Киалимские болваны и каменный цветок

Четыре дня шлепать по болотам – неплохая перспектива! Стоп, а что я знаю о болоте? Во-первых, там есть кочки, во-вторых, оно засасывает. Никто из челябинских друзей-знакомых не поддержал меня в странной затее: четыре дня бродить по вязкой жиже, рискуя провалиться в нее под тяжестью рюкзака.

В гордом одиночестве я ехала на электричке в Миасс, мысленно готовясь к предстоящему приключению.

Идея «болотного» маршрута принадлежала миасскому лыжнику, председателю лыжной квалификационной комиссии, мастеру спорта Николаю Носкову. В прошлые годы, совершая вылазки в недра киалимских болот, то там, то тут встречал он скальные останцы. Что, если объединить четыре останца в одной экспедиции? Вот эту затею нам и предстояло реализовать.

К моему приезду миасская группа уже собралась в полном составе. Итак, нас трое – Носков, я и молодой миасский художник Айваз Каюмов. Месяц назад я видела Айваза на Таганае: он бодро взбирался на Ицыл в наушниках, не обращая ни малейшего внимания на проливной дождь. В общем, компания хорошая и есть шансы на успех.

Челябинцы никогда не поймут миассцев. Обитатели южноуральской столицы едут куда-то на машинах и электричках, а эти счастливцы отправляются в поход прямо из своих квартир. Через бомжовское гетто, по тропинке, по шатким мосткам, мимо стада беспризорных барашков и козочек выходим к Тургояку. Один взгляд на озеро – и вперед, к липовскому кордону и речке Сухокаменке. Сказать, что в этих местах водятся клещи – не сказать ничего. Мы шли по «клещобам» – уже ближе к правде.

«Клещи любят теток, темненьких и молодых», – объяснил мне Коля. Сам он не подходил ни под один из этих критериев. Зато я подходила под все три. А еще клещи, как оказалось, обожают белые ткани. Они мирно тусовались на моей белоснежной косынке, откуда их поминутно снимали Коля и Айваз. Они же дали мне краткую инструкцию по клещам: когда кусает, просто берешь руками и вытягиваешь. Я вытянула из себя пару-тройку этих мерзавцев, а вместе с ними остатки клеще- и энцефалофобии.

Большой Уральский хребет поначалу не входил в наши планы, поскольку не вписывался в «болотную» концепцию. Но почему бы и нет, если все равно идем мимо? Вечером – ночевка у подножия хребта, с утра – восхождение на хребет и поиск вершины «Острая». Судя по топониму, это должна быть скала с хорошей обзорной точкой. А вокруг – только непролазная тайга.

Вдруг мы увидели нечто заставившее нас замереть от восторга. Каменный цветок, вылезший из недр земных. Не тот ли, случаем, о котором мечтал Данила-мастер? Вполне возможно. Напрашивалась и еще одна ассоциация. Структура камня уж больно походила на срез дерева, снесенного ураганом.

Вслед за таинственным цветком нашлась и вершина «Острая». Туристам она интересна открывающимся сверху красивым видом на Монблан.

Дальше наш путь лежал по низинам. Непролазная тайга, мухи-комары, болота. Мало кто ходит по этим местам: туристов всегда тянет вверх, на гору, а межгорные котловины остаются нехожеными. Меж тем в них есть своя красота. Мхи, хвощи, камни, водоросли, стволы деревьев – все зеленое. Никогда глаза не видели столько сочной зелени разных оттенков.

Нам предстояли поиски первого скального останца. Тропы нет, на карте не отмечен, GPS не запеленгован. И вот, изрядно поплутав по тайге, мы увидели ЕГО. Идешь-идешь по лесу, и вдруг как бы из ниоткуда перед глазами возникает каменный гигант. Ощущения непередаваемые.

Киалимские скалы очень похожи на фрагмент популярного «Шихана» около деревни Силач, похожи и на таганайских «Трех братьев». В народе каменные глыбы называют шиханами, братцами, болванами. Их роднит округлость форм, трещины и выточенные словно по циркулю впадины на макушке, похожие на пепельницы. Второй останец, сильно наклоненный в сторону, был в получасе ходьбы от первого.

