Страсти через край: челябинцам покажут новую «Джульетту»

18 июня открывается балетный фестиваль «В честь Екатерины Максимовой», а 20 июня Екатеринбургский театр оперы и балета в рамках фестивальной афиши представит на сцене челябинской оперы необычный балет «Ромео и Джульетта» в постановке Вячеслава Самодурова. Спектакль получил в этом году «Золотую маску» сразу в двух номинациях. О том, почему сегодня о спектаклях екатеринбургской оперы спорят известные столичные критики, сколько стоят европейские постановщики и как угадать желания зрителей, мы говорили с директором Екатеринбургского театра оперы и балета Андреем Шишкиным.

– Андрей Геннадьевич, балет «Ромео и Джульетта» Вячеслава Самодурова удивил даже всё повидавших московских критиков. Это не тот классический балет, который смотрели многие поколения советских людей. Как его приняли екатеринбуржцы?

– Это неоклассика, таких спектаклей в России мало. Репертуарные театры продолжают ставить классические спектакли, мы ещё долго будем бегать по этому кругу – «Баядерка», «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и так далее, потому что на эти названия зрители ходили и будут ходить. Но в екатеринбургском театре сегодня есть мастер, который успешно работает в жанре неоклассики. Вячеславу Самодурову удалось раскрыть в наших танцовщиках драматическое начало. Добивался он этого долго, ужасно страдал, разочаровывался так, что приходилось его уговаривать продолжать работу. В результате получился живой спектакль, где нет статичных персонажей, как в классической постановке, когда лица танцовщиков ничего не выражают, все словно замороженные. У нас другое построение спектакля, где важны эмоции, где персонажи – живые люди, которые общаются с залом, друг с другом, которые любят, ненавидят. В нашем балете шекспировские страсти льются через край. Это иной балет, это вызов. И зритель его принимает.

– И он принёс вашему театру очередную «Золотую маску».

– Поверьте, о наградах никто и никогда не думает, начиная работу над премьерой. И «Золотая маска» – не самоцель, когда мы ставим тот или иной спектакль. Ведь это большая ответственность: завоевав «Маску» один раз, нужно постоянно создавать вкусный, стильный, особенный продукт, который будет вызывать интерес у жюри главной театральной премии страны. Кроме того, награды – не единственное мерило успеха театра. Мы уже свозили «Ромео и Джульетту» на фестивали в Таллин, в Петербург, в Уфу, сейчас привезем к вам. Хочется видеть реакцию разных зрителей. А у меня лично есть ещё одна причина для того, чтобы показать этот балет в Челябинске и Уфе: в вашем городе живёт мой сын, а в Уфе – две дочери. Кроме того, мне хотелось вернуться в Башкирию с успехом, ведь я там работал в оперном и в русском драматическом театрах.

– Но Екатеринбург – это круче?

– Мне всегда было интересно понять, чем отличается Екатеринбург от Челябинска или Уфа от Екатеринбурга, потому что сам я родился в Уфе, а мама моя из Челябинской области, из деревни Кичигино Увельского района. Казалось бы, это города-соседи, города-миллионники, и должны быть похожими. Но нет! Екатеринбург совсем другой – более напористый, настырный какой-то. Почему? У меня несколько версий. Одна из них – раньше ведь на Урале строили не города, а заводы. И работали на этих заводах подневольные люди, в том числе ссыльные, заключённые, среди которых было немало авантюристов, которые, безусловно, обладали характером. И у меня такое впечатление, что в Екатеринбурге таких сильных, харизматичных людей всегда было больше. Мне город в каком-то смысле напоминает Австралию, которая формировалась за счёт притока эмигрантов. Может быть, в этом и заключается сила Екатеринбурга. Мне в этом городе хорошо, потому что я и сам человек решительный.

– Наверное, надо быть очень рисковым человеком, чтобы пригласить руководить балетом мало кому тогда известного танцовщика Вячеслава Самодурова, ведь его в то время больше знали в Европе?

– Это наше счастье, что мы пригласили Вячеслава Самодурова в то время, когда его ещё никто не знал как постановщика. А сейчас его приглашают ставить в Большой театр.

– А потом из Чехии выписать главного дирижера Оливера фон Дохнаньи?

– Оливера фон Дохнаньи я пригласил в качестве дирижера-постановщика оперы «Сатьяграха» Филипа Гласса, впоследствии он стал нашим главным дирижером. У нас также часто работает режиссер Тадэуш Штрасбергер, художник Энтони Макилуэйн и другие талантливые постановщики из Европы.

– Это при экономическом-то кризисе?

