Пандемия коронавируса сделает нас сильнее. Или превратит в саранчу

Ковидный кризис — третья крупная встряска в нашей стране за последние 12 лет. Наш автор Артем Краснов задумался, почему мы с такой неизбежностью движемся от плохого к худшему и можно ли это остановить.

Есть у меня глупая мысль, которой хочу поделиться. Впервые она посетила меня в октябре 2008 года, таком же темном, как этот — тогда разгорался мировой финансовый кризис. Я отчетливо помню, как шел по неосвещенному двору и думал: «Может быть, это даже хорошо… Может быть, кризисы иногда нужны, как прививки от гриппа». И я, кроме шуток, был полон светлой веры в человечество, напрямую связанной с надвигающимся кризисом. Я верил, что после него мы вернемся другими.

Конец 2008 года был апогеем «жирных нулевых», меня же не покидало ощущение странного тупика, в который заходит весь мир, увязая в собственном благополучии. Проблемы не исчезали, проблемы заливались жирком внешнего успеха, часто взятым в кредит. И я думал, что кризис срежет лишнее. Отчасти так и получилось.

Но не это главное: мне тогда казалось, что надвигающийся кризис позволит людям преодолеть разобщенность, которая проявляется не в дефиците общения (оно-то в избытке), а в его поверхностности — разговоров много, но все ни о чём. Много френдов, мало друзей. Много суеты, мало эмпатии. Много цитат, мало инсайтов. Есть толпы, нет обществ. Люди словно разучились читать друг друга и самих себя и оттого всё больше превращались в марионеток.

Отчасти я связал это с наступлением тех самых благополучных времен (во многом — незаслуженно благополучных). Они притупили чувства и создали в нас иллюзию некой самодостаточности, когда общение превратилось в фоновую музыку, этакий закольцованный саундтрек, лишенный смысла, равно как и стремления его найти.

Мне казалось тогда, что приближение тяжелых времен заставит нас очнуться. Представьте многоэтажный дом, в котором соседи еле-еле знают друг друга и здороваются через зубы, потому что каждый упакован до зубов и ни от кого не зависит. И вот как-то вечером в доме отключают свет. Соседи высыпают на площадки с фонариками, охают и чертыхаются, делятся бедами, придумывают план действий и охотно выручают друг друга. И напыщенный владелец Lexus в трико копается в щитке вместе со сторожем из третьей квартиры и соседкой-учительницей, впервые замечая, что они, в сущности, одно и то же.

И вот я бродил в 2008 году, представляя весь мир таким домом, в котором того и гляди накроется трансформатор. Эта идея часто обыгрывается в фильмах-катастрофах, когда на волне тотальной зомбо-угрозы или оледенения люди вдруг открывают первородные чувства (включая, впрочем, и инстинкт убийцы).

Но ничего такого не случилось. То ли отключение света было кратковременным, то ли я в принципе ошибся, но в последующие годы наши мозги продолжили самодовольно жиреть, мышление становилось всё более клиповым и любые поиски смыслов заканчивались разве что бесславными интернет-потасовками.

Второй раз, хотя и в меньшей степени, нечто подобное я ощутил осенью 2014 года, когда Россия дистанцировалась от прочего мира, а общая угроза (даже фантомная), как известно, сближает. Тогда эти размышления вылились в повесть «Серый космос» о продавце айфонов, которого кризис выбил из уютной колеи и вроде как поменял. Но в глобальном смысле этого не случилось: если какое-то подобие сплоченности возникло, то лишь по принципу «Крым наш / не наш», то есть непрочное и враждебное ко второй стороне.

В феврале 2020 года у меня снова возникло подозрение, что коронавирус станет тестом на прочность для нашего образа жизни и началом затяжного краха. И я снова понадеялся, что мы сумеем преодолеть разобщенность: экзистенциальные угрозы неплохо прочищают мозги. Ковид не выглядел болезнью, которая сметет с лица Земли человечество. Но он выглядел искрой, которая, если не потушить в зачатке, способна воспламенить пороховой склад нерешенных проблем.

