По страницам воспоминаний

Сегодня мы печатаем отрывки из «Книги памяти», которая вышла в Аргаяшском районе. Перед нами воспоминания односельчанина о Байгуже Рахимове, который мальчишкой встретил войну, а вернулся с нее с 11 медалями и орденом. А Виктор Плаксин рассказал трогательную историю о своей маме и своем военном детстве.

Наверное каждому мальчишке присуще желание испытать себя и даже не столько себя, сколько мужское начало в себе. А в военное время это желание становится особенно острым. Не одно поколение мальчишек ХХ века играло в войну, мечтая сыграть роль бойца по-настоящему (вот счастье было бы!). И ведь выпадает такое счастье – избранным!

Будучи учеником седьмого класса в Асановской школе, Байгужа Хужаевич Рахимов однажды увидел в районной газете объявление о наборе в магнитогорское ремесленное училище. Рядом с текстом на не слишком чёткой фотографии красовался ремесленник – в солдатской форме! Сердце у Байгужи забилось чаще. Напрасно родители убеждали, что парень, вероятно, поступил в училище после армии, а никакая это не форма металлурга. Упрямый был Байгужа. И своё представление о жизни имел. В 1940 году начал он осваивать профессию металлурга по специальности «сварщик». А началась война – трудоспособные рабочие ушли на фронт. На их место встали 15-летние ремесленники. Байнужа попал на один из самых трудных участков – 250-миллиметровый прокатный стан.

Работа была тяжелая. В условиях военного времени зарплаты не было, вместо этого два раза в день кормили и каждый день давали пол-литра молока. Спать приходилось прямо у печей – жестковато, зато тепло.

А мечта оказаться на фронте не проходила. Частенько вздыхал, что не успеет повоевать – без него добьют фашистов. Ан нет, успел! Едва исполнилось ему 17 лет, принесли повестку. Шёл ноябрь 1943-го. 15 одноклассников было у Байгужи – девятеро пошли воевать. Вернулись четверо.

Свою дорогу сквозь огонь, воду и медные трубы Байгужа начал в 26-м Сибирском стрелковом полку, где в сжатые сроки научился стрелять из станкового пулемёта. Военная судьба разметала одноклассников, рядом остался только Михаил Боровых. Вот с ним и отправился в огненное пекло на Ленинградский фронт.

В одном из боёв под Нарвой Байгужа был ранен в ногу; от большой кровопотери потерял сознание, но был вовремя подобран санитарами и отправлен в госпиталь... Даже в мирное время разные казусы случаются, ну а на войне, когда управление ситуацией может кардинально измениться в любой момент и нет времени на обдумывание, курьезов еще больше. В общем, на какое-то время потеряли Байгужу из виду; не разобравшись, не уточнив, отправили родным извещение о том, что пропал рядовой Рахимов без вести.

Байгужа Рахимов

Сколько таких извещений уже разнесли по посёлку почтальоны? Родные верить в гибель дорогого человека отказывались, но время шло и расставляло все по местам. Наплакалась мама, помучился сердцем отец. А тут и из госпиталя письмо пришло: живой, но ранен...

Эх, всем бы такую радость! Но знали бы родители Байгужи, что их сын отказался от отправки в тыловой госпиталь и уже через полмесяца с парой дней вернулся в свою часть, которая после освобождения Нарвы и Таллина влилась в 1-й Украинский фронт. Так Байгужа Рахимов стал освободителем Польши, Венгрии, Австрии... Победу встретил в Вене.

Вернулся домой, в родной Аргаяшский район, можно сказать, профессиональным военным. Его вклад в Победу по достоинству оценен Родиной: на его парадном кителе блестели 11 боевых медалей и орден Отечественной войны I степени. После войны он 12 лет руководил отделом уголовного розыска Аргаяшского района, а потом возглавил районную пожарную охрану и до самой пенсии проходил в строгой форме солдата Отечества.

В этом нет никакого преувеличения: каждым своим днём Байгужа Хужаевич стремился сделать Родину сильнее, старался защитить её честь, наполнить смыслом любознательные глаза молодежи, – оказавшись на пенсии, он проводил огромную работу по патриотическому воспитанию подрастающего поколения, на многочисленных встречах с его представителями рассказывая о великом подвиге советского народа, о том, каких жертв стоит мир на Земле.

В 2014 году страна отмечала 70-летие освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Это был и его праздник! Но его на нем не было: в 2013-м Байгужа Хужаев ушёл из жизни. Памятником защитнику Отечества будут его дела на благо родного края. А чтобы они не стали безымянными, его любящий сын Равиль открыл в Аргаяше мемориальную доску.

М. Т. Фазлыахметов, врач Аргаяшской центральной районной больницы

Удивительное время – детство. Каким бы оно ни было – сиротство, холод, голод... Все равно память о нем остается на всю жизнь в светлых воспоминаниях.

Нам, детям войны, у которых были мамы, разделившие с нами радость, горе и нужду, воспитавшие нас, поставив на правильный жизненный путь, повезло.