– С опытом пришло понимание, что европейцы запрашивают вполне адекватную цену за свой труд, а цены российских постановщиков порой не соответствует качеству предлагаемого продукта. Как это ни парадоксально, на Западе люди готовы добросовестно работать за меньшие гонорары, а в России деньги не являются мерилом труда. С западными режиссёрами, особенно с немцами, работать безумно интересно. Они раньше всех приходят на работу и позже всех уходят, они не жалуются, не пишут анонимок, и у них всё расписано, каждый день. Поэтому мы с удовольствием приглашаем к нам европейцев, главное, загодя строить свои планы и вести с ними переговоры.

Вы назвали оперу «Сатьяграха», эта постановка заставила говорить об Екатеринбурге всю театральную Россию. Как вам пришла идея взять в работу оперу современного американского композитора, да еще исполнить её на санскрите?

– После этого спектакля все московские критики стали относиться к нам очень серьёзно. Но мы удивили не только Россию. О нас писали в Германии, изумляясь, что первая постановка оперы Гласса состоялась не в Москве, не в Петербурге, а на Урале! Когда мы выпускали этот спектакль, я понимал, что это большой риск, потому что, покупая билеты, зрители спрашивали: «Кто такой Махатма Ганди – сын Индиры Ганди»? Поэтому я дал 50 интервью перед премьерой, чтобы аудитория была готова слушать эту оперу.

– Вы поклонник музыки Гласса?

– У меня нет музыкального образования, но я могу слушать музыку 24 часа в сутки. В 1985 году мне в руки попала кассета с произведениями Филиппа Гласса. Его музыка меня поразила, потому что была отлична от той, к которой мы привыкли. Когда я почувствовал, что в нашем театре табличку «Все билеты проданы» можно повесить на любой продукт, я стал изучать возможность постановки «Сатьяграхи». В Амстердаме я рассказал об этой мечте нашему агенту. На следующий день он повёл меня в Нидерландскую национальную оперу, в нотную библиотеку, заведующий которой сказал: «Я с Глассом дописывал партитуру этой оперы в 1979 в Роттердаме. Вот она. Это удивительно, что вы рассказали мне о своих планах. Я дам вам адреса агентов Филиппа Гласса и напишу ему о вас, я вам помогу».

– Как удалось заставить артистов выучить санскрит?

– Я долго боялся вывесить в театре приказ о постановке этой оперы, потому что внизу мелким шрифтом было написано «опера исполняется на санскрите». Я ждал возмущения коллектива и был изумлён, когда его не дождался. Я ходил на репетиции и понял, что весь коллектив театра охвачен желанием работать, что все очарованы этой оперой. На данный момент мы показали её 21 раз, и зал всегда заполнен на 81%. Это хорошо. После премьеры в театре ко мне подходили и говорили: «Хотим сделать ещё что-то такое же». Так родилась идея поставить оперу Моисея Вайнберга «Пассажирка», которая тоже стала российской премьерой.

– Закономерный вопрос: где берете деньги на подобные грандиозные премьеры?

– Чтобы много тратить, надо много зарабатывать. Когда я пришёл в театр, государственная дотация была 83 миллиона рублей, сейчас – 208 миллионов. Мы зарабатывали 12 миллионов рублей, а сейчас – 120 миллионов, то есть в десять раз увеличили доходную часть. Причем в аренду мы свою сцену не сдаём, нам важнее показать свой спектакль, он приносит больше дохода, чем аренда.

– Я слышала, что вы находите щедрых спонсоров почти под каждую свою премьеру?

– Стараемся. К примеру, выход нашего спектакля «Ромео и Джульетта» пришелся на 400-летие Шекспира. Это чистое совпадение, но мы им воспользовались – обратились в Британское посольство в Екатеринбурге с просьбой оказать нам посильную помощь. И они нам дали деньги. Американское посольство тоже откликнулось, когда мы ставили оперу Филиппа Гласса.

– Помогает ли театру правительство Свердловской области?

– Местная власть помогает нам не только деньгами, несмотря на то что мы – театр федерального значения. Но у театра есть необходимость в квартирах, например. Губернатор Свердловской области придумал ипотечную программу, которая позволяет театрам, покупающим жильё, заплатить только треть банковской ставки по кредиту, а две трети берёт на себя правительство. Это существенно удешевляет стоимость жилья, таким образом мы купили пять квартир в прошлом году и надеемся купить ещё десять в нынешнем. Они войдут в служебный жилищный фонд театра. Такая помощь намного ценнее.

– Судя по тому, что театр зарабатывает приличные деньги, главный ваш спонсор – это зритель?

