Дмитрий Дибров, телеведущий, журналист, музыкант: «Политиков сегодня можно не замечать»

В этом году почетным гостем гала-концерта благотворительной премии «Андрюша» стал известный российский телеведущий, журналист и музыкант Дмитрий Дибров. В интервью корреспонденту Chelyabinsk.ru он раскрыл секреты воспитания юных музыкальных дарований, рассказал о своей жизни в профессии и признался в приверженности к учению Махатмы Ганди.

Летать над горизонтом

– Дмитрий Александрович, часто ли вы выбираетесь в регионы?

– Время от времени. Московских телеведущих постоянно зовут на какие-нибудь региональные праздники. Некоторые мои коллеги, к примеру, ловко шутят и каламбурят, очень находчивы. И их приглашают вести дни рождения и свадьбы. А меня зовут, когда надо сделать что-нибудь «наукоемкое». К примеру, открыть ресторан с особо изысканной французской кухней.

– А как вы оказались в Челябинске?

– С удовольствием. (Улыбается.) Юля с Костей (Жаботинские – организаторы детской премии «Андрюша». – Прим. авт.) долго приглашали меня в Челябинск. Премии-то уже четыре года исполнилось. Мы все это время встречались в Москве в обществе Юрия Александровича Розума, замечательного музыканта и педагога, чьим детским фондом я горжусь, являюсь членом его попечительского совета. Но приехать к вам раньше не мог. А в этом году дал твердое обещание, которое просто не мог не выполнить. Юрий Александрович, кстати, тоже стал гостем «Андрюши».

– Знакомство с городом не разочаровало?

– Нет. У меня всегда было представление о Челябинске как о центре всего обороноспособного, что есть в России: танки, ракеты, атом. А здесь показали еще и вашу удивительную Кировку и не менее удивительный трубопрокатный завод с его «Высотой 239». Но, конечно, я приехал в Челябинск прежде всего не любоваться достопримечательностями, а поддержать своих друзей – семью Жаботинских. Мне кажется, только такими людьми Россия и выживет. Не вороватым правительством или болтунами с Болотной, а вот такими Жаботинскими. И я обязан их поддержать, если они считают, что могу чем-то оказаться им полезным.

Мы видим друг друга за версту – те, кто знает, что еще не все потеряно, что надо летать над горизонтом, а не ползать по нему. Это бросается в глаза. Когда человек догадывается, о чем, собственно, написаны «Братья Карамазовы». Костя с Юлей сразу вызвали у меня такое ощущение.

– А где вы познакомились?

– У Юрия Розума, года три-четыре назад, когда состоялся первый «Андрюша». Дело в том, что Юрий Александрович тоже делает большие детские события. У него масса стипендиатов, которых он постоянно вызывает в Москву. Впечатления потрясающие: какая-нибудь кроха так играет на скрипке – ой-ля-ля. Ведь я знаю, сколько в это вкладывается труда. И, конечно, все это до слез трогает. В некотором смысле Жаботинские и Розум уже конкурируют друг с другом в плане организации детских мероприятий.

– Какое у вас впечатление от уровня «Андрюши»?

– Я был потрясен – это какой угодно уровень, только не провинциальный. Если под провинцией понимать скверное качество, второразрядный репертуарчик, перепевки идиотских шлягеров. Здорово, что в орбиту «Андрюши» попал Андрис Лиепа, энциклопедически образованный человек в области искусства. Юля тоже обладает безупречным вкусом – так что в любом случае это не провинциально. И дети сумасшедшие, фантастика! Аня Музафарова, господи, такая кроха и такая глотка. Была бы у меня такая, я бы никогда не занимался этой дуростью – телевидением.

– Вы были удивлены?

– Да. Мне еще очень понравилась девочка Саша, которая пела на грузинском языке Я не помню всех по фамилиям. И на французском. И на английском. Это хорошо – человек обязан быть разносторонним. Говорят, она еще и на скрипке играет, но этого я не видел.

Гироскоп для ребенка

– На гала-концерте премии «Андрюша» вы читали со сцены стихи Саши Черного. Зачем это детям?

