Переломы на сцене, инъекции внутривенно, пенсия в 30: челябинские балерины — о театральном закулисье

Хрупкие, лёгкие, изящные — балерины давно стали символом грациозности и красоты. Ими восхищаются и любуются, им посвящают фильмы. «Чёрный лебедь», «Красные башмачки», «Жизнь на пуантах», «История балерины». А вот о боли, травмах и многочасовых занятиях в классе, как правило, говорят вскользь. Один из самых натуралистичных сериалов об этом — «Плоть и кости» — вышел в Америке несколько лет назад, но продержался всего один сезон. От чего же приходится отказаться артистам? Как дотанцевать балет после перелома на сцене? И за что получают ведущие партии? О закулисье балетной жизни 74.ru рассказали артисты Челябинского театра имени Глинки.

Путь на сцену

К театру мы приезжаем в 10:30 — за полчаса до начала занятий в балетном классе. Ищем служебный вход, но он неожиданно оказывается закрыт. В здании идёт ремонт фасада. И объявление гласит, что попасть внутрь теперь можно со стороны улицы Кирова. Для многих сотрудников это тоже оказывается сюрпризом, и вместе с нами театр обходят несколько танцовщиков. Узнать их нетрудно — балетных выдают осанка и неуловимые особенности походки.

— Профессионально я занимаюсь балетом с 10 лет, когда в училище поступила, — рассказывает нам балерина Алёна Филатова. — Непрофессионально — лет с пяти в школе искусств. Ты, наверное, тоже? — поворачивается она к мужу, и Михаил кивает в ответ.

Они познакомились в 2003-м — благодаря челябинскому театру. Михаил к тому времени уже успел поработать в Уфе и за границей, а Алёна только-только выпустилась из хореографического училища.

— Как-то так случайно получилось, — вспоминает Михаил Филатов. — Мы поезд встречали — и они как раз приехали, девочки, на работу устраиваться. Я её увидел, её мама встречала, но не обратил поначалу внимания. Потом мы все жили в одном общежитии, и она год вообще не хотела со мной общаться.

— Почему? — удивляюсь я.

— Говорила: «Ты плохой», — улыбается Михаил. — Мы ездили куда-то вечно на природу, а она была вся такая балетная. Потом сложилась дружба. Целый год я её добивался! А она — ни в какую.

Доказать серьёзные намерения артисту все-таки удалось, в 2007-м они поженились — и теперь неразлучны.

— Мы женились, потом через год ещё венчались. У нас было две свадьбы, — объясняет Михаил. — Венчание здесь, в Свято-Троицком храме, а свадьба в Уфе была. Свадьба — формальность, мы изначально венчаться хотели, но церковь не разрешает сейчас. Я считаю, что брак один должен быть.

Уфа, уточняет Михаил, — город, где он родился, там живут родители. А Челябинск, добавляет Алёна, — её родина.

— Почему это ты из Челябинска? — вдруг поворачивается к жене Михаил.

— Ну, из Еманжелинска, — отмахивается Алёна. — Какая разница.

— Ты с родины Ирины Шейк, — подкалывает её супруг.

— И мы с ней в одну группу даже ходили в садике, — улыбается Алёна. — Губы у неё натуральные.

Детский сад Алёна окончила в Еманжелинске, а вот в школе отучилась всего несколько классов. Хореографического училища в родном городе не было, и поступать пришлось в Перми — почти за 650 километров от дома.

— С 10 лет я жила в училище — самостоятельно, без мам, без пап, — вспоминает Алёна Филатова.

— А я учился в Уфе, — добавляет Михаил. — Жил в интернате, а на выходные родители домой забирали.

Карьера балерины, уточняют Филатовы, была детской мечтой Алёны, а вот Михаил в хореографическом училище оказался практически случайно.

— Время такое было — 1980–1990-е. [Родители отдали] просто чтобы оградить меня от улицы, скорее всего, — рассуждает Михаил. — Из-за этого в футбол мне в детстве не давали играть. «Следи за ногами, береги ноги», — [говорили]. И я книжки дома читал. Я так счастлив был, когда уехал от родителей — что я сам, самостоятельно [буду жить].

