Все города горнозаводской зоны Урала сделаны по шаблону: вы всегда найдете здесь пруд, плотину и старый завод. Когда-то они были счастливы одинаково, теперь же несчастливы по-своему — всё как у Толстого. Я сижу на горе с видом на завод, и глаза слезятся от жары и странной тоски, которая навалилась после посещения трёх городов: Катав-Ивановска, Юрюзани и Усть-Катава. Я хотел добраться ещё до Сима и Миньяра, но духота и меланхолия подытожили день.

Из этой троицы самым живым выглядит Катав-Ивановск, он же — районный центр. Ещё два-три года назад главные сооружения стояли обшарпанными, теперь ослепительны.

В Усть-Катаве настроение поднимают сделанные с выдумкой мосты и Дворец культуры Белоконева, который не бросили на произвол судьбы.

Что ещё роднит города — здесь не нужно искать окраины: в шаге от центра начинается частный сектор, где улицы разбиты и часто неасфальтированы, дома старые, а некоторые — заброшены. Идёшь по пружинящей щепе снесённого дома, и словно уплотняешь ногами историю. Большое сжимается до малого, малое исчезает за ненадобностью.

Однако невероятный ландшафт и заводские пруды создают такую оправу, что если не зарываться в щепу истории, города смотрятся очень мило. Здесь хочется забыть об экономических фрустрациях и представлять, насколько здорово жить формально в городе, а по факту — среди такой щедрой природы. Знаете, сколько тут грибов? Багажники.

Этих городов могло не быть. Давшие им начало посёлки возникли искусственно в середине XVIII века вокруг железноделательных и чугуноплавильных заводов, которые два промышленника-тёзки, Иван Твердышев и Иван Мясников, расставляли вдоль Уральских гор с шахматным азартом — всего у них было 15 локаций. Река Катав дала название двум из них, а Катав-Ивановск заодно увековечил имена Иванов-основателей. Позже, до Октябрьской революции, заводами владела столичная семья Белосельских-Белозерских.

Назвать то время «золотым» язык не поворачивается: если с экономикой был порядок, то социалка была на уровне своего века. Крепостных для работы перебрасывали из других областей (кстати, у горнозаводских крепостных был особый статус), и они вытесняли местное, башкирское население. Поэтому много позже район перейдет из Уфимского уезда в Златоустовский, а затем станет частью Челябинской губернии (области).

С крепостными приехал и менталитет, подразумевающий выносливость и смирение. Плотины в этих краях — не только для воды, но и для безграничного терпения. Изредка лопалось и оно: заводы пережили пугачёвские бунты не без потерь, а в первой половине XIX века были восстания мастеровых, связанные с особенной жёсткостью Белосельских-Белозёрских — столичных «экономических варягов».

А к концу XIX века возникли проблемы концептуальные. После отмены в 1861 году крепостного права требовалось обновление производств и, вероятно, перепрофилирование. Попытки адаптироваться были, например, Катав-Ивановский завод к концу XIX века перешёл на производство рельсов, что было актуально ввиду строительства железной дороги. Но срок «чугунного благополучия» всё равно истекал, цены на металл упали, и после революции каждый из городов пошёл уже своим, «неметаллическим» путём.

Каждый из трёх городов-братьев освоил что-то новое. Катав-Ивановску в какой-то мере повезло: обнаруженные перед революцией запасы мергеля, сырья для цемента позволили создать здесь мощное производство. Бывший железоделательный завод превратился в литейно-механический и выпускает, например, «металлургическую посуду» — ёмкости для выплавки сталей. Плюс во время Великой Отечественной войны в город было эвакуировано несколько сложных производств, сохранённых до сих пор, например, Катав-Ивановский приборостроительный завод (бывший Ленинградский завод штурманских приборов).

Юрюзань и вовсе стала брендом, дав своё шикарное имя (мне всегда нравилось звучание) советским холодильникам, которые делали на том самом градообразующем заводе, когда-то лившем чугун. Но если переработка недр России удавалась неплохо, то производство бытовой техники было в некотором смысле чуждым. В 90-х, с открытием границ и общим упадком, завод «Юрюзань» тоже упал. Да так, что подняться не смог — сейчас его «расчленили» независимые арендаторы.

Усть-Катав прославился благодаря трамваям, которые служили прикрытием для иного производства, режимного — тут занимались компонентами для ракет. Но и трамваи делали будь здоров: почти все модели в наших краях — из Усть-Катава, включая примелькавшуюся серию КТМ-5, самую массовую в мире.

Кстати, здесь же делали велосипеды «Лёвушка» и «Олимпик» — тоже бренды, если ваше детство прошло в 70-х и 80-х.

В новых условиях Усть-Катавский завод приживается с трудом, тем более и в Советское время его трамваи считали «лоукостерами». С развалом Союза численность сотрудников упала втрое с невероятных 12 тысяч. Невероятных, потому что в городе с населением 30 тысяч (в те годы) это означало почти полную занятость работоспособного населения. Но с тех пор было больше скандалов, чем успехов, и самый громкий — уголовное дело против бывшего гендиректора Павла Абрамова. Сейчас завод переживает осторожный ренессанс: в 2020 году его вывели из состава ракетного ГКНПЦ имени Хруничева, чтобы оформить гражданское производство в отдельный кластер и разнообразить, например, выпуском лифтов с голосом Гагарина.