– Я убежден, что с детьми не нужно сюсюкать. Когда сам был маленьким мальчиком, просил не укладывать меня спать, пока я не посмотрю «Кабачок 13 стульев» или КВН с совсем недетскими шутками. Ненавидел передачи «Отзовитесь, горнисты» и «Пионерская зорька». Я ведь уже был взрослым человеком, хотя и шести лет от роду. Когда к папе приходили Николай Доризо, Аристарх Ливанов и другие его друзья, и они до утра обсуждали вопросы мироздания, джаз и стихи, я сидел в углу комнаты и тихонько слушал. Было мне лет семь, я мало что, конечно, понимал, но до сих пор помню это ощущение. Ощущение открытия. Я верю, что если ребенок откроет для себя Сашу Черного, то будет хорошо. Саша Черный только кажется циничным, его творчество намного глубже.

– Недавно в Челябинск приезжала Анастасия Волочкова и показывала благотворительное шоу с элементами 16+. Многие пришли на представление семьями, и такая откровенность их шокировала. Мамы просто уводили детей с этого концерта.

Дмитрий Дибров родился 14 ноября 1959 года в Ростове-на-Дону в семье декана филологического факультета Ростовского государственного университета. В 1981 году окончил отделение журналистики филологического факультета этого вуза. По окончании университета, в 1981-1982 гг., работал корреспондентом, заведующим отделом писем газеты «Призыв» (газета Домодедовского района Московской области).
С 1982 по 1983 год – корреспондент городского отдела газеты «Московский комсомолец». Затем был корреспондентом ТАСС, заместителем заведующего молодежной редакции. На телевидении работает более 30 лет, за это время успел освоить практически все телевизионные специальности: телеведущего, режиссера, звукорежиссера, художника компьютерной графики и так далее. Был автором и ведущим многих популярных программ: «Антропология», «Ночная смена», «Апология» и других. Сейчас ведет программы «Кто хочет стать миллионером?» на «Первом канале», «Временно доступен» на «ТВ Центр» и «XX век» (СТРИМ, канал «Ретро»). Является членом Академии Российского телевидения.

– Я отношу себя к другому крылу русской культуры, но подобное выступление Волочковой не вызывает у меня негативных эмоций. Ну пусть будет эротизм, а что в игрушки-то играть? Вы разве не знаете, что наши дети делают в шесть лет? Все знают. Только мне кажется, что ребенку нужно установить гироскоп – так в самолете называется аппарат, который показывает, где верх, где низ. Если ты смог установить внутри своего ребенка такое устройство, дальше не волнуйся. В Ростове-на-Дону, где я вырос, знаете, какая веселая жизнь? Но я всегда знал, где верх, где низ.

– Недавно вы снова стали папой. Говорят, включаете ребенку музыку Моцарта?

– Да, есть такой фокус – он называется Моцарт-эффект. Один товарищ в Калифорнии защитил даже целую диссертацию по этому вопросу. Оказывается, у Моцарта есть произведения, которые благодаря своей вибрации помогают формированию определенных структур в головном мозге ребенка. Этот американец четко назвал произведения великого композитора, которые нужно слушать в течение дня, на ночь и утром. Я его советы скачал, и мы с женой ставим эту музыку нашему малышу. Дело дальше пошло. Кроме юного Моцарта, есть еще юный Эйнштейн и даже юный Бетховен. Теперь наш ребенок Бетховена на ночь слушает. Так он не засыпает, бедный, если не послушает. Разумеется, мы не ставим ему пятую симфонию.

– У детских конкурсов есть и обратная сторона. Некоторые полагают, что родители пытаются таким образом реализовать в детях свои несбывшиеся мечты.

– Я знаю историю, как один папаша заставлял сына в шесть лет зарабатывать на жизнь исполнением пьес, которые к тому же сам ребенок и писал. Папаша работал музыкантом, но не особенно удачно, и на сыне выезжал. Кто этот ребенок? Моцарт. Пусть выезжают. Это лучше, чем пить водку.

«Я голодаю по Парфенову»

– Давайте немного поговорим о вашей основной профессии – телеведущего. Какой телепроект у вас самый любимый?

– А мне они все нравятся. Каждый свой проект я считал самым нужным и самым прорывным. И до сих пор так считаю.

– Но, к примеру, «Антропология» и «Кто хочет стать миллионером?» – все-таки разные вещи.

