Владимир Буйков, доктор медицинских наук, профессор кафедры клинической психологии и психофизиологии Университета российской академии образования: «Работайте больше, но умейте отдыхать!»

Главным врачом больницы Владимир Буйков стал сразу после окончания Челябинского медицинского института в 1964 году. Больница была небольшая (он называет ее ласково «больничкой»), но хозяйство довольно хлопотное. Это были не только сложные пациенты, ведь Владимир Андреевич – психиатр, но еще и несколько гектаров земли, производственные мастерские и даже свинарник.

Каково это – почти 20 лет возглавлять Новогорненскую психиатрическую больницу и Челябинскую специализированную психоневрологическую больницу №2? Почему главный научный труд своей жизни он посвятил последствиям взрыва на химкомбинате «Маяк»? Ради чего ученый пренебрегает заслуженным отдыхом? Об этом и многом другом мы говорили с психиатром, наркологом, педагогом, доктором медицинских наук, профессором Владимиром Буйковым. И, конечно же, Владимир Андреевич дал ценные советы тем, кому знакомо слово «депрессия».

По следу «Маяка»

– Владимир Андреевич, вы являетесь основоположником изучения психических расстройств у населения, пострадавшего в результате южно-уральских радиационных аварий, разработали и внедрили в практику лечебно-профилактические, превентивные и реабилитационные методы в зоне уральских радиационных аварий. Почему заинтересовались этими проблемами, с чего все началось?

– Дело в том, что много лет я жил и работал в поселке Новогорный, который расположен недалеко от химкомбината «Маяк». И всего в нескольких километрах от Новогорного находится знаменитое озеро Карачай.

Официальной информации об авариях, конечно же, в то время не было. Но мы-то жили там, и каждый день у нас была пища для размышления. К примеру, в 1967 году была засуха, стали обнажаться берега Карачая, а радионуклиды с ветром начали распространяться по ближайшей территории. Было принято решение засыпать берега озера асфальтом, а возили его водители автоколонны, которая базировалась в Новогорном. Спустя несколько месяцев ко мне обратился сосед по подъезду – шофер этой автоколонны, жаловался, что «ребра хрустят». Когда я слегка надавил на одно из его ребер, то почувствовал, что оно под моими пальцами сломалось, я понял, что это миеломная болезнь, и направил соседа в областную больницу.

Мне, врачу, понятна была причина этого заболевания. Знали мы и о том, что в определенных зонах, в том числе в районе Новогорного, начался бурный рост трав, деревьев, кустарников. После взрыва 1957 года на химкомбинате и образования так называемого «Южно-Уральского Восточного радиационного следа», гнездно выпал оружейный плутоний, буйная растительность стала последствием этого. Вся эта информация не могла меня не интересовать.

– Сказалось ли все происходящее на психике людей?

– Мы, психиатры, замечали, что когда ветер дул со стороны «Маяка», люди часто испытывали слабость, особую астению, депрессивное состояние. Но вплотную этим вопросом я стал заниматься в 90-е годы, когда уже работал в Челябинской медакадемии. Тогда и возникла тема моей докторской диссертации – «Психическое здоровье населения, проживающего на облученных территориях Южного Урала». Информацию для этой работы я черпал, изучая клинику пациентов в больнице Южно-Уральского центра радиационной медицины, а также в психиатрической больнице поселка Новогорного, областной психиатрической больнице №2. Поднял все архивные истории болезни жителей Каслинского, Аргаяшского, Красноармейского, Кунашакского, Сосновского районов за 50-60-70-е годы. Вот так постепенно и собралась нужная мне информация.

– Что выявили?

– Что многие психические болезни протекают в клиническом плане так, как это происходило ранее и обычно у необлученных больных, клиника которых была совершенно иная. Прошло много лет после аварии, но жители деревень вдоль реки Течи, которые нами обследовались, по-прежнему ловили рыбу, купались в реке, выращивали овощи, зерновые, держали скот и все это употребляли в пищу. У них и обнаруживались определенные отклонения от обычной клиники психических заболеваний – невротических и органических расстройств, шизофрении, алкоголизма. Симптомы были явно утяжеленными. Это были серьезные расстройства психической деятельности – органическое поражение головного мозга, когда страдали мышление, память, внимание и другие психические функции.

Неслучайно население этих территорий поднимало вопрос о том, чтобы в сфере соцзащиты приравнять жителей районов, пострадавших от аварии на «Маяке», к жителям Чернобыльской АЭС. В то же время мы выявили, что на здоровье этих людей, проживавших на зараженных территориях, влияли не только радионуклиды, но они страдали от влияния стрессовых моментов – от информации, мысли, что они могут заболеть смертельно тяжелыми заболеваниями.