«Коля, можно я назову его Пизанской башней?» – спросила я Носкова. «Это сделали задолго до твоего появления на свет», – усмехнулся наш проводник по Киалимским болотам.

Пара снимков – и снова в путь, искать третий болван, названный «Болотным братцем». Мы нашли его поздним вечером, поставили палатку и легли спать, оставив созерцание красот на утро.

С восходом солнца мы не только обошли братца вокруг, но и залезли на него. Увиденное сверху дорогого стоит, и вот почему. Как правило, на вершины уральских гор смотрят с таких же вершин, одинаковых по высоте. Что получается? Плоскость! Горный пейзаж почти ничем не отличается от степного.

Находясь на макушке «Болотного братца», мы были гораздо ниже Круглицы, Откликного, Дальнего Таганая, Ицыла. С низкой точки горы смотрелись по-настоящему величественно, а мягкий утренний свет придавал им загадочности.

Путь к Терентьихе, последнему пункту нашего следования, был самым трудным. По дороге не встретилось нам ни речки, ни ручейка – суп и чай были сварены на болотной жиже. Из уроков литературы у меня в памяти всплыло выражение «засосала среда». Тут, на киалимских болотах, стало понятно, отчего «среда засасывает» – от промедления. Подумал, остановился в нерешительности – и резиновый сапог скрывается в трясине. А выход простой: идти, не оглядываясь назад, выпрастывать ногу из вязкой жижи, преодолевая сопротивление, и все будет в порядке!

О Терентьихе Николай отзывался загадочно: дескать, гастарбайтеры ее строили и пожалели цемента. Только подойдя к скале, я поняла, что все это значит. Предположительно, лесная мини-катастрофа случилась зимой 2006–2007 гг. Терентьиха развалилась на множество каменных плит, удивительно ровных. Вот наша версия: между плит попала вода, замерзла и разорвала скалу на части. Подчеркну, это всего лишь предположение, хотя и наиболее вероятное. Зловещее это место, нехорошее. От мошкары никакой репеллент не спасает, вороны орут, словно резаные поросята. В общем, пора домой.

Скальные останцы породили в моей голове массу вопросов. Каково их происхождение и возраст? Что за порода у камня? Почему они вырастают из земли, словно столбы? И наконец, от чего пала Терентьиха?

Геолог по специальности, старший научный сотрудник историко-культурного заповедника «Аркаим» Ия Батанина первым делом попросила меня показать образцы каменных пород. В самом деле, как не пришло мне в голову отколупнуть с каждого болвана по кусочку? Особенно Ию Михайловну заинтересовал Каменный цветок. Что касается «Братцев-болванов», они действительно имеют общее происхождение.

«Изначально это была цельная плита, – объяснила Ия Батанина. – На большой глубине, в недрах земного шара с ней происходили глобальные эндогенные (внутренние) процессы. Под воздействием огромного давления и высоких температур образовались трещины, которые видны и сейчас – мы их называем «трещинами отдельности». Когда блоки вышли на поверхность земного шара, с ними стали работать ветер, солнце и вода (экзогеннные процессы). Мягкие породы камня выветрились, а твердые остались, отчего образовались красивые столбы».

Глянув на развалившуюся Терентьиху, Ия Михайловна констатировала: «Такая же участь ждет всех братцев. Правда, мы этого, скорее всего, не застанем. На Аркаиме геологи сейчас находят следы горных рек, огромные камни на глубине 200–250 метров. Эти реки текли в мезозое, 50 миллионов лет назад. А потом все выровнялось, и стала степь»

Выходит, процесс старения можно выразить в геометрических формах. Это выравнивание, уплощение, скрашивание острых углов. То же самое происходит и с нами. Мудрость, спутница зрелости, – это умение найти компромисс, избежать конфликта. Выпирающие, подобно болванам, личностные черты (не зря же говорят «юношеский максимализм») с годами тоже уплощаются, выравниваются. Молодость – крутые горы, высокие хребты, старость – степь, равнина, холмы. И то, и другое безумно красиво. А все-таки жаль мне немного Терентьиху…