– Вы ошибаетесь. Это все тот же «Дибров». Любое мое публичное появление – звено в общей цепи миссионерства, которое я веду на нашем телевидении, я так воспринимаю свою профессию. Возьмем, к примеру, программу «Кто хочет стать миллионером?». Ее семь лет с успехом вел Максим Галкин. Она была очень популярной и рейтинговой. Но посмотрите, какая разница между тем, что делал Максим, и что делаю я. Максим больше склонен к развлекательному подходу, который еще Влад Листьев установил. По сути, наше сегодняшнее телевидение в основной свой массе – это телевидение Листьева. Конечно, развлекать публику надо профессионально. Но я придерживаюсь иной точки зрения. Влад говорил: телевидение – профессия и ремесло, а я – миссия и даже, если хотите, религия. И считаю, что под каждой из этих точек зрения есть свои и достаточно глубокие основания.

– Простите, а какая миссия может быть у программы «Кто хочет стать миллионером?»?

– Мне посчастливилось познакомиться с автором этой программы Дэвидом Бриггсом. Он работает в Оксфорде профессором по истории античного театра. Дэвид задался вопросом: почему на британском телевидении в центре внимания всегда оказываются или бандиты, или звезды? А простой человек, мой сосед по лестничной площадке, может попасть на экран, если только влипнет в полицейскую хронику. Дэвид решил исправить эту несправедливость и написал сценарий новой программы для своего друга Пола Смита, основываясь на законах античного театра. Случилось это вечером в пабе. А наутро Смит собрал производственное совещание, и так родилась программа «Кто хочет стать миллионером?». За первые два года существования она была продана в 86 стран мира – это феноменальное достижение внесено в Книгу рекордов Гиннесса. Обычно телевизионные проекты идут сначала на национальных каналах, затем спускаются в кабельные сети и только после этого, через пару-тройку лет, уходят за границу. А здесь все продавалось и покупалось с пылу с жару. И покупается до сих пор. Везде, где идет эта программа, ее ведущий становится культовой фигурой в своей стране. А в чем здесь дело? Да в исключительной миссионерской задумке и гуманистической составляющей. Именно это двигало старым профессором. Другое дело, мы, конечно, развлекаем нашего зрителя, но при этом и просвещаем его. И стараемся говорить с ним на понятном ему языке.

Для меня как ведущего в этой программе важно то, чем человек рискует, отказываясь от денег и продолжая играть дальше. Ведь он может взять заработанное и уйти. Но он рискует и идет дальше. Это самый интересный психологический момент.

– Хорошо, а что вы скажете о сегодняшнем уровне тележурналистики? Осталась ли она вообще на нашем телевидении?

– Откуда такие большие требования к нашему цеху? Телевидение – это всего лишь то, что вы нажимаете большим пальцем правой руки. «Лентяйка»! Если раньше, при большевиках, когда не было Интернета, телевидение являлось основной формой самосознания нации, то сегодня уже нет. У вас 200 каналов. Что же вы, простите, всякое дерьмо устанавливаете своим пальцем? Почему не смотрите круглосуточный исторический канал или канал «365»? Там много тележурналистики. Неужели вы все знаете про Черчилля или про Рахманинова?

– Я про другое – дефицит честной журналистики на федеральных каналах.

– Первый или Второй каналы сегодня не занимаются поиском и созданием правдивой и объективной картины дня. Для этого существует Интернет. А для чего тогда нужны федералы? А они создают образ отца – власти, которая сидит в Кремле и думает о народе. Без этого образа мы рискуем выпасть из цивилизации и потерять точки опоры. В Китае образ отца развит еще сильнее.

– Значит, вы тоже обслуживаете власть?

– Нет, я работаю для той части аудитории, которая не сильно нуждается или вообще не нуждается в образе отца. Это русские интеллектуалы, которые понимают, что не политические игры и даже не государство первичны в нашей жизни. Есть более сущностные характеристики.

– Что вы имеете в виду?