Похожая история — и у коллеги Филатовых, молодой балерины Инги Карповой. Её в четыре года или пять лет родители привели в спортивную акробатику, потом девочка попала в хореографический кружок, а в 10 отправилась поступать в училище.

— Мы поехали с мамой в Питер и в Пермь, — вспоминает Инга. — Там была такая градация: берут тех, у кого данные подходят, но — так, нормально, а есть те, кого берут безусловно. В Питер меня взяли без условий. Я не хвастаюсь, просто констатирую факт. И, естественно, я тут думать не стала, мама тоже. Мы были счастливы, что меня взяли.

Но чтобы поступить, Инге пройти пришлось три тура испытаний.

— Первый — когда смотрят в общем. Приходит очень много детей, и отсеивают какую-то часть, которая прям совсем не подходит, — объясняет Инга. — Смотрят прыжок, выворотность, стопу (красивая или нет), у нас же должна быть особая стопа, смотрят растяжку, естественно, и танцевальность. Полечку станцевать надо было. Второй тур — это медицинское обследование. Смотрят зрение, позвоночник (искривлён или нет). И третий тур — то же самое, что и первый, только в более ужесточённой форме. Отсеивают конкретно. Три тура — и зачисляют.

После этого у 10-летней девочки началась новая самостоятельная жизнь в интернате.

— Первый год, конечно, я очень скучала по родителям, плакала, — вспоминает балерина. — Классный момент помню. Мне папа с мамой сделали сюрприз. Они приехали ко мне неожиданно в середине года. Никаких праздников тогда не было, ничего. Мы по субботам ходили с интернатом в магазин. И в очередную субботу мы вышли в магазин — и я там встретила свою маму. Она говорит: «Здравствуй, доча, а вот и папа тут тоже за другим углом!» Я помню, что я тогда так расплакалась! Это было незабываемо.

Уже во время учёбы большинство маленьких артистов начинают привлекать к выступлениям.

— В шестом классе, если мерить по обычной школе, мы уже выходили на сцену, — вспоминает Алёна. — В «Спящей красавице», в «Дон Кихоте» амурчиками.

— А я в «Щелкунчике» выходил, в «Лебедином озере», — перечисляет Михаил. — Я уже со второго курса работал в театре. Нас было два мальчика, и мы солистами работали в балетной труппе. Я уже на контракте тогда был, учась в училище.

Инга Карпова предложение о трудоустройстве получила уже после выпуска. Год танцевала в Театре Бориса Эйфмана, ещё два — в Театре имени Леонида Якобсона. А затем задумалась о смене работы.

— Как-то не складывалось почему-то ни в Театре Эйфмана, ни у Якобсона, — вспоминает Инга. — Я чувствовала, что что-то не так. И я приехала в Челябинск к родным в отпуск. Подумала тогда, что в этот отпуск не буду заниматься балетом, даже на шпагат не сяду! Мы же обычно стараемся поддерживать форму в отпуске, чтобы выйти и не быть совсем уж булкой. Я гуляла, зашла к афише Оперного театра. Решила посмотреть, что же у нас тут будет. Может быть, получится что-то зайти, посмотреть. И вот я стою в наушниках, пританцовываю, смотрю афишу — смотрю, кто-то ко мне справа приближается, со стороны театра. И говорит: «Девушка, приходите к нам в театр работать». Мы познакомились, поговорили, где я училась, кто он. Это оказался художественный руководитель Юрий Викторович Клевцов. И он сказал: «Приходите всё равно, хоть позанимаетесь». Ну что, не отказать же!

Но одними занятиями в классе эта история не закончилась. Петербургской балерине предложили в Челябинске работу, и она… согласилась!

— Меня в итоге пригласили на ведущие партии. Для меня это был шок! — вспоминает Инга. — Я никогда в жизни не танцевала ничего подобного. Сольно я танцевала, но не ведущие, заглавные партии. Для меня это было что-то невероятное. Я понравилась и педагогу, и художественному руководителю. Но я, конечно, думала долго. Всё-таки Петербург… я жила там 10 лет. И просто взять, вернуться сюда? Как же я буду без Питера? В итоге я подумала, что нельзя упускать такой шанс, такие возможность и опыт. И я приняла приглашение. Работаю тут уже два года — и третий собираюсь.