Уходя на войну, отец оставил маме в наследство троих сыновей: старшему Николаю было пять лет, Василию – три года, а мне – всего пять месяцев. Когда я подрос, мама с грустью спрашивала меня, помню ли я отца Я с наивной гордостью отвечал: «Помню!» Желаемое за действительное, даже слова «папа» для нас не существовало. Хорошее слово! Доброе слово! Сегодня, когда сын или дочь обращаются ко мне, я поневоле думаю о своем отце, который никогда не слышал от меня: «Папа!»

Но каково было маме! Мало того, что она осталась без всякой помощи, она ведь фактически стала бойцом фронтового тыла! Это и она вносила вклад в Победу! Но велик ли был бы в ней смысл, если бы погибли её дети? Работая в колхозе свинаркой, поздним вечером она возвращалась домой с нерастраченной нежностью к нам, с бесконечной любовью, благодаря которой нам становилось тепло в холодной избе.

Мама сама осталась круглой сиротой в десять лет. Она знала цену родительской любви; окружила нас такой теплой заботой, что мы чувствовали себя защищёнными от всех невзгод.

Между тем труд свинарки нелёгок; он подразумевает не только физические нагрузки, но и психологические. Мама приходила домой затемно. Помнится, братья учились во вторую смену, так что маму с работы встречал часто я. Она без сил валилась на кровать. Я кое-как сталкивал с неё резиновые сапоги, и мама некоторое время отдыхала, набиралась сил.

Все наши хозяйственные постройки, сараи сгорели в печи в военные годы, пошли на дрова, но все равно печь топили мы скудно, так что согреться после холодного колхозного свинарника была непросто. Мама, немного полежав, бралась за дела. Электричества у нас не было; какой-никакой свет давала керосиновая лампа. Что-то мама поручала мне; под её приглядом я просеивал муку, замешивал в квашне тесто, чтобы она утром испекла хлеб. Мерцающий свет керосиновой лампы усыплял. Мама часто даже не дожидалась старших сыновей, засыпала мертвецким сном. Утром она первым будила меня. Наша русская печь уже была протоплена, вычищена от углей; хлеб уже был испечён, и моя задача заключалась в том, чтобы, когда она уходила на работу, достать готовый хлеб из печи. Со временем я уже многое делал сам. Научился безошибочно готовить тесто на хлеб, топить печь, сажать в неё хлеб.

Однажды, когда братья были в школе, мама подъехала на телеге, в которую был запряжён бык. Она забрала меня, пояснив, что одной ехать страшно, и мы поехали за дровами. Нашла защитничка! Я сам боялся каждой тени, каждого треска. За каждым деревом мне чудился волк. Деревья поддавались топору плохо. Не помню, как долго мы пробыли в лесу, но домой вернулись с дровами. Правда, разжечь огонь в буржуйке с такими дровами тоже было непросто. Но в конце концов это удалось, и мы грелись у печи. Было настоящим счастьем еще и жарить на ней пластинки картофеля. Ничего вкуснее мы не ели. О чем говорить, если нам помнилось, как однажды в военный год, когда совсем ничего не было из еды, мама достала из чулана овчину, опалила ее в печи, изрезала на полоски, и эту «лапшу» долго варила, чтобы накормить нас бульоном. Но, даже греясь, мама никогда не сидела с нами долго: она просто не могла без дела.

Сколько помню себя маленьким, очень заботилась мама о нашей кормилице-корове. Потерять корову в войну было равносильно смерти. В лютые морозы мама загоняла корову в сени. А сколько трудов надо было потратить летом, чтобы запастись сеном! Мы ничем особо помочь не могли. Но мама справлялась!

С приходом весны эмоционально становилось легче, но забот прибавлялось; вырастали «качками» (плоды этого растения были похожи на пышные калачи – кислица, борщевка, саранка). В пищу шло все, что было хоть немного съедобным. Питательность можно было поставить под сомнение, зато витаминов мы получали достаточно.

…Подошла моя очередь идти в школу. После первой четверти я никак не мог освоить чтение, потому что не было у меня букваря. Прознали об этом соседи, а у них букварь сохранился. Они нам его продали за рубль. Мама хоть и сама была полуграмотная в первый же вечер мне растолковала, что к чему. У нее хватило терпения не нервничать, не раздражаться моим непониманием.

А когда у неё случались выходные в колхозе, она находила новое дело для себя. Я удивлялся её умению раскроить из какой-то ткани мне рубашку и сшить потом – накладные швы, такие ровные, словно на машинке шила. Вообще, одевался я, как самый младший, в обноски. Однажды в компании со сверстницами-соседками один из взрослых сравнивал меня с Ленькой из рассказа Максима Горького «Дед Архип и Лёнька». Этот рассказ я знал, потому что он был в школьной программе. Лёнька-сирота ходил в оборванной одежде. У сверстниц отцы были, они посмеялись этой «шутке». Я ушел домой обиженный и расстроенный. Мама успокоила меня, но горький осадок от этого дня остался у меня на всю жизнь. Но каково было маме? Теперь-то я понимаю, что чувствовала она, без вины виноватая!

