Сергей Пашнин, врач-нейрохирург ЧОКБ: «Хирургу помогает то, чего никогда не будет у компьютера – опыт»

Нейрохирургия – для обывателя слово с неясным значением. Одни думают, что врачи этой профессии занимаются удалением опухолей головного мозга. Другие уверены, что такие хирурги оказывают исключительно экстренную оперативную помощь при различных травмах головы и позвоночника. Третьи убеждены, что нейрохирурги спасают людей от инсультов. На самом деле правы и первые, и вторые, и третьи, потому что деятельность специалистов этой отрасли медицины включается в себя различные виды вмешательств в патологии, возникающие в головном и спинном мозге, будто то опухоль, травма, аневризма или грыжа межпозвоночных дисков. Какие нюансы существуют в таком тонком деле, обсуждаем с нейрохирургом отделения нейрохирургии ЧОКБ Сергеем Пашниным.

– Сергей Леонидович, когда ваши дети говорят своим сверстникам, что их папа – нейрохирург, вызывает ли это удивление? Очень редкая у вас профессия!

– Нейрохирургия – довольно элитарная специальность, потому что нейрохирургов и тем более хороших нейрохирургов не так много в России. Мы практически все знаем друг друга в лицо. И слава богу, что это так, потому что этот вид хирургии нельзя поставить на поток. К тому же у многих есть своя узкая специализация.

– Как начался ваш путь в нейрохирургию?

– Наверное, так сложились обстоятельства. Совпало и мое желание заниматься хирургией вообще, и определенная доля везения, и большая работа. Когда я проходил интернатуру, нынешний заведующий отделением нейрохирургии Сергей Михайлович Бурнин предложил остаться. Я пришел, начал работать, и к окончанию интернатуры уже точно знал, что нейрохирургия мне по душе.

– Это он привил любовь к профессии?

– Настоящая, осознанная любовь к профессии пришла немного позднее, когда я учился в ординатуре в Санкт-Петербурге. Именно тогда я смог разглядеть все тонкости, перспективы и сложности нейрохирургии, практически познать ее тайны. Я думаю, что для любого начинающего врача, который после интернатуры приходит работать в больницу, профессия только начинает открываться по-настоящему. Он еще не видит многих деталей, не всегда понимает сложность выбранной профессии, не всегда может объективно оценить свои силы, а вот во время ординатуры как раз появляется такая возможность. Кроме того, во время ординатуры учишься, как правило, у профессионалов самого высокого уровня, а это в любой профессии очень важно: кто станет твоим наставником, кто установит планку профессионализма для тебя. И вот желание заниматься не просто нейрохирургией, а именно хирургией сосудов головного мозга, пришло ко мне после обучения в Санкт-Петербурге.

В школе еще только мечтаешь о какой-то профессии, в вузе начинаешь понимать ее прелести, а вот любить свою профессию начинаешь тогда, когда приступаешь к работе, и у тебя начинает что-то получаться. Накапливаются знания, опыт, с каждым днем ты все глубже проникаешь в проблему, и потом вдруг понимаешь, что уже любишь это, что не можешь без этого жить, что хочется дальше и дальше погружаться в процесс.

– Работа хирурга, и, в частности, нейрохирурга, довольно сильно романтизирована в фильмах. Насколько кинематографическая картинка совпадает с реальностью?

– Да, в кино медицинская тема полна романтики, но работа нейрохирурга на деле довольно рутинная. Впрочем, как и работа хирургов любой направленности. Это ежедневные обходы, осмотры больных, особенно тяжелых, обход реанимации, заполнение медицинской документации. Это рабочие пятиминутки, где мы разбираем случаи больных, которые поступают на операции, или у которых возникли какие-то осложнения. Потом начинается операционный день, который может закончиться поздним вечером в зависимости от тяжести случаев и наличия экстренных больных.

– А много их бывает?

– Экстренные случаи – это всего лишь часть работы нейрохирурга. Из них львиная доля приходится на травматические повреждения головного мозга, костей черепа, позвоночника, спинного мозга. Все остальное – это плановая работа, правда, плановой она может называться условно, потому что люди, поступающие в нейрохирургию, нуждаются в срочной оперативной помощи. Взять ту же аневризму сосудов головного мозга. Это всегда большая опасность, потому что никто не знает, когда может произойти разрыв – через день или через десять лет. В таком случае, конечно, чем быстрее будет проведена операция, тем больше шансов на благоприятный исход.

Основное направление в моей работе – это, конечно, диагностика и операции при заболеваниях сосудов головного мозга, таких, как аневризмы, артерио-венозные мальформации, каротидно-кавернозные соустья. Звучит, наверное, непонятно, но для тех людей, кто через это прошел, или для их родственников, это, поверьте, незабываемо. И второе направление деятельности – это операции при ишемических инсультах: стентирование сонных артерий (на медицинском языке каротидная ангиопластика и стентирование), а также стентирование и ангиопластика сосудов головного мозга.

– Как изменилась нейрохирругия за последнее время?

– Еще лет 30 назад операции проводились исключительно открытым способом, когда приходится с помощью специальных инструментов делать отверстие в черепной коробке, чтобы получить доступ к мозгу. Это, конечно, довольно травматично для больного, но иного способа добраться до того же очага кровотечения просто не существовало. Сейчас в нейрохирургию пришел эндоваскулярный (внутрисосудистый) метод хирургического вмешательства, который сегодня довольно распространен в кардиохирургии. Это направление появилось в мировой медицине относительно недавно и развивается семимильными шагами. Уже нет такой проблемы с сосудами головного мозга, которую нельзя было бы решить эндоваскулярным методом, поэтому вмешательства такого рода становятся все более распространенными, и процент таких операций с каждым годом растет.

