«Он всё твердил: "Я поеду! Я опять поеду!"»: история 68-летнего атамана Хоттабыча, которого тянет на СВО

68-летний красноярец Юрий Казаков решил ехать воевать, невзирая на возраст, общественное мнение и реакцию близких. Несколько месяцев назад он получил очередную пенсию и тут же купил билеты в Тамбов, где формировалась добровольческая бригада для отправки на СВО. Хоттабыч — так прозвали бойца на фронте — провел в зоне боевых действий полгода. В окопы он так и не попал и завистливо поглядывал на 74-летнего командира танкового взвода и двоих 68-летних стрелков, которых отпускали в командировки на первую линию. После завершения полугодового контракта Казаков вернулся в Красноярск, но жена заметила, что он снова начал рваться на СВО. Обеспокоенная супруга отправила Хоттабыча на психотерапию...

— Юрий Зинкорович, мы с вами на очередной сессии, да? — психолог Ольга Денисова и Хоттабыч сидят друг напротив друга в мягких креслах.

— Похоже, так, — отвечает участник спецоперации.

— Как вы себя чувствуете?

— Великолепно! Я расстался со своим одним закадычным другом.

— Расстались?! — удивляется Денисова.

— Да. Этот друг называется зеленый змий.

Свои проблемы с алкоголем пенсионер не скрывает, и первое, что он стал прорабатывать с психологом после возвращения с СВО, — это зависимость от хмельных напитков.

— Юрий Зинкорович — уникальный человек. Он довольно-таки сильный характером, — говорит нам в перерыве сеанса психолог Ольга Денисова. — При этом ситуация у него очень серьезная на самом деле — это алкогольная зависимость, в которую он убегает при трудностях. Хорошо, что он это признаёт. Травма, с которой в основном сталкиваются бойцы, — посттравматическое стрессовое расстройство — она тоже присутствует, но он с ней сейчас справляется самостоятельно.

Постепенно разговор на терапевтическом сеансе перетекает на тему бытовой занятости. Юрий Зинкорович не совсем обычный военный. Он — казак в чине есаула. Хоттабыч сетует, что его возвращению на СВО противодействует не только жена-казачка, но и начальник-атаман, который приказал оставаться в тылу и заниматься воспитанием молодежи.

— Понимаете, у меня сын ушел туда добровольцем. К тому времени он уже два месяца воевал. Мне стало как бы... совестно, что ли. Мой сын ушел на фронт, а я — казак, атаман — сижу дома, — Юрий объясняет, что просто не мог поступить иначе. — На тот момент мне было 67 лет. Единственное у меня было опасение, что меня могут отчислить из-за возраста. Но этого не случилось. Мне хотелось в меру своих сил помочь молодежи. А возраст — это же состояние биологическое. Тебе столько лет, сколько ты хочешь сам. Я себя чувствую на 40–45. Как говорится, я душой бодр.

Хоттабыч недоумевает и обижается, почему по приезде на фронт до боевых действий его так и не допустили. Определили на кухню поваром.

— Приехал, и оказалось, что я там не самый старший. Один там со мной был с 1949 года рождения, то есть ему сейчас 74 года должно быть. Он был командир танкового взвода. И были еще два человека, которые на год старше меня. Они были стрелками на передней линии. А меня по каким-то причинам держали на кухне, чтобы я кашу варил. Я был в трех километрах от линии соприкосновения. Но не сказать, что там совсем безопасно было. И обстрелы шли недалеко, и во время обстрелов готовил, кормил ребят со своего взвода, — рассказывает он. — Я писал рапорты, чтобы меня на передок пустили. Все-таки по военной специальности я, будем так говорить, универсал. Владею всеми видами стрелкового оружия, вожу легкобронированную технику. Но руководство ни в какую.

Через полгода, после окончания контракта, Хоттабыч вернулся в Красноярск. Хотел навестить супругу, сыновей, девятерых внуков и двух правнучек. Про фронтовую жизнь почти не говорил, хотя близкие расспрашивали.