Сейчас я продолжаю заниматься проблемами старения людей, живущих на этих территориях. В 40-45 лет они выглядят и чувствуют себя на 70 и более лет.

– Чем могли помочь врачи?

– Лечение должно быть комплексным. С появлением ноотропов и других препаратов нового поколения, которые активно используются при лечении этих органических и иных расстройств, процесс можно приостановить. Можно добиться улучшения мыслительных процессов, памяти и т. д.

– Если бы людей сразу после аварии переселили с зараженных территорий, ситуация была бы легче?

– Не могу сказать, потому что в те годы не было современных лекарственных препаратов. Но удалось бы облегчить страдания потомков тех, кто попал в зону аварии. Ведь сегодня в больницах лечатся не только они, но и люди среднего возраста и молодые. К тому же, мы знаем, что и теперь идет вымывание радионуклидов из Аслановских болот, со дна реки Течи.

– Неужели об аварии не догадывались даже те, кто жил рядом с «Маяком», ведь взрыва утаить было нельзя?

– Конечно догадывались, но о последствиях случившегося никто не знал. Даже я наблюдал этот взрыв. В 1957 году я еще не проживал в Новогорном, но я служил тогда в армии, в ЧВВАКУШе. Вечером, в день аварии, мы маршировали по плацу, и многие обратили внимание, что на северо-западе от Шагола небо стало багрово-красным. И этот багрово-красный шар держался там всю ночь, весь следующий день и следующую ночь. Это был тот взрыв, который привел к образованию радиационного следа.

Сегодня и вчера

– Владимир Андреевич, чем интересна профессия психиатра, почему вы ее выбрали, ведь работа это неимоверно трудна даже в эмоциональном смысле?

– Когда я оканчивал медицинский институт, на распределении заведующая облздравотделом Римма Сергеевна Алексеева предложила мне занять пост главного врача новой психиатрической больницы в поселке Новогорном. Так, благодаря Римме Сергеевне, я и выбрал психиатрию. Тогда это было очень маленькая больничка на 60 коек, и лежали там хронически больные.

– Политических не было среди них?

– Упаси господи, нет. Я потом прошел специализацию в Ленинграде, там же защищал кандидатскую диссертацию, получил хорошие знания по психиатрии и считаю, что лучше нет специальности.

– Разве легко все время быть в контакте с хронически больными людьми, да еще и с отклонениями в психике?

– Работа хирурга, например, ничуть не легче, а может быть и сложнее – это тоже огромная ответственность. Довольно часто люди считают, что врач, работающий с психически больными людьми, в конце концов сам становится психически ненормальным. (Смеется.) Смею вас заверить, это не так. Если человек изначально психически здоров, то никакие контакты ему не повредят. А если у него до того, как он стал психиатром, были какие-то отклонения от нормы, то это может привести к обострению, к развитию болезненного состояния.

– В советские времена лечили хронически психически больных, но мало обращали внимание, к примеру, на начальные стадии психического нездоровья и совсем не было в ходу понятия «депрессия». Так?

– Нет, это не так. Депрессивные расстройства наблюдались во все времена. Считаю, что в Советском Союзе в Челябинской области психиатрическая служба была развита значительно лучше, чем сегодня, и значительно лучше снабжалась лекарственными средствами. Многое закупалось в странах Варшавского договора – это были прекрасные лекарственные средства для лечения той же депрессии. Кроме того, чтобы попасть в психиатрическую больницу на лечение сегодня, пациент должен дать свое согласие, подписать определенный документ. В советское время этого не было. Если родители или родственники видели, что человек ведет себя неадекватно, то приглашался психиатр и решался вопрос о госпитализации.

– Не потому ли сегодня наши граждане с опаской говорят о психиатрической клинике?

– Но я как врач говорю: нет для этого оснований. В то время коечный фонд этих больниц был намного больше, чем сегодня. Считают, что пациенты могут лечиться и в амбулаторных условиях. Но далеко не каждое психическое заболевание лечится в амбулаторных условиях. Важно еще и то, что в советское время уход и надзор за психически больными был намного лучше, чем сейчас. С ними разговаривали, каждому уделяли должное внимание, простыни в палатах были всегда чистыми и аккуратными, обязательно выдавались пижама, тапочки… Я ушел из больницы в 1987 году, тогда на питание одного больного в сутки полагалась сумма в один рубль и одну копейку. При этом каждая психиатрическая больница имела мощные лечебно-производственные мастерские, где работали больные и зарабатывали дополнительные деньги на содержание и питание. У нас в больнице было около 400 гектаров земли, где выращивались овощи, был свой свинарник. Все это позволяло кормить больных на два с половиной и более рублей. Они были одеты, обуты и накормлены.