График — ненормированный

— Балет живёт по-другому из-за нашего ненормированного графика. В понедельник у нас выходной, когда у нормальных людей в субботу–воскресенье, — рассказывает Алёна Филатова. — Мы не можем спланировать ничего. Ни поход к врачу, ни что-то другое. Что касается ребёнка — отдельная история.

— У нас бывает, что мы просто молчим весь вечер, потому что здесь настолько наговоришься и насмотришься, что дома тупо [проводишь время] один, — вспоминает Михаил Филатов. — Я могу телевизор смотреть, Алёна — сидеть читать. Ребёнок порой обижается, что мы приходим — и каждый в своё. Бывает. А в отпуске вообще про работу не говорим. Отключаемся полностью.

Привычного для многих расписания — с девяти до шести — в театре не бывает. График репетиций зависит от репертуара и загрузки конкретного артиста, от того, готовятся ли премьеры или гастроли.

— У меня сейчас репетиции не каждый день. Я просто сейчас пореже на сцену выхожу, — рассказывает Михаил.

— А у меня — каждый день, — продолжает Алёна. — сольные, и кордебалетные, и ведущие репетиции — это всё может быть в один день. А может быть по-другому. Сегодня вот у меня только полчаса репетиция — и больше вообще ничего нет. Это ненормированный рабочий график. Если идёт постановочная работа над спектаклем, мы тут можем и с 10 до 10 быть. Мы не выходим, ребёнок нас дома не видит. Она сказала: «Я не буду балериной. Никогда».

С тем, что график у балетных не слишком удобен, согласна и коллега Филатовых — Виктория Дедюлькина.

— В 11 часов у нас урок, желательно до него разогреться. Кто-то за час приходит, кто-то за полчаса. Бывает, немножко проспишь — и за 10 минут приходишь. Успеваешь более-менее разогреться и занимаешься, — рассказывает Виктория. — Время ищешь, а его мало, потому что распорядок дня не очень комфортный. Утром классика, потом ты стоишь в кордебалете, если у тебя есть ещё и сольные партии, ты остаёшься днём. Если участвуешь в постановке, то ещё и вечерние репетиции. Чисто ведущие солисты больше не стоят нигде, они приходят утром и днём — на час, на два репетиции. А я пока только перехожу в эту стадию, поэтому почти весь день я здесь. Бывает, конечно, когда и вечера свободные, но это прям редкость.

Домой, рассказывает Виктория, в сезон добираешься в лучшем случае к девяти вечера, а то и в десять.

— Часто после спектакля бывает трудно уснуть, потому что ты весь отдался морально, и хотя ты физически устал и готов прямо сейчас уснуть, но ложишься и проматываешь в голове, если что-то не получилось, — рассказывает Виктория. — А бывает, что ты удовлетворён всем, что сделал, приходишь и тут же плюхаешься. Так как у меня пока семьи нет, нет обязанностей семью накормить, ещё что-то — без этого пока попроще.

Сложности с графиком для балерины усиливаются во время сессии. Виктория учится в Южно-Уральском институте искусств — на балетмейстера.

— Это очень тяжело совмещать, потому что если есть свободное время, мне совесть не позволяет на пары не пойти, — объясняет молодая балерина. — В 8:30 на пары, потом приезжаю сюда на классику. Потом, если нет репетиций, бегу на пары. Если есть репетиция, то репетирую, потом бегу на пары. В этой сессии ещё после репетиций вечерних, до семи вечера, у нас была пара в 19:50. Это было, конечно, уже очень поздно, мозги не соображают. Но там иногда практические занятия, поэтому на них ещё можно сходить. Во время сессии, конечно, очень тяжело.

Летняя сессия в этом году, рассказывает девушка, выдалась особенно тяжёлой. Ведь параллельно с экзаменами готовиться пришлось и к гастролям в Большом театре.