— Про спецоперацию я старался говорить без подробностей, не кошмарить. О фронте же не всегда весело вспоминать, порой всплывают эмоции. Страшилки не хочется рассказывать, все ими и так напичканы. Ну вот ребята мне порой снятся. Стрельба порой снится. Говорят, со временем это проходит, — делится мыслями участник спецоперации.

Отдохнув вдали от поля боя, пенсионер снова засобирался на СВО. Жена Наталья Павловна забила тревогу.

— Когда я в первый раз уезжал, меня даже не останавливал никто. Семья скептически думала, что я просто прокачусь и вернусь домой. Они не восприняли это серьезно. Зато сейчас... Я хотел на второй заход уйти и встретил жесткую оборону от жены. Просто грудью встала, а грудь у нее заметных калибров. Глаза округляются, если я про это речь завожу. Вот и атаман еще до кучи против высказался, дал приказ учить молодежь, — сетует фронтовой повар.

Именно супруга казака, Наталья Павловна, связалась с психологическим центром Красного Креста, который бесплатно помогает участникам СВО и их близким справиться с последствиями пребывания в зоне боевых действий.

— Он всё твердил: «Я поеду! Я опять поеду!», — рассказывает Наталья. — Я говорю: «Давай тебе лучше путевку в санаторий возьмем». Нет, не слушал меня. Конечно, мне показалась, что пора к психологам идти. Меня они тоже приглашали, мы пообщались все вместе, я увидела, что помощь будет. С алкоголем он опять же не совсем еще завязал, только на пути к этому, надеюсь...

После завершения очередного сеанса Казаков все-таки признается журналистам, что еще не совсем «излечился»:

— Меня тянет туда, понимаете? Я там увидел настоящих мужиков. Настоящих людей, которые смерти в глаза улыбаются. Там железные люди, стальные. Они бескорыстные. Каждому из них я, не моргнув глазом, доверю свою жизнь. И за любого из них отдам свою. А то, что не все вернулись... царства им небесного. Это спецоперация, это неизбежно. У кого-то грудь в крестах, а у кого-то голова в кустах, — философски заключает он.

Психолог-волонтер Красного Креста Ольга Денисова говорит, что алкоголизм — не единственная проблема, с которой сталкиваются вернувшиеся бойцы. Как правило, сильно начинают употреблять спиртное те, кто и до этого был зависим от горячительных напитков.

— Это привычный для многих способ избегания проблем. Когда страшно, когда больно, когда тяжело, когда горюют, они бегут в эту зависимость. Вот были у меня солдаты, совсем нормальные с виду ребята, они в открытую говорят: «Да, не сплю. Новый год для меня — страшное дело из-за всех этих праздничных вспышек и салютов. Но я не готов еще пойти к психологу. Я не готов себя лишить алкоголя», — объясняет специалист. — Наша задача — помочь им адаптироваться в социуме без желания спрятаться в привычную норку.

Основная, самая распространенная проблема бывших военнослужащих, с которой сталкивается Денисова, — посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР).

— Те, кто не употреблял до СВО, по-другому переживают экзистенциальный кризис, — рассказывает Денисова. — Они пытаются принять мысль «ради чего был я там». Когда они возвращаются, наступает переоценка ценностей. Там они ощущали физическую угрозу своей жизни, рисковали собственной жизнью. Когда возвращаются, говорят, что теперь хотят жить по-другому. Некоторые теряют семьи, они не хотят входить, возвращаться в семью. Отказываются от партнера. Ко мне обращаются на стадии, когда уже ощущают, что находятся на грани потери семьи.

Работа с ПТСР, по словам специалиста, ведется не сразу. В первые полгода пациенту предоставляют возможность самостоятельно справиться с травмой.