Все эти города хорошо знакомые нам ещё и потому, что в их окрестностях проходят две важнейшие для России магистрали — автомобильная трасса М-5 и железная дорога.

«Железка», кстати, интересна вот чем: строительство участка от Уфы стартовало в сентябре 1888 года и завершилось в Челябинске в октябре 1892-го. То есть за четыре года проложено 400 километров рельсов через хребет Уральских гор. И это во времена, когда главными друзьями строителей были кирка, лопата да гужевая повозка. Сравнения не вполне корректны, но напрашиваются: автомобильную магистраль, которая остро нуждается в расширении, ковыряют потихоньку уже полвека, а горный участок так и остаётся «дорогой смерти». Более-менее цивилизованный вид трасса М-5 имеет вблизи Челябинска и Уфы, плюс за последние 10 лет стала логичнее разметка и расстановка знаков. Но в остальном — позорище.

В наше время главный профит от трассы М-5 для местных — это торговля. Жители продают здесь старые самовары, златоустовские ножи и самогонные аппараты, которые делают в Юрюзани на том самом заводе. Не исключено, этот примитивный промысел даёт району не меньше, чем исконные ремёсла. Этакий экономический андеграунд.

Контрастное впечатление оставляют и окрестные деревни. Здесь есть живенькие сёла, например, Орловка, виды которой просятся на открытку.

Но есть и деревни в состоянии экзистенциального кризиса, вроде Серпиевки, которой посвящён предыдущий репортаж. Я снимал там дом и, вернувшись вечером из «Катавов», принялся рубить дрова, когда заметил, что это не дрова — это распиленный на деревянные чурки старый дом. Я рубил чьё-то прошлое. И я попробовал думать так: но ведь это естественно, разве нет? Когда-то горнозаводский район был экономически значим, и сюда стягивались люди. Времена изменились — потребность в людях снизилась. Пустеющие города — это отлив истории.

Но есть в этой логике зловещий изъян. Поколения людей ведь не станки: их нельзя демонтировать за ненадобностью. Точнее, можно и это происходит, но отсюда и привкус безнадёги. Сегодня демонтировали их, завтра нас: Челябинск — заложник той же идеологии, того же смирения, и он также пустеет. Кончаются руды, кончаются города. Когда люди бросают такие красивые и пригодные для здоровой жизни места, считать это «естественным отливом» сложно.

Это вечная история про поиск себя и своего места. Горнозаводский район уже пережил кризис самоидентификации в начале XX века, но нынешний спад, судя по всему, острее. Об этом говорит кривая населения Усть-Катава, которая в прошлом всегда росла: сначала плавно, а в предвоенные годы XX века — лавинно. Но с развалом Союза она стремительно падает, и хотя сейчас процесс затормозился, он продолжается.

Вся эта шикарная местность... Мы словно не знаем, что с ней делать. Не можем придумать ей занятие. Разница между большими и малыми городами России такова, словно они находятся в разных странах и живут в разных временах. Мы, как огромный корабль, где пассажиры жмутся к бортам мегаполисов, накреняя всю баржу.

Попытки реанимировать горнозаводский регион есть. Но разговор, как правило, идёт в понятиях казённой логики: реорганизация, дорожные карты, проекты... Вялые попытки вдохнуть жизнь в то, что её уже выдохнуло. Чего уж лукавить: стране с самого начала были интересны не эти территории, а их недра. Что до жизни, которая наросла поверх ископаемых, она была лишь инструментом, а не целью проектов. А инструменты рано или поздно утилизируют.

Может быть, я излишне драматизирую? Виновата эта чёртова жара. Один Катав даёт цемент, другой — трамваи, Юрюзань — самогонные аппараты... Всё неплохо. Может быть, так и должно быть? Пусть горный край возвращается к дикости, из которой его когда-то вытащила индустриализация.

С другой стороны, Россия — страна не только огромная, но и разнообразная. А мы скучились в городах, страдаем от перенаселённости, выбросов и парковочных войн. Может ли Россия позволить себе держать столь большую территорию наполовину бесхозной, или для нас органичней распределиться по площади? Но для этого нужна новая концепция, которой нет. А тем, кто захочет её придумать, нужно ответить на простой вопрос: что должно быть в городах вроде Катавов, чтобы у современной молодёжи со всеми её смартфонами и соцсетями возникло вдруг непреодолимое желание жить в таких местах. Думаете, ответа нет? Мы его плохо ищем.

Но вот чего у горнозаводской зоны не отнять — её дикой красоты. Так что будет желание — приезжайте: здесь так много интересного, что за пятидневную поездку я успел посмотреть треть запланированного.

Мы много ездим по городам области, и не все они кажутся депрессивными. Нам понравилось, как прихорашивается Сатка. Яркое впечатление оставил Троицк, местами напоминающий Казань. Очень красив наследник демидовских времён Кыштым, хотя есть и спорные места. А самым колоритным (хотя и в негативном смысле) является Карабаш, но и там заметны улучшения.