— Татьяна Борисовна Предеина, когда услышала, что у меня сейчас сессия, сказала: «Ты что, с ума сошла? Думать надо о Москве». Потому что досдать можно и в постсессионный период, ничего страшного, если ты досдашь. Но я стараюсь всё закрыть во время сессии. Педагог же каждый за свое радеет — его предмет самый нужный. Пытаемся договариваться, — рассказывает Виктория. — Я с ноутбуком приходила. Если у меня партия не ведущая, и я особо сильно не нужна в этот момент, есть время что-то исправить и дописать.

Без булок и шоколада — трудно

Во время сессии, рассказывает Виктория, ела иногда за двоих.

— У меня и сессия была, и я ещё помогала одной девочке в балете, и свою «Пахиту» репетировала. Получилось так, что мне очень тяжело было физически. И я приходила в столовую, две порции мяса съедала, просто чтобы были силы. Я курицу люблю, причём любую, — смеётся Виктория Дедюлькина. — Супы-пюре люблю очень, любые! Хоть овощной, хоть грибной. Когда много работы, тебе нужны силы.

Не отказывает себе девушка и в маленьких слабостях.

— Как без шоколада? Он же энергию придаёт, — улыбается балерина. — Конечно, мы его едим. Зачем отказываться от такого удовольствия, если потом ты можешь на класс прийти и всё [сжечь]. Но до репетиции ты не можешь поесть, потому что будет тяжело. А после репетиции тебе не хочется есть — час, два. Хотя иногда приходится идти в столовую, потому что ты знаешь, что до вечерней репетиции ты сильно захочешь.

— Булки, конфеты — ешь всё, что хочешь, если любишь это, — добавляет Инга Карпова. — Я очень люблю, поэтому ем всегда. Но лучше на ночь не есть, конечно.

Впрочем, девушки не исключают, что со временем подход к питанию придётся пересмотреть.

— Я сейчас изучаю всю литературу. Говорят, что молодому организму проще, потому что у него хороший метаболизм, — рассуждает Виктория Дедюлькина. — А так-то, на самом деле, я читала, что только 30 процентов от физической нагрузки зависит. Когда метаболизм ухудшается с возрастом, придётся, может, и без шоколадок как-то жить. Через несколько лет надо будет это уточнить. Но я надеюсь, что это не так!

Изнурять себя диетами не приходится и балетной семье Филатовых.

— Есть какая-то байка, стереотип, что люди до посинения не едят, — смеётся Михаил.

— Нет, у нас очень много физической работы, и она заменяет все тренажёры, фитнес-залы, всё-всё-всё. Мы совмещаем приятное с полезным, и нам за это ещё деньги платят, — улыбается Алёна. — Мне вот — чем больше работы, тем в лучшей я форме.

Впрочем, нормально поесть в течение дня супруги тоже успевают не всегда.

— Раза два, наверное, [едим за день]. Это тоже зависит от того, какой график работы на сегодня, — рассказывает Алёна Филатова. — Если день забит, мы можем вообще поесть только в десять часов вечера. Не считая лёгкого завтрака. А бывает и наоборот — знаешь, что поешь только в десять, и плотно завтракаешь.

— Я вообще не ем с утра. Кофе выпил только четыре кружки, и мне неохота есть, — пожимает плечами Михаил.

— Да, Миша не ест, — кивает Алёна. — А мне главное — [в течение дня] водичку попить.

Переломы — не редкость

А вот травмы в жизни артистов балета — явление нередкое. Причём речь вовсе не о банальных простудах или общем переутомлении.

— Я несколько раз на сцене ломал ногу, — вспоминает Михаил Филатов. — Я тогда дотанцевал, конечно. Мы, наверное, в этом плане мазохисты. Таблеток съешь штук пять — и нормально. У меня каждый год новое что-то начинает появляться. Старое проходит, новое появляется.

— Но там перелом, конечно, не такой, чтобы всё, ходить не можешь. Это плюсневая кость. А так травмы бывают, да, — подтверждает Алёна. — Всё что угодно. Никто не застрахован от несчастного случая, от перетруда, от неправильной работы какой-то.

Нередко артисты балета используют специальные спреи с обезболивающим — обрабатывают ими пострадавшие мышцы или суставы. Но иногда прибегать приходится и к более тяжёлым средствам.

— Раньше вообще ничего не было. Мне баралгин внутривенно кололи, и я шёл на спектакль. Как-то раза три так делали, когда грыжи были, — рассказывает Михаил. — Я вообще двигаться тогда не мог.

