы говорили о том, что редкая актриса позволяет себе двоих детей. Актрисы старшего поколения вообще отказывались от счастья материнства, полностью посвящали себя театру, и это казалось нормой. Но я считала иначе: если есть крепкий тыл, актриса должна рожать. Не испытать материнства – лишить себя не только счастья, но и многих эмоций, ощущений, которые важны для актрисы. И вот та семья, которая была против театра, стала моим надежным тылом. Няня, которая вырастила меня, вырастила двух моих сыновей. Я же после 56 законных дней декретного отпуска сразу выходила на работу. На первом месте всегда оставалась сцена. Если надо на работу, то вся моя семья бежит к моему ребенку, а я бегу в театр.

– То есть вы решились родить второго ребенка?

– Да, и сегодня он тоже работает в театре. Артист Михаил Зузнев – мой младший сын. И старший сын тоже связан с культурой, окончил ЧГАКИ и заочно институт права, работает в структуре МВД.

– На спектакли своего младшего сына ходите?

– Не на все. Так сложилось с еще учебных его спектаклей – если разрешает, прихожу. А когда не приглашает, остаюсь дома, хотя все говорят, что это глупо, что он и не узнает... Но я так никогда не сделаю. Может быть, потому что у меня были властные родители, я никогда ни на чем не настаиваю – пусть все будет так, как хотят сыновья. Как правило, на премьере у Миши я не бываю, но прихожу на спектакль потом. Ничего, потерпим. (Смеется.)