– Что значит работа для таких больных?

– Это прекрасная трудотерапия, которая не просто благотворно влияет на их психику, но и считается серьезным лечебным фактором. Сейчас же, в силу определенных обстоятельств, лечебные мастерские ликвидировали почти во всех психиатрических больницах и больные, по сути, замкнуты в четырех стенах палаты.

До последнего дня

– Преподавать вы начали в 1987 году на кафедре Челябинской медакадемии, сегодня продолжаете преподавать в Университете РАО, являетесь консультантом в областной наркологической больнице. Что заставляет вас работать – маленькая пенсия?

– Как психиатр я убежден в том, что человек должен работать умственно до последнего дня своей жизни. Это продляет его психические и физические возможности, а в конечном итоге – жизнь. Обратите внимание, довольно часто академики живут более 90 лет. Это не потому, что они очень здоровые люди. Нет, просто умственный труд заставляет нашу психику постоянно работать на продление жизни.

– То есть вы, являясь действительным членом Российской академии естественных наук, считаете нужным следовать этому правилу?

– (Смеется.) Буду работать, пока не выгонят. Мне очень интересно сегодня работать с будущими клиническими психологами. Я преподаю им патопсихологию, историю психологии, профилактику алкоголизма и наркомании у детей и подростков и некоторые другие предметы. Мои студенты – будущие специалисты по психологической коррекции. Определенная часть выпускников пойдет работать в патопсихологические лаборатории. Они станут первыми помощниками психиатров в вопросах диагностики тех или иных заболеваний, применяя всевозможные исследовательские методы и тесты. Часть из них пойдёт работать в патопсихологические лаборатории при управлениях МВД, потому что люди с оружием должны быть здоровыми психически.

–Специалистов, которых вы готовите, в России пока недостаточно?

– В советские времена таких специалистов вообще не было. Лет 15-20 назад появился проект приказа министра здравоохранения, если не ошибаюсь, Чазова, в котором говорилось, что в каждой психиатрической больнице, в каждом психиатрическом отделении, необходим психолог и мощная патопсихологическая лаборатория. Но этого нет и по сей день.

– Кроме того, вы сегодня консультируете больных в качестве нарколога. Как относитесь к тому, что алкоголиков большинство людей не считают больными?

– Отрицательно. Алкоголизм следует считать психическим заболеванием. Если на психику человека воздействует какой-то вредный фактор, который разрушает клетки головного мозга, возникает заболевание – алкоголизм, наркомания. Сейчас появилось, страшно сказать, какое количество наркотических препаратов, которые губительно действуют и на здоровье человека, и на продолжительность жизни. И прежде всего у подростков грубо страдают память, мышление. Наркозависимые становятся несостоятельными во многих жизненно важных вопросах, у них нет не только потребности трудиться, но и возможности это делать.

Брутальная позиция

– Сегодня много спорят – нужно ли принудительное лечение таких людей. Вы на какой позиции стоите?

– Занимаю самую брутальную позицию: медвытрезвители нужны, ЛТП нужны, лечебницы для наркоманов нужны. В свое время ЛТП сыграли определенную роль в том, что люди меньше пили, меньше страдали от психических заболеваний, вызванных алкогольными напитками. Польза от этого, несомненно, была, если подход и лечение были правильными. На мой взгляд, такие лечебницы необходимо восстановить в том или ином виде. Что касается наркозависимых, то вообще нужна серьезная государственная программа.

– Как относитесь к частной инициативе господина Ройзмана «Город без наркотиков»?

– Жестокий подход, да. Но какую альтернативу предлагает государство? Никакой. Нехорошая аналогия, но наглядная – есть лечебницы для больных проказой, куда помещают на всю жизнь страдающих этим заболеванием. Наркотическая зависимость – не менее тяжелое заболевание, требующее также очень длительного лечения. Многие исследователи наркозависимости считают, что употребляющие опий и героин практически неизлечимы. Нужно работать и над программами, и над препаратами для лечения – ведь лечить наркоманов сегодня нечем! Радикального противоядия пока нет. Мы сегодня наблюдаем только попытки, пробные шаги наркологов и психиатров в плане помощи наркоманам. И попытки Ройзмана помочь наркоманам, если изменить некоторый подход, тоже могут дать результаты. В своей монографии директор НИИ наркомании Николай Николаевич Иванец говорит о том, что сегодня возможно исцеление лишь двух процентов страдающих героиновой наркоманией. Поэтому нужны программы – и медицинские, и социальные.