— При грыже спрей не поможет, — продолжает Алёна. — Да это чисто самовнушение, я думаю, эти спреи. Побрызгал и думаешь — всё, спасён. Оно реально помогает, конечно. Видимо, это всё идёт от мозга. Миша вот гипс никогда не надевает. На нём зарастает, как на собаке.

— Мне три раза гипс надевали, я один день только выдерживал, больше не могу, — улыбается её супруг. — У меня чешется всё! Ортез я один раз надел. Да вот я палец сломал на спектакле, — показывает нам Михаил руку. — Я его перемотал как-то лейкопластырем. А почему я гипс не надел? — поворачивается он к жене.

— Потому что спектакль, — напоминает Алёна.

— А, потому что «Щелкунчика» надо было танцевать. И я гипс снял. В пачке у Предеиной тогда запутался, и палец надломился. Пришлось дотанцовывать, что делать. Вот он, криво сросся, — вновь поднимает руку Михаил.

Перерыва из-за травмы артисты, как правило, не делают. Травмы переносят на ногах. Правда, если требуется операция, уйти на больничный всё-таки приходится.

— Опасная у нас работа, — резюмирует Алёна. — Вроде всё нормально. Ну, болит чуть-чуть коленка. Потом — раз! — оказывается, что там мениск порван.

— У меня полгода плечо болело. Оказалось, ключицу сломал. Я даже не пошёл рентген делать. Само всё прошло, — пожимает плечами Михаил. — Мне сказали, надо оперировать. Она раздробилась, кость. Я говорю: «Я так, сам».

— Ключицу же не загипсуешь, — объясняет Алёна. — Просто поменьше движений [надо делать].

— У меня нога раз пять сломана, — добавляет Михаил. — Считаю, что главное — в это не верить. Как только сдашься, начинает болеть.

А вот молодые артисты признаются — они ещё не привыкли к тому, что приходится терпеть боль.

— Для меня, пожалуй, это самое сложное, — рассказывает Инга Карпова. — Когда что-то болит, я не могу вообще [ничего], даже репетировать не могу! У меня всё опускается, я не хочу ничего делать. Спина если болит или стопы — это самое неприятное. Всё остальное просто неважно.

Правда, сложных травм у девушки и не было.

— Был один случай, когда я упала на «Спящей красавице», — взволнованно вспоминает Инга. — Я была спящей красавицей, и я упала! Поскользнулась, ударилась головой очень сильно. Естественно, я дотанцевала, но у меня было сотрясение. Это самая серьёзная травма, которая у меня была на сцене. Видимо, из-за адреналина ты как-то не обращаешь внимания на то, что произошло. «Я упала? А! Надо танцевать, танцевать». Я не помню даже свои ощущения, было мне плохо или нет. В танце вообще ничего не замечаешь. Всем балеринам хоть раз в жизни хотелось бросить балет. У меня это тоже случается. И в такие моменты я вспоминаю, что у меня есть свой зритель, ради него я готова приходить в зал, работать, терпеть все трудности. Разные трудности. И когда-то просто не хочется работать, иногда не хочется работать потому, что у тебя что-то очень сильно болит. И тут ты понимаешь — ты можешь ради своего зрителя всё сделать.

Серьёзных травм не было и у Виктории Дедюлькиной, но о преодолении боли она тоже знает немало.

— У меня, знаете, что было? Стержневая мозоль, палец у меня разбух, было безумно больно, и я не могла надеть пуанты, — вспоминает Виктория. — У нас было шесть «Щелкунчиков» подряд в новогодний сезон, и я должна была танцевать второй или третий. И попросила поменяться, чтобы выступить ещё на день позже. И я более-менее привела мозоль в порядок, но было всё равно больно. Есть такие специальные пшикалки — а там лидокаин, благодаря им иногда и выходишь. Мне кажется, у нас много в балете есть, у кого что-то болит. И мази, уколы можешь поставить, если серьёзная такая боль, а нужно выйти. Укол ставишь — и пошёл. Но, конечно, это плохо потом на здоровье сказывается.