Она у нас была видная, к ней сватались, но она думала о нас и так и осталась солдатской вдовой, верная своему мужу Дмитрию Ивановичу.

После войны Советский Союз медленно восстанавливал разрушенное хозяйство. На все сразу не хватало ни сил, ни средств. В первые послевоенные годы на одного человека приходилось всего по десять сантиметров ткани в год. Откуда было взять ткань на новую рубаху?

Даже валенки мама чинила сама! Я смотрел с русской печки, как она это делает, и потихоньку сам занялся этим делом. Не один год занимался им. Однако со временем необходимость в починке отпала.

Мама пережила мужа на 39 лет. Была она моложе его на пять лет. О том, что так и не вышла больше замуж, она, мне кажется, не жалела. Сколько слез пролила она ночами! Иногда мы просыпались, спрашивали ее, что случилось. Она через силу улыбалась и отвечала: «Все хорошо!» Братья рано начали зарабатывать. Не принято было у нас завидовать тем, кто проводил время в играх и прогулках. Понимали мы, что маме надо помогать. Как я подрос, так тоже стал летом трудиться в колхозе. В первый же год занял второе место по школе по заработанным трудодням (а среди младших классов – первое). Меня премировали путёвкой во всесоюзный пионерский лагерь «Артек» – одну четверть проучился там. Вот такая есть в моём детстве светлая страница.

Когда давали путёвку, то учли и то обстоятельство, что я был сыном погибшего фронтовика – Дмитрия Ивановича Плаксина. И я тогда испытал огромную гордость за своего отца, который прожил короткую, но честную и яркую жизнь. Он до войны окончил свердловскую двухгодичную школу по подготовке управляющих фермами и отделениями совхозов. До призыва на фронт успел поработать управляющим Майского отделения Аргаяшского совхоза. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда и в освобождении от гитлеровцев города Тихвина, на братском кладбище которого и был похоронен 6 апреля 1943 года. Его жена, наша мама Анастасия Михайловна осталась верна его памяти. Посвятив свою жизнь сыновьям, она с честью выполнила его наказ вырастить нас хорошими людьми. Благодаря ей мы получили образование. До сих пор слышу её слова: «Учитесь, пока я жива!»

После школы я на полном государственном обеспечении закончил строительное училище, стал каменщиком-монтажником. Получил направление в Кокчетавскую область Казахстана на строительство нового городка Пески Целинные. Это были самые мои романтические годы! Поначалу мы жили в палатках, осенью переселились в теплушки. Строили жилые дома, производственные помещения... Оттуда я пошел служить в армию. Меня взяли в строительные войска, где мне поручили обучение новобранцев строительным специальностям.

В то время строительной техники было мало, зато много ручного труда (мы шутили: три солдата из стройбата заменяют экскаватор). Город, который мы построили, был секретным. Уезжая в запас, мы давали расписку о неразглашении государственной тайны. Но теперь уже давно никакой тайны тут нет. Из Песков Целинных я вернулся на свою малую родину, устроился в совхозную строительную бригаду. Спустя год добросовестной работы меня направили в школу мастеров, по окончании которой я стал мастером-строителем. Работал мастером, прорабом. Потом заочно окончил строительный техникум и последние годы до пенсии работал начальником строительно-монтажного управления...

И о главном. По туристической путевке я оказался в Ленинграде, но не стал вникать в достопримечательности, а поехал в Тихвин на могилу отца. Какое-то спокойствие воцарилось в душе после этого. Позже, уже с внуком Павлом, с группой «Дети войны. Память сердца» я побывал в Тихвине второй раз.

Маме проведать эту братскую могилу не довелось. Получая пенсию в 45 рублей, она говорила: «Жизнь какая хорошая настала – умирать не хочется!» Ей бы здоровья! А здоровья как раз и не было: сказались невзгоды военных и послевоенных лет. Мамы не стало.

Теперь и сам я далеко не молодой. Прожита большая и трудная жизнь. Но, вспоминая о прошлом, я ловлю себя на мысли, что мы-то были жизнерадостными! Умели верить и мечтать. Умели отмечать праздники. Умели преодолевать трудности.

И мы, дети не вернувшихся с войны фронтовиков, как-то не думали, что обделены вниманием государства. Оно, пусть и не сразу, помогало живым участникам Великой Отечественной войны, членам их семей. Вдовам и детям тех, кто погиб или пропал без вести, не досталось ничего, будто наши отцы погибли в своё удовольствие, по собственной прихоти. Но ведь они честно сражались, защищая Родину, и погибли, жертвуя собой и приближая Победу. Да и матери наши – они справлялись с ролью бойцов трудового фронта при том, что вырастили и воспитали детей. Наши матери достойны всяческих почестей!

Осознавая все это, я хочу сказать от себя: вечная вам слава, матери! Вечная вам память!

Виктор Дмитриевич Плаксин