– Когда министр культуры Швыдкой представлял меня мэру города Чернецкому и губернатору Росселю, зашел разговор о загрузке театральных залов. Михаил Швыдкой мне тогда сказал: «Ты сейчас работаешь в таком театре, где вопрос загрузки зала вообще стоять не должен. Всегда должно быть 100%». У нас сегодня 91% – для музыкального театра это очень много. Мы поняли, что у театра есть свой зритель, и мы с ним работаем – делаем рассылку, когда какой спектакль идет и с каким составом исполнителей, какие будут премьеры. Зрителем надо заниматься каждый день. Кроме того, мы начинаем продавать билеты задолго до премьеры. Этого не делают даже московские театры. Только что мы утвердили репертуар до 1 января 2018 года. И все билеты сразу поступили в продажу. Мы убедились в том, что чем раньше начнешь продавать билеты, тем незаметнее они «умнутся» к спектаклю.

– Дайте совет, как угадать вкусы и пристрастия современной публики?

– Есть такое понятие «интуиция», пока она нас не подводила. Я пришёл в театр в 2006 году, загрузка была от 40 человек до 40% зала. Я не искал, кто в этом виноват, надо было понять, что делать. Я понимал, что к 100-летию театра в 2012 году надо подойти с другими цифрами. 100-летие театра – это не гала-концерт, это некая вершина, с которой можно увидеть достижения театра за последние 100 лет. Сначала мы пошли по простому пути – ставили минимум четыре премьеры в сезон, а то и больше. И это была русская и итальянская опера, классические балеты, то есть внятный для большинства зрителей репертуар. Мы делали акцент ещё и на живописные декорации. Постепенно публика стала возвращаться в наш зал, понимая, что там всё понятно и красиво.

– Как же вы решились на эксперименты?

– На каком-то этапе мы поняли, что зашли в тупик, что должно быть два диаметрально противоположных направления: мы должны выпускать «Травиату», «Турандот», «Лебединое озеро» – знакомые и любимые публикой названия; но время от времени нужно делать шаг в сторону, потому что театр создан не только ради зрителей – о театре должны писать, спорить, его должны приглашать на фестивали и так далее. И тогда мы пригласили немецкого режиссёра, который поставил оперу «Три апельсина», а потом Игорь Ушаков сделал «Графа Ори» – изысканный, легкий, изящный, умный, сексуальный, смешной спектакль. Это была революция не только для меня, впервые о нас заговорили в прессе, что оперный сдвинулся с мертвой точки, вышел из застоя...

– Много денег нужно потратить на рекламу, чтобы собрать полный зал?

– Сейчас нельзя выпускать просто спектакль, надо заниматься им со всех сторон. Мы пошли по пути проектов. Первый проект случился по поводу премьеры оперы «Пассажирка». Благодаря журналу «Музыкальное обозрение» мы вышли тогда на институт Адама Мицкевича, в результате в рамках подготовки оперы Моисея Вайнберга «Пассажирка» состоялось исполнение симфонии «Цветы Польши» Вайнберга с дирижером Моникой Волыньски. А потом мы провели читку радиопьесы Зофьи Посмыш, по мотивам которой было написано либретто оперы, показали фильмы с музыкой Моисея Вайнберга в Доме кино, попросили консерваторию исполнить камерные произведения этого композитора, сделали фотовыставку, специально под этот проект открыли сайт. И завершилось все совместным с Большим театром фестивалем и конференцией «Моисей Вайнберг. Возвращение». Таким образом мы подготовили аудиторию к премьере оперы «Пассажирка». И она стала событием!

Подобный проект мы готовим и к предстоящей премьере оперы «Греческие пассионы» Богуслава Мартину по произведению Никоса Казандзакиса. Плюс реклама, конечно. Нераскрученный материал не продается даже при том, что мы успешный театр.

– Вы даете премьерные спектакли в июле и сентябре, хотя это время театры считают «мертвым сезоном». Зачем?

– Мы наконец-то нащупали тот график работы, который позволял бы зрителю думать, что Екатеринбургский театр оперы и балета, как Голливуд – постоянно выпускает новую продукцию. Оперная труппа уходит в отпуск раньше балета (в конце июня), но к этому моменту готовы вокальные партии к предстоящей премьере в сентябре. Когда она возвращается, начинаются репетиции в декорациях. И мы в состоянии уже 15 сентября показать оперную премьеру. А балет продолжает работать до середины июля, выпускает премьеру и только потом уходит в отпуск. Не скрою, трудно продать билеты в «мертвый сезон», а потому зритель всегда должен быть уверен в том, что, заплатив деньги, он увидит хороший спектакль.