Уходить на больничный, рассказывает Виктория, артисты не хотят сами — без театра они долго просто не могут.

— Но никто же не знает, как сильно у тебя болит, если ты не подойдёшь и не скажешь: «Я не могу танцевать, у меня очень болит всё», — объясняет балерина. — Но, конечно, ты не можешь подставлять [труппу своим уходом] за день, за два. Пытаемся найти компромиссы, выйти из положения, либо заранее говорить. Или ставим уколы. Мне пока такого не доводилось, слава богу.

Из кордебалета — в ведущие солисты

Заветная мечта любого артиста — выбиться в ведущие солисты. Но поначалу танцевать, как правило, приходится в кордебалете, в задних рядах. И только со временем — если заметят — можно получить первые партии.

— Жизель — это моя любимая партия, — с воодушевлением восклицает Инга Карпова. — Как я её люблю! Последний раз, как я её танцевала... Там есть такая сцена — сцена сумасшествия. Когда Жизель узнаёт, что её возлюбленный её обманывал, притворялся крестьянином, а на самом деле он граф, у него есть невеста — и она сходит с ума. Это чисто драматическая сцена. Там нет балетной техники, не нужно думать, как вывернуть пятки — ты просто ведёшь себя как обычный человек. И тут я поняла, что я — драматическая актриса. Просто у меня пошли мурашки по голове, я смотрю на свои руки, а они трясутся. Я вжилась в свою роль настолько, что подумала: «Не сойти бы мне с ума на самом деле». Я подхожу к своему партнёру, который меня якобы обманул, смотрю на него, в его глаза пытаюсь заглянуть и говорю: «Скажи, что это неправда! Скажи!» Он смотрит на меня и говорит: «Инга, Инга, спокойно, всё хорошо». А мне сойти с ума было — по щелчку. Но это так кайфово, так приятно. Ради этого я готова танцевать сложные балеты, после которых приходишь домой — и просто умираешь.

— Спасибо Юрию Викторовичу Клевцову (художественный руководитель балета. — Прим. ред.), который даёт [партии]. Если бы не он, кто бы ещё давал? Отчетный концерт училища у нас здесь был, в театре, и Юрий Викторович тогда его смотрел, — вспоминает Виктория Дедюлькина. — После выступления он подошёл ко мне и ещё одной девочке, которая со мной выпускалась, и сказал: «Приходите работать на такую-то категорию, я вас приглашаю». Может быть, он уже тогда увидел мой задаток. Он же определяет, какую партию танцевать. Он верит в то, что я могу это сделать, и я делаю.

Правда, Виктории «везёт» — разучивать партии ей приходится в рекордные сроки.

— У меня почему-то получается всё очень поспешно. За месяц — ведущую партию. Это очень мало! — улыбается балерина. — А мы с Татьяной Борисовной Предеиной как-то можем это сделать. Мы уже с ней ржём: ну что, следующую за сколько, за две недели приготовим? У нас не так много людей, как в Москве, чтобы была безумная очередь. Но она всё-таки есть. Я вот ещё попала в удачное время, когда две ведущие балерины ушли в декрет, поэтому у нас пока мало работников. Потом они вернутся, и очередь будет подольше.

Того, что её заменят, Виктория Дедюлькина не боится.

— А почему этого надо бояться? — удивляется артистка. — Вот Инга Карпова, например, готовила ответственную партию в «Лебедином озере». И её не выпускали один раз, не выпускали второй раз — потому что считали, что она ещё не очень готова. И выпускали Катю Хомкину. Но потом она всё-таки вышла! Если ты готов идти к цели, то неважно, пропустишь ли ты этот раз. Просто выйдешь в другой. Мне кажется, что это ничего страшного. Спектакли никуда не денутся.