– Помню, нам преподавали марксизм расстриги, которых выгнали из академии ЦК КПСС за вольнодумство. Я тогда в ТАСС работал. Был такой вопрос: что, по-вашему, более сущностная характеристика: в Ярославле шинный завод или на дворе развитой социализм. Мы говорим: «Развитой социализм». Нам отвечают: социализм скоро кончится, наступит коммунизм, а в Ярославле шинный завод будет всегда, потому что туда подведены коммуникации, завозят каучук, серу, проволоку для шин и прочее. Так вот я служу сущностным вещам. Политика к ним не относится. Отмечу, у нас сегодня есть одно бесспорное завоевание – мы можем, если захотим, вообще не замечать политиков и жить своей жизнью: заботиться о детях, заниматься саморазвитием и так далее. Но попробовали бы вы не заметить Политбюро ЦК КПСС?!

– Вы ходили на Болотную?

– Нет. Если бы я пошел на Болотную, вы бы и меня потеряли. Еще чего, оставить русского интеллектуала без своего общества. Хватит с нас Леньки Парфенова. Он уткнулся в эту политику и, как результат, чуть ли не запрет на профессию. Я, например, голодаю по Парфенову. Не раз говорил ему это принародно, и за кадром, и в кадре. Я голодаю не по его политическим фокусам, а по его умению переосмысливать действительность, по «Намедни». По его фантастически элитарному мировоззрению. Нельзя же так сходиться с государством, лоб в лоб: ты заведомо слабее и проиграешь.

Я, например, исповедую учение Махатмы Ганди – сатьяграха. При большевизме это переводилось как гражданское неповиновение. Но правильнее было бы это перевести с санскрита как «упорство в истине». Махатма Ганди говорил, что если какому-то его соотечественнику нравится быть восставшим сипаем, он должен знать: его привяжут к пушкам и расстреляют. Империя сильнее, чем вы. Что делать? Первое – не принимать никаких должностей от власти. Никаких денег от колониального правительства. Второе – при каждом удобном случае вести разговоры об истине с представителями колониального правительства. Третье – знать, что на нашей стороне только одно. Но это одно сильнее всего на свете – Время. И практика показала, что Махатма Ганди оказался прав и победил. А ведь в момент произнесения всех своих догматов он был поднят на смех. Наше дело – ждать. Но ждать надо не пассивно, а активно. Как говорил Ганди, надо знать свою прялку. Быть деятельным, содержательным человеком.

О созидательной журналистике

– Среди своих друзей вы называете Бориса Гребенщикова, Сергея Чигракова. Они влияют на вашу работу?

– Конечно. Каждое слово Гребенщикова я принимаю на абсолютную веру. Цитирую его постоянно. Каждое общение с БГ для меня как прием пищи. Но мне вообще-то не только с Гребенщиковым интересно. Хотелось поговорить с моим любимым писателем Куртом Воннегутом. К сожалению, не успел. Зато успел познакомиться с Апдайком, Брэдбери. Каждое их слово также принимаю на абсолютную веру. Я расту в ответ Гребенщикову, Чижу, Вите Ерофееву.

– В программе «Школа злословия» вас обвинили в том, что вы излишне комлиментарны по отношению к своим героям. Это действительно так?

– Наверное, доля истины в этом есть. Выбор в пользу, как вы говорите, комплиментарности, поиску хорошего, а не плохого в своих героях я сделал еще в 1990-е. Помню, в 1993-м, когда большевики пришли в «Останкино», я вел прямой эфир. Выхожу к знаменитому 17-му подъезду, а там стоит толпище митингующих с автоматами, и Анпилов орет в мегафон: «Вот идет Дибров, самый продажный буржуазный журналист. Таких мы будем вешать. Прямо сейчас на флагштоке». Я зачем-то полез в дискуссию: «Как же вы меня повесите, я же единственный, кто давал вам возможность высказаться у себя в программе?». И тут мне спецназ, который защищал Останкино, кричит: «Уходи, дурак! Убьют». После этого я решил для себя: ну вас, ребята, в одно место с вашими дискуссиями и идиотскими идеями про свободные трибуны. Я буду показывать русскому человеку то, что может быть вменено ему в качестве примера для подражания, а не бред политиков. И теперь я показываю: а что, собственно, нужно делать? Быть таким как, например, Святослав Медведев (директор института мозга в Санкт-Петербурге. – Прим. авт.) или как Дживан Гаспарян, который феноменально играет на дудуке, армянской абрикосовой флейте. Быть таким, как Гребенщиков, и писать, не пряча от Бога глаз. Я занимаюсь созидательной журналистикой, хотя отдаю себе отчет в том, что она уязвима для критики.