Ковид был своего рода тестом на взаимопонимание, на умение мыслить и действовать синхронно. Что требовалось от мира? Сплотиться, принять единообразные решения о жестких карантинах, пересидеть, скажем, месяц и жить дальше. Да, были бы потери для экономики, но на длинном плече несравненно меньшие, чем возникнут теперь. Да и сама идея карантина представлялась мне очищающей — нашему суетливому миру невредно месяцок посидеть в тишине.

Но опять не сложилось. Вместо спокойной реакции на угрозу общество поляризовалось еще больше. Появились ковид-скептики, уверенные, что вирус придуман масонами или СМИ. Отрицатели ковида требовали для себя прежних прав и свобод, что не позволило «демократическим» обществам сдержать коронавирус решительными (и кратковременными) мерами. Мы предпочли бежать через пропасть мелкими шажками. Весь ковид-скептицизм пронизан цеплянием за старый добрый мир сверхпотребления, который в любом случае дышал на ладан. Мы еще раз доказали, что являемся лишь прожорливой саранчой истории, не способной реагировать на обстановку, зато охочей до новых пастбищ.

К осени ковид-скептицизм начал обретать черты фашизма, и многие бессознательно решили, что, если человек, допустим, старый, или толстый, или болен диабетом, его смерть от ковида вполне оправданна. Завтра выяснится, что ковид не берет только белокурых бестий, и эти же люди скажут: так тому и быть (при условии, что сами попадут в число бестий).

Мое разочарование в некоторых людях оказалось сильно. Я не ожидал, что мы так легко начнем сдавать своих, хотя коронавирус — не бог весть какая угроза. Это не нашествие зомби и не ядерная зима. Это просто тест на готовность отказаться от избыточного. Тест на умение слышать друг друга (даже тех, кто стар, толст и с диабетом). И мы его провалили.

Всё это время я думал, что кризисы служат прививкой для человечества, этаким звонком будильника или пощечиной мудрости. Но я заблуждался — человечество не слышит даже взрывов, не то что будильников. За последние десятилетия мы слишком отупели и слишком привыкли к картонным сражениям, чтобы воспринимать жизнь всерьез. Мы разучились ощущать ее пульс. Для нас теперь всё — телевизор (или соцсеть). Мы похожи на птицу, которая перестала воспринимать магнитные поля: это не мешает летать, равно как не мешает думать, что летишь на юг. Только летишь ты черт знает куда.

Мы вряд ли проснемся сами. Чтобы нас разбудить, нужен кризис совсем иного масштаба — такой, чтобы ощущался на собственной шкуре. И раз мы не способны его предвидеть, он придет. Ничего трагичного с точки зрения планеты здесь нет, для нее это будет просто небольшая встряска перед новым циклом развития. Мы никому не интересны, кроме самих себя. Вселенной плевать на нас. Но мы этого не понимаем.

Коронавирус будет побежден, мы закопаем тех, кто не справился, и запишем в неудачники тех, кто получил серьезные осложнения. Потом мы попытаемся зажить как прежде. Но удастся ли — вопрос открытый. Эти мысли о «чутье магнитных линий» кажутся пустыми рассуждениями философов, но на деле человечество живет и развивается благодаря этим линиям, назовите их как хотите. И когда расхождение слишком сильно, природа ставит нас на место, а может быть, преподает урок. Урок, с которого мы уходим голодные и духовно очищенные. Хотя и не все.

Все новости о коронавирусе, режиме самоизоляции и заполненности больниц — в специальном сюжете 74.RU.

В России введен масочный режим, и вот как его соблюдают пассажиры челябинского транспорта.

Массовая вакцинация от коронавируса, по словам президента Владимира Путина, начнется в конце года.