— «Лебединое озеро» считается самым сложным, — рассказывает Инга Карпова. — Я его танцевала два раза, в этом сезоне у меня была премьера. Очень сложный балет. И технически, и в плане выносливости. Техника — это ещё ладно, это отрабатывается в зале. Ты выходишь на сцену и знаешь приёмы свои, даже если там неровность на полу, ты в зале отработал — и знаешь, как ты сейчас это сделаешь, несмотря на неровность. А вот выносливость, конечно, зависит от количества сложных движений подряд в танце. «Лебединое озеро» почему сложное? Там всё идёт подряд, тебе даже некогда отдохнуть. Особенно второй акт, чёрное па-де-де. Ты не успеваешь отдохнуть, и тебе уже выходить на сцену. Сразу идёт фуэте после твоей вариации, практически сразу. То есть и вариация сложная — а тебе ещё сразу надо фуэте делать 32. И я помню, как стою за кулисами, у меня премьера, и я говорю: «Девочки, я не знаю, как сейчас выйду и закручу эти 32 фуэте, просто не знаю!» Они меня поддержали, спасибо им большое. В итоге выходишь и благодаря наработкам в зале крутишь 32 фуэте. Не знаю, как.

Отпуск — не как у всех

В напряжении — готовя партии и премьеры, балерины проводят 11 месяцев в год. Отпуск у них чуть больше традиционных 28 дней, а вот выходные часто бывают рабочими.

— Когда премьера, накапливается большое количество напряжения — и эмоционального, и физического, — рассказывает Инга Карпова. — И вот премьера — у тебя облегчение, и нужно отдохнуть, расслабиться, взять просто два дня за свой счёт и уехать на природу. Я так делала, просто в «Баден-баден» ездила. Это грамотно, я считаю, так подходить к своей работе, чтобы потом у тебя не было кома снежного. Отдохнуть, побыть вдали от людей. Никакие тусовки, никакие клубы — от меня это слишком далеко, в клубы я не хожу, не люблю всё это. Когда среди недели накапливается напряжение и я чувствую, что надо разгрузиться, то иду в наш бор челябинский. Там, где бассейн ЮУрГУ, гуляю, наслаждаюсь тишиной. Могу с книжкой прийти, если лето.

— Волнение, конечно, бывает — настолько, что ты стоишь перед выходом и думаешь «Господи, ну зачем тебе всё это?» — улыбается Виктория Дедюлькина — А потом, когда всё заканчивается, ты понимаешь, что оно того стоило. Это действительно того стоит, если ты кайфуешь на сцене, если ты счастлив после спектакля, всё сделав.

С радостью, как правило, ездят балерины и на гастроли.

— Я хотела побывать в Париже, а потом — бац! — и говорят, что на три месяца у нас гастроли во Францию. Вот это да! — смеётся Виктория Дедюлькина. — Это фортуна в жизни или что? Франция — это были первые в мои гастроли, и мне очень понравилось. Я люблю из города в город переезжать, путешествовать, в автобусе ехать. Для меня вот кайф был — ехать в автобусе. Музыку слушаешь, природу смотришь — я люблю. Ну и Париж, конечно, очень красивый.

У Инги Карповой одна из первых поездок была в Израиль.

— Тель-Авив мне понравился. Такая жизнь там курортная, свободная! — улыбается балерина. — Мне нравится за границей то, что они все приветливые, дружелюбные, открытые жизни. Где есть море, там вообще рай. Люди могут просто сказать: «Привет! Как дела?» Или помочь. Я там познакомилась с девушкой. Зашла на волнорез — и там девушка была, а нас с этого волнореза пытались согнать. А я же не понимаю [язык]. Смотрю на неё и пытаюсь спросить, что происходит. А она начинает мне говорить на английском: «Не парься, не слушай, делай, что хочешь». Так и познакомились. Оказалось, что она из России. Мы обменялись телефонами, и она сказала: «Если захочешь приехать в Тель-Авив, можешь остановиться у меня». Мы с ней общались буквально часа полтора — и всё, она мой друг!

А вот в отпуск Инга Карпова обязательно старается выбраться в Северную столицу России.

— По Питеру скучаю, каждый отпуск езжу туда. Весь Питер — это сплошное место силы, я во всех интервью так говорю, — заявляет Инга. — И архитектура просто невероятная, боже, это рай. И столько там воды — каналы, Нева. Булочные обожаю. Я люблю кленовый пекан, обожаю его! В Питере у меня всегда завтрак — это кленовый пекан с кофе, с чаем. Беру с собой — и ухожу поближе к воде или в парк.

В отпуск все артисты уходят разом, в одно время. Это особенность театральной жизни.