– В Челябинске они проводятся?

– Нейрохирурги областной больницы первыми стали делать (и до сих пор единственные!) и клипирование аневризм, и закрытие (эмболизацию) сосудистых мальформаций эндоваскулярно. Аневризма – это бомба замедленного действия. К сожалению, если она рвется, то больше половины людей умирают до того, как попадут на операционный стол. И зачастую это люди трудоспособного возраста, у которых впереди могло бы быть еще лет 20-40 счастливой жизни. Именно поэтому это направление нейрохирургии надо развивать и совершенствовать методы лечения и диагностики различных заболеваний сосудов головного мозга.

– Из-за чего возникает аневризма?

– Причин много. Иногда срабатывает наследственный фактор. Если у кого-то из родителей был такой диагноз, то очень высока вероятность, что он повторится у детей или даже внуков. Кроме того, вредные привычки, малоподвижный образ жизни, скачки артериального давления и многие другие причины – все это факторы, провоцирующие и появление, и разрыв аневризмы. Но, к сожалению, застраховаться от появления аневризмы нельзя. Даже человек, который не курит и не пьет, занимается спортом и правильно питается, не застрахован от этой патологии. Это могут быть и дети, и взрослые, и старики, и мужчины, и женщины. Чаще всего-это взрослые люди трудоспособного возраста, социально активные. Самому пожилому моему пациенту было 76 лет, а самому молодому – 16.

По статистике, каждый двадцатый житель нашей планеты страдает аневризмой сосудов головного мозга. К нашей области это тоже относится, но на операционный стол к нам попадает намного меньше пациентов, чем должно быть. И дело не в том, что у нас в области все здоровые, а в том, что патологии мозгового кровообращения диагностируются сегодня не так хорошо, как хотелось бы. Это связано и с нехваткой врачей на местах и где-то с недостаточным их профессионализмом, и с халатным отношением людей к своему здоровью.

– Если не хватает специалистов на местах, то как быть жителям области? Куда обращаться?

– Если какая-то проблема случается в удаленном районе, наши коллеги, как правило, обращаются за консультативной помощью в областную больницу – звонят в центр санавиации, а там уже диспетчер соединяет с необходимыми специалистами. Если консультации будет достаточно, мы консультируем. Если случай тяжелый, мы либо выезжаем на места, либо принимаем решение о транспортировке больного к нам. Эта система существует уже не один десяток лет, она отлажена, и в большинстве своем больные поступают к нам вовремя.

– Операции вы проводите под контролем ангиографов. Наверное, это нелегко несколько часов стоять в тяжелой свинцовой защите?

– Здоровье дороже! (Смеется.) На самом деле нынешняя рентген-аппаратура дает дозу излучения в разы меньше той, что была раньше, однако быть совсем незащищенным не годится. Все защитное снаряжение весит порядка 20 килограммов, тем не менее больные приходят и уходят, а нам приходится каждый день вставать к столу.

– Сейчас современная медицинская техника значительно облегчает жизнь врачу. Наступит ли день, когда операции будут проводить роботы?

– Думаю, вряд ли такой день наступит. Может быть, появится какое-нибудь оборудование, которое заменит человека на каком-то этапе операции, но полностью исключить присутствие хирурга не удастся. Дело в том, что все организмы разные и даже на одни и те же повреждения реагируют по-разному. Кроме того, состояние пациента может меняться во время операции, могут происходить внештатные ситуации, когда решение приходится принимать за считанные секунды. И в этом помогает то, чего никогда не будет у компьютера – опыт. Большинство хирургов, производя те или иные манипуляции, руководствуются не только знаниями из учебников, а еще и личными наработками, которые намного богаче даже самой толстой энциклопедии. Не уверен, что какая-нибудь машина способна учесть такое великое множество нюансов.

– Большинство ваших операций направлено на то, чтобы спасти человеку жизнь. Это требует большой ответственности и, как следствие, напряжения. Как вы снимаете стресс?

– Я, как в анекдоте, просто не напрягаюсь. (Смеется.) Конечно, на работе возникают разные ситуации, которые связаны не только с тяжелыми случаями, трудными, многочасовыми операциями, но и с какими-то организационными моментами. Он этого сильнее устаешь, и снимать напряжение нужно обязательно. В идеале – спортзал, прогулки на свежем воздухе, бассейн. Каждый сам выбирает то, что ему близко. Но кроме этого, я считаю, немаловажен и фактор семьи. Хирург, да и любой врач, не должен волноваться о тылах. В этом я полностью разделяю мнение, что счастье – это когда утром хочется на работу, а вечером – домой.

– Хотелось бы, чтобы дети пошли по вашим стопам?

– Династии – непростое дело. Конечно, родителям хочется, чтобы их дело продолжало жить, хочется передать его в надежные руки, вырастить хорошего преемника, но если мои дети захотят пойти по какому-то другому пути, я не буду их отговаривать и уж тем более не стану заставлять их идти по моим стопам. Думаю, они и сами не захотят быть хирургами. Дочь, по крайней мере, точно.

– Почему?

– Хирургия вообще не женское дело, да простят меня женщины-хирурги. В медицине есть уйма специализаций, где женщины добиваются больших высот, где у них получается больше и лучше, чем у мужчин, но хирургию я считаю сугубо мужской профессией, а нейрохирургию – не только мужской, но и элитарной. Если говорить про многочасовые операции, то не каждая женщина способна выдерживать такие нагрузки, ведь хирург должен быть еще и физически сильным человеком. Вспомните, сколько весит свинцовый защитный костюм! В идеале хороший хирург должен быть и хорошим спортсменом. Женщина же должна оставаться женщиной – стройной, грациозной, нежной.