Конец «безвластию» в опере

Более десяти лет челябинская опера жила без главного режиссера. Новый директор театра Владимир Досаев решил, что это неэффективно. Но, как доказывает практика, найти сегодня главного режиссера для регионального театра – дело почти нереальное. Почему москвич Андрей Сергеев после долгих раздумий все-таки согласился занять эту должность? Какую роль в его решении сыграл царь Михаил Романов? И почему профессия режиссера не терпит мечтателей? Об этом мы говорили с новым главным режиссером Челябинского театра оперы и балета Андреем Сергеевым.

– Андрей Викторович, сколько понадобилось времени, чтобы принять окончательное решение?

– Думал я долго. Откровенно говоря, не очень хотелось становиться главным режиссером театра. Не секрет, что приглашенным быть легче и удобнее. Главной причиной, почему я согласился здесь работать, является художественный руководитель и главный дирижер театра Антон Гришанин. Это большой музыкант. Мне с ним интересно работать, я в него очень верю.

– Семья благосклонно приняла ваше решение?

– Все мне объясняли, что я идиот. (Смеется.) Но режиссер постоянно находится в сложной ситуации – профессия такая. А поскольку я люблю свое дело, то все не так уж и страшно. Не я первый говорю: когда тебя приглашает большой музыкант, то отказываться грех. Я часто отказывался ставить спектакли, потому что мне не нравился музыкант, который будет стоять за дирижерским пультом. В таких случаях я отказываюсь без колебаний, не хочу попусту время тратить. Но в челябинском театре есть Антон Гришанин – замечательный дирижер. Да еще и директор новый, который стремится поднять театр на должную высоту. Ситуация, по-моему, уникальная. Видно, это судьба, что я здесь.

– Владимир Досаев, кстати, подчеркнул, что вам предстоит заниматься реконструкцией тех спектаклей, которые давно идут на сцене и пользуются успехом у зрителей.

– Обязанность главного режиссера – отсмотреть все спектакли репертуара, понять, каков уровень их исполнения, их состояние в плане декораций и костюмов. Вмешиваться в авторскую режиссуру я не собираюсь. В оригинальный рисунок постановок таких режиссеров, как Георгий Миллер или Алексей Степанюк, я не имею никакого права вмешиваться. Но исполнение спектаклей будем подтягивать до нужного качественного уровня.

Андрей Сергеев родился в 1962 году в Свердловске, помимо общеобразовательной окончил там одновременно музыкальную и художественную школы. Поступив в школу-студию МХАТ, окончил ее как сценограф. Затем работал в московских драматических театрах: Малом, Театре сатиры и других.
Своим учителем считает известного режиссера, критика, театроведа, народного артиста России Бориса Львова-Анохина, который настоятельно рекомендовал ему начать заниматься музыкальной режиссурой. Что в конечном итоге Андрей Сергеев и сделал.
Работал несколько лет в Саратове с дирижером Юрием Кочневым, поставил там семь оперных спектаклей, два из которых были приглашены на фестиваль «Золотая маска». В это же время началось сотрудничество с челябинским театром оперы и балета.
На челябинской сцене Андреем Сергеевым поставлены оперетты «Сильва» и «Летучая мышь», а также концертный вариант оперы Вагнера «Лоэнгрин». Спектакль был также приглашен на «Золотую маску».

– Кроме оперы «Жизнь за царя» Глинки какие собственные постановки планируете еще?

– Пока ни о чем другом не могу думать. Постановка этой оперы – очень большая работа. К тому же я выступаю не только в роли режиссера, но также в роли сценографа и художника по костюмам. Проект затевался почти два года назад, и я взял на себя максимально большую ношу. В должности главного режиссера вряд ли решился бы работать сразу в трех лицах. Но в этом сезоне мы к проекту подошли уже вплотную, и я намерен все довести до логического завершения. Премьера оперы, вероятнее всего, состоится в начале будущего сезона.

– Иван Сусанин в вашей постановке «Жизнь за царя» выйдет на сцену в исконно русской дубленке, или вы сторонник модерна?

– Сценография и костюмы максимально приближены к историческим реалиям, зритель увидит польское и русское оружие, пышный польский бал... Кроме того, мы намерены вернуть опере не только ее авторское название, но и первоначальное звучание, для чего пришлось разыскивать партитуру первой редакции. Конечно, она будет с купюрами, потому что современный зритель не рассчитан на пятичасовой спектакль с тремя антрактами. Но музыкальный и поэтический текст будут подлинными, что сильно меняет смысл оперы «Иван Сусанин», к которой мы привыкли. Есть еще один нюанс – композитор подразумевал присутствие царя Михаила Романова и его матери в сюжете оперы, но по тогдашней традиции царских особ запрещалось показывать на сцене. Поскольку мы живем с иное время, думаю, это возможно.