— Мы привязаны. Ты же не возьмёшь за свой счёт неделю и не поедешь отдыхать, — объясняет Алёна Филатова. — У нас стабильно раз в год отпуск — у всей труппы. Мы не можем взять неделю отпуска и съездить зимой. Есть всё равно обременение, что ты участвуешь в спектаклях, и ты знаешь, что это — твоя работа.

В течение года, когда удаётся, Филатовы в выходные тоже стараются отдохнуть. Михаил, например, любит охоту и рыбалку.

— Езжу везде — Челябинская область, Курганская. Так как времени мало, мы выделяем один день всего лишь. Утром едем, а вечером домой, — рассказывает Михаил. — Мы не покупаем мясо в магазине. Лось, косуля, кабан — вот дичь. Когда мясо кончится, мы едем. Я иногда даже не стреляю. Так, подпустить, посмотреть. Мне походить нравится по лесу. Последний раз находился до того, что у меня в гипс ногу закатали. Сустав воспалился. У меня даже собака упала, больше ходить не могла, а мы всё ходили.

Собака у Филатовых крупная — дог. За любопытный характер её назвали Варей.

— Она с нами ездит на спектакли. Вот в Екатеринбург, например. Куда едем недалеко если, я на машине еду, с собой берём, — улыбается Михаил. — Летом я бегаю. Здесь мне [делать это] не нравится, но мы недели две в Уфе проводим. Там я бегаю. А здесь мы с собакой в парк Гагарина уезжаем. Два–три раза в неделю часа по два я там с ним брожу. Белок считаем.

А вот если не бегать и не поддерживать себя в форме, последствия могут быть непредсказуемые.

— Я один раз набрал… С отпуска вернулся 98 килограммов! — смеётся Михаил Филатов. — К примеру, сейчас я — 83. Это сколько я скидывал? 15 килограммов сбрасывать пришлось. Больше я так не набирал. Это было тяжело. Я ни в одни вещи, в костюмы залезть не мог.

На пенсию — в 30

— Я на пенсии четыре года уже, — вдруг заявляет Михаил.

— Шутите? — удивляюсь я.

— Серьёзно, — кивает Алёна. — А мне до пенсии год остался. Она не от возраста зависит. Должно быть 15 лет стаж солистом — и всё.

— Бабушки нас не любят в Пенсионном фонде. Всё время [ворчат]: «Чего вы пришли сюда?» — улыбается Михаил. — Они же не думают, что мы пенсионеры. Думают, мы за детскими пособиями приходим.

Оказалось, что на пенсию он ушёл в 33 года, а сейчас Михаилу 37. Алёне — 32.

— Я жду её, когда она соберётся, — кивает артист на жену.

— Это палка о двух концах. Вроде думаешь: «Доработаю до пенсии — и брошу», а мне кажется, что наступит этот момент, и захочется ещё танцевать, — рассуждает Алёна. — Кто знает, может, как Татьяна Борисовна Предеина до 51 года тут будем. Она же выходит на сцену. Загадывать не хочется. Главное — чтобы было, куда уйти, найти себя в другом деле. Есть мечты, но я не буду рассказывать.

Хотите знать больше о закулисье театра? Флейтистка оперного театра рассказала о том, как проходят её понедельники. Там есть кофе, Моцарт и ритуалы красоты. А накануне Международного дня кукольника 74.ru побывал за кулисами Челябинского театра имени Валерия Вольховского.

Интересуетесь и другими профессиями? В июне вышла откровенная статья о буднях рядового учителя. Педагог рассказала о родительских чатах, наглых детях и школьных поборах.

В апреле о работе скорой помощи нам рассказал один из челябинских фельдшеров. Как они спасают наркоманов, кто отмывает машину от крови и что помогает не спать сутками, читайте в материале 74.ru.

На этой неделе о том, что почему пошли в профессию, нам рассказали студенты медакадемии.

А челябинка Анна Горфинкель выбрала совсем не женскую профессию — патологоанатом. Она уверяет, что посмертная диагностика — лишь часть работы её отделения, намного чаще сотрудники помогают живым.

Больше интересных статей ищите в разделе «Истории».