– Какие факторы играют решающую роль в том, что человек становится наркозависимым?

– Социальные прежде всего. Это показатель того, что не работает институт семьи – нет правильного воздействия на ребенка матери и отца с момента его рождения. Жестокое отношение к ребенку всегда приводит к негативным последствиям. Но не просто надо любить и лелеять ребенка, его надо пасти! Основательно пасти! Я, например, сторонник того, чтобы детей до 18 лет не пускать в ночные клубы и на дискотеки. Психика подростков очень неустойчива. И не секрет, что именно там чаще всего ребята получают первую дозу наркотических средств. Ведь статистика говорит, что алкоголизм молодеет, наркоманы – это подростки.

– Вами написано много научных работ, что сегодня на выходе, что готовите к публикации?

– Всего опубликовано 273 работы: статьи, монографии, методические пособия и рекомендации. Все семь монографий были изданы под эгидой Российской академии медицинских наук. Две последние монографии, не связанные с радиационными факторами, были изданы в этом году. Это «Клиника и лечение алкогольной зависимости» и «Клинические особенности алкогольного абстинентного синдрома». В этом году я направил две больших статьи в ВАКовские журналы: в «Вестник Академии естественных наук», поскольку являюсь действительным ее членом, и журнал ЮУрГУ. Надеюсь в этом году опубликовать около 10 работ, в том числе и по проблемам наркомании: психические и личностные расстройства при наркомании и возможная неотложная терапия при передозировке наркотиков. Это те способы и методы терапии, которые мы предлагаем, это наши разработки.

Святые правила

– Много в Вашей практике было благодарных пациентов, которые излечились и продолжают с вами общаться, дружить что ли?

– Есть такие конечно. И это не только бывшие алкоголики, но и люди, которые когда-то страдали психическими заболеваниями. Ведь здесь качество и современность лечения также играют очень важную роль.

– Насколько важно личностное участие, чисто человеческое, в каждом из пациентов?

– Врач и делом, и словом должен стараться помочь больному человеку. Если психиатр подходит к контакту с пациентом формально, то лечебный эффект обычно бывает невысоким.

– Скажите, а психиатру требуется психологическая реабилитация?

– Мне – нет. Но я свято следую правилу – во время летнего отпуска полностью отключаться от работы. Я стараюсь уехать из дома и о работе не вспоминать. Люблю рыбачить, в лодке посидеть, погулять по лесу, а еще – ходить по музеям. В этом году мы с любимой внучкой ездили в Москву, в прошлом – в Санкт-Петербург, все музеи обошли.

– А что читаете в отпуске – специальную литературу?

– Никогда! Только художественную, классиков наших очень люблю: Чехова, Гоголя. С удовольствием читаю Надсона, люблю Есенина, наизусть читаю «Анну Снегину».

– Вы не делите литературу на депрессивную и оптимистическую?

– (Смеется.) Великая литература не может быть депрессивной.

– А ваши студенты много читают?

– Некоторые меня озадачивают своими приземленными интересами, хотя сейчас возможности получать информацию огромные! У многих запас знаний очень мал. Наше поколение, по-моему, было любознательнее. Но и сегодня есть такие молодые люди – читающие, знающие. Любое поколение неоднородно.

– Ваша дочь тоже выбрала медицину?

– Она ассистент на кафедре психиатрии в Челябинской медакадемии, кандидат медицинских наук.

– Вы ее не пытались отговорить идти по вашим стопам?

– Нет. Когда встал выбор, куда идти после школы, она даже не рассуждала – ей очень нравилось, что родители работают в медицине, нравилось слушать наши профессиональные разговоры, когда мы собирались компанией. И она пошла в медицину с удовольствием.

– Скажите, когда вы оказываетесь в незнакомой для вас компании, изучаете ли людей, стараетесь дать оценку им с точки зрения психиатра?

– Я не люблю незнакомые компании, стараюсь бывать в кругу близких мне людей – это более интересное времяпрепровождение, более полезное.

– Вы, наверное, вполне можете сказать, что в 70 лет жизнь только начинается?

– (Улыбается.) Вы ошиблись, я чувствую себя намного моложе. Радоваться жизни нужно в любом возрасте. И никогда не надо жаловаться на жизнь.

– Какой совет вы бы дали тем, кому жизнь кажется сплошной стрессовой ситуацией?

– Любите каждый день своей жизни. Оставайтесь порядочными людьми, чтобы совесть не мучила. Постоянно совершенствуйте свои знания, тогда жизнь не будет казаться скучной и нудной. Работайте больше! Но умейте и правильно отдыхать! Когда я сижу в лодке с удочкой, я думаю только о рыбке. (Смеется.)