— Психика нам дана как иммунитет. Она должна настроить человека перегоревать и привыкнуть к новым реалиям. Боец должен сам попытаться осознать, что в его жизни было. Например, что уже нет каких-то друзей, которые погибли, — говорит она.

Вероника Пугачева, координатор психосоциальной поддержки Российского Красного Креста, рассказала, что в их организации психологическая помощь бойцам, ветеранам СВО и их родственникам — одно из новых, но уже очень востребованных направлений.

— Участники спецоперации не всегда сами обращаются к нам. Очень часто обращаются родственники, — говорит Пугачева. — Мы понимаем, в каком состоянии находятся вернувшиеся оттуда. Они не всегда готовы сами. Зачастую к нам обращаются социальные службы или даже просто знакомые бойцов. Мы сами берем контакты, выходим на клиентов. Иногда мы сталкиваемся с отрицанием, не получается контакта. Но, самое главное, они уже знают, к кому можно обратиться за помощью, и часто возвращаются.

В организации работает 36 волонтеров-психологов, которые проводят сеансы в разных техниках. Для жителей Красноярска и тех, кто может приехать в столицу края, проводят очные встречи. Также есть специалисты в Канске, Минусинске, скоро появится в Кодинске. Дистанционно, в режиме онлайн проводятся психологические сеансы с бойцами в других районах.

Пугачева перечислила основные жалобы участников СВО и их близких даже спустя много месяцев после возвращения из зоны боевых действий. Это подавленность, замкнутость, немотивированная агрессия и нарушение сна.

— Чаще всего мы слышим такую фразу от родственников: «Он вернулся оттуда и стал какой-то не такой. Вот он уходил, был радостный, веселый, всё рассказывал. Теперь молчаливый, замкнутый». Они начинают очень переживать и звонят нам. А ветераны, вернувшиеся оттуда, замыкаются, потому что пережили свой определенный негативный опыт. И, конечно, они не хотят об этом рассказывать, — комментирует ситуацию психолог.

Большая психотерапевтическая работа в Красном Кресте ведется с инвалидами, которые потеряли конечности в СВО. Таких обращений тоже немало.

— У нас очень много ампутантов, которые пытаются продолжить жить социальной жизнью. Самый главный их страх — в том, что они не смогут быть такими же, как до того. Некоторых мы стараемся включить в адаптивный спорт. Причем кто-то может стать прямо паралимпийцем, кто-то может для себя заниматься, — рассказывает Вероника Пугачева. — Основная задача ампутанта — встать на протез. Это очень важно. И самый страшный психологический барьер для них, когда культя готовится к протезированию. Если этот барьер пройден, человек встает на протез и начинает на нем двигаться, пользоваться им, становится легче. После этого они уже более полноценно себя ощущают. Психологу важно поработать именно на этих этапах. Поэтому мы часто бываем в госпиталях.

Руководитель направления призывает не бояться обращаться за помощью, если вы видите, что назревает такая необходимость. Если вы замечаете, что ваш близкий родственник после участия в СВО начал злоупотреблять алкоголем, находится в подавленном или, напротив, чересчур возбужденном, агрессивном состоянии, у него есть проблемы со сном и коммуникацией, вы можете обратиться за бесплатной психологической помощью в Российский Красный Крест: course@firstaid-rrc.ru, +7 916 604–49–59.

• На Южном Урале похоронили солдата-срочника, погибшего на границе с Украиной;
  

• «Нас забывают на второй день». Вдова мобилизованного — об отсутствии положенных выплат в 8 млн;
  

• «Врач сказал: если оставим, ходить не будешь». Челябинский студент — о жизни без ноги после СВО;
  

• «Мужики ходят жирные, веселые, почему их не взять?» Пять интервью с женами мобилизованных;
  

• «Рвут эти рапорты». Десятки мобилизованных южноуральцев, отправленных на СВО, не могут получить отпуск;
  

• «Произвол против участников СВО»: боец «Вагнера» из Челябинска попал под суд, несмотря на участие в спецоперации.