Зритель сегодня любит спектакли, где есть аромат эпохи, и я как режиссер привержен школе художественного театра. Но ставить спектакль в чисто историческом виде невероятно сложно, театры финансово не выдерживают такой нагрузки, разве что Ла Скала, Метрополитен-опера или Ковент-Гарден. А еще существуют мода, тенденции и музыкальные критики. Поэтому режиссер должен балансировать на уровне хорошего вкуса прежде всего.

– Вы знаете нашу труппу. Каков ее потенциал на сегодняшний день, насколько она пластична для постановок?

– Сегодня труппа в любом провинциальном театре – поток. Да и в Москве такая же ситуация: как только проявляется особо талантливый солист – он тут же оказывается в Европе. А из провинции самые талантливые едут в Москву и Петербург. Это общая проблема театров России. И все провинциальные труппы примерно равноценны, везде есть свои плюсы и минусы, везде есть звезды и не совсем звезды. В одном театре есть тенора, но нет сопрано, в другом есть сопрано, но нет теноров... Но в опере обязательно должен быть хороший хор, здесь он очень хороший. Еще очень важно, что в труппе этого театра есть костяк и есть традиции. Все остальное – дело наживное.

– Вы из режиссеров-диктаторов?

– Я обязан быть диктатором, но я это не очень люблю. Чем меньше мне придется быть диктатором, тем будет лучше. Амбициями такими я страдал по молодости, но сейчас диктатура – не самый хороший вид правления, я надеюсь на творческое взаимопонимание. Мой учитель всегда говорил: «Вы должны понять – если актер чего-то не полюбит, он этого не сыграет!» Поэтому качества в театре диктатом добиться невозможно, нужна любовь. Моя задача – влюбить актеров в то, что они делают.

– Сегодня с надоевшим постоянством пророчат гибель репертуарному российскому театру.

– Конечно, театр находится в кризисе. Это секрет Полишинеля. В особо сложной ситуации оказался театр музыкальный. Как было при коммунистах? Первым делом гостей вели в музыкальный театр. Это было лицо города. И потому к театру серьезно относились.

– Эта традиция идет от русских царей?

– Конечно, но в свое время Сталин это взял на вооружение, сам три раза в неделю приходил в Большой театр. Естественно, были и зарплаты, и внимание. Существовало понимание, что без очагов культуры не будет нации, не будет власти. Когда я работал в московских драматических театрах и мы выезжали на гастроли в разные города, то все кожей чувствовали, что публика в городах с музыкальными театрами значительно отличалась от публики городов, где их нет. Но опера требует роскоши, она не может долго находиться в состоянии выживания. Она всегда убыточна и погибает, если нет меценатов или ее перестает любить власть.

– После такого ответа трудно спрашивать о том, что мечтает поставить режиссер...

– (Смеется.) Я так долго о разном мечтал, пока не убедился, что профессия режиссера не терпит мечтателей. Наш патриарх Борис Покровский так говорил об опере: «Представьте себе общежитие, где живут певец, музыкант, дирижер, художник, режиссер. Ранним утром певец поет о том, как хорошо было бы чаю попить, художник рисует натюрморт… наконец, просыпается режиссер, который берет чайник, идет за водой, разжигает плиту и заваривает чай». Я бы еще добавил, что в соседней комнате живет еще один студент – критик, который приходит, пьет чай и говорит, что это отвратительно. Режиссер – профессия очень конкретная. Есть и мечты, и планы, но мы всегда зависим от конкретной ситуации: кто это будет петь, есть ли возможности финансовые и так далее.

– Вы намерены постоянно жить в Челябинске?

– Я понимаю прекрасно, что в театре нужно быть постоянно. Я не та звезда, которая раз в год приехала, что-то объяснила и уехала. Предстоит огромная практическая работа, ежедневная. Мы договорились, что жить я буду здесь. Но, поскольку мои близкие остались в Москве, то время от времени я буду туда наведываться. (Улыбается.)

– Что вас заставит уйти из театра?

– Во всяком случае до премьеры оперы «Жизнь за царя» я не уйду! (Смеется.) Мне уже самому интересно – поставлю я ее здесь или нет? Пока все обнадеживает.