Татьяна Шкербина, композитор: «Музыку пишу в свободное от работы время»

«В России нет такой штатной единицы как композитор», – утверждает Татьяна Шкербина. А потому творчеством приходится заниматься в свободное от преподавательской работы время, чаще всего, по ночам. Ее ночи очень плодотворны – сегодня музыкантам и слушателям не только Челябинска и Урала известны десятки талантливых произведений Татьяны Шкербиной. Из недавно исполненных и с восторгом принятых публикой можно назвать Симфонию №1 и хореографическую притчу «Аркаим». Татьяна Шкербина также является автором музыки к нескольким драматическим спектаклям, сейчас в филармонии идут репетиции ее детской оперы «Дюймовочка». Перечисление всех написанных ею произведений заняли бы страницы две. И все-таки «хлеб насущный» композитор зарабатывает на кафедре ЧГАКИ.

«Дюймовочка» не попала в стол

– Однажды вы сказали, что пишете детскую оперу «Дюймовочка», и что, вероятно, произведение ляжет «в стол». Сегодня работа над спектаклем вовсю идет в Челябинском концертном объединении?

– Автором идеи был Константин Рубинский. Он написал несколько номеров либретто, с этим пришел ко мне и предложил создать детскую оперу. Я прочла тексты – такие смешные, современные, интересные не только ребенку, но и любому взрослому, потому что там есть очень любопытный подтекст. Идея мне очень понравилась и я начала писать музыку. То есть это не было заказом. Но 2 января 2010 года мне позвонил Алексей Николаевич Пелымский с предложением купить оперу, так она получила путевку в жизнь. Мы с Константином Рубинским с удовольствием согласились на постановку в филармонии, потому что это уже не первый наш совместный проект. Ранее там же поставлена наша хореографическая притча «Аркаим». Кстати, постановщик тот же – петербургский режиссер Сусанна Цирюк. Вся команда «аркаимовская», за исключением художника-декоратора и художника по свету.

– Опера будет исполняться под «живой» оркестр?

– Поскольку в филармонии нет пока своего симфонического оркестра и посадить его некуда, то, как и в «Аркаиме», оркестр будет звучать в записи. Начиная с мая прошлого года, мы занимались записью музыки в замечательной студии U-Sоund со звукорежиссером Сергеем Спиридоновым. Для записи быди приглашены лучшие музыканты города. И в октябре процесс этот был завершен. Помимо оркестра в «Дюймовочке» задействованы два хора – взрослый (Камерный хор под управлением Валерия Михальченко, хормейстер Ольга Селезнева) и детская хоровая капелла «Молодость» под управлением Владимира Македона, хормейстер Ольга Рослякова. Они тоже будут звучать в записи. Но все солисты – а их очень много – будут работать только вживую. В спектакле заняты также 100 детей – от четырех лет до 18 лет – из хореографической студии при ансамбле танца «Урал».

– Репетиции уже начались?

– В октябре в Челябинск приезжала режиссер-поставновщик, чтобы сделать «географию сцен». И сейчас балетмейстеры Светлана Лукина и Алексей Разин наполняют спектакль танцами. К репетициям приступили все исполнительские составы. Когда полностью готовы какие-то номера, нас с Константином Рубинским приглашают смотреть и высказывать свои пожелания. Нам все очень нравится. Команда потрясающая! Когда мы собираемся за одним рабочим столом, то все идеи на лету подхватываются и развиваются – получается очень интересно и вкусно.

– У вас написано много музыки для детских спектаклей. Это особенный процесс – сочинять музыку для детей?

– Никакой разницы. Я вообще не делю музыку на взрослую и детскую. Не так давно мне один из моих любимых преподавателей – Наталья Ивановна Кулагина, у которой училась моя дочь, – рассказала такую историю: к ней привели заниматься трехлетнего ребенка, хотя в специальную музыкальную школу детей – самое раннее – приводят в четыре года. Но мама мальчика увидела реакцию своего малыша на симфоническую музыку: с двух лет он при звуках симфонического оркестра замирал, слушал и просил: «еще». Вот вам реакция ребенка на «взрослую» музыку. Есть понятия «гениальная простота» и «простоватость». Писать гениально просто, как писали Гайдн, Моцарт, Чайковский, безумно трудно, потому что в таких произведениях мало нот, но убери одну, и рухнет вся конструкция. Я бы сказала так: хорошую детскую музыку с удовольствием слушает самый взыскательный взрослый, хорошую взрослую музыку полюбит любой ребенок.

Композиторское счастье

– Вы, вероятно, считаете себя счастливчиком, потому как ваши произведения не лежат годами в ящике стола?

– Разные бывают ситуации. Есть произведения, написанные по заказу, а есть – по велению души. Это когда записываешь все, что в тебе звучит. И я, наверное, счастливчик, потому что часто бывает так, что я еще только пишу произведение, а кто-то из музыкантов подходит и спрашивает: «Нет ли у тебя такого»? И ты с удивлением отвечаешь: «Я сейчас как раз над этим работаю». «Давай-ка поторопись, заканчивай»! И я очень благодарна нашему союзу композиторскому и его председателю Татьяне Михайловне Синецкой, которая добровольно взяла на себя роль своеобразного продюсера челябинских композиторов. Когда композитор что-то заканчивает, он выносит это на союз, показывает, идет обсуждение...

– Не боитесь, что украдут идею?

– (С изумлением.) Это глупо! У нас очень здоровая, дружеская атмосфера в союзе. Допустим, вы шьете себе платье, разве вам не хочется показать его подруге? Вот так и тут: если из тебя «прет», хочется это выплеснуть, показать кому-то. Кроме такой внутренней отчетности в союзе, у нас есть и внешняя отчетность. Татьяна Михайловна всегда помогает в организации публичных концертов для города с участием симфонического оркестра, хоров, ансамблевых составов. Помогает изыскать финансовые средства для этого, потому что мы полностью зависим от исполнителей, а они должны получать за свою работу. Не так давно, к примеру, был концерт камерного оркестра «Классика» в концертном зале имени М. Смирнова. Оркестр под управлением Адика Абдурахманова исполнял произведения челябинских композиторов. В одиночку композитору трудно все это организовать.

– То есть с союзом вам тоже повезло?

–Да, если говорить о региональных отделениях Союза композиторов России – у нас лучший председатель. Все, кто бывал в гостях, всегда восхищаются творческой атмосферой, доброжелательностью в нашей организации. И надо сказать огромное спасибо нашему председателю: практически вся музыка, которую мы пишем, звучит.

– Можете сказать, что сочинительство – ваша профессия?

– Да.

– То есть профессия композитора вас кормит?

– (Смеется.) А вот это вопрос спорный. Академическое искусство изначально носило меценатский характер. У того же Петра Ильича Чайковского был финансовый ангел-хранитель в образе Надежды фон Мекк, которая создавала гениальному композитору условия для творчества, чтобы он не копейку зарабатывал, а сочинял музыку.

– Вам приходится зарабатывать преподаванием в ущерб творчеству?

– У меня в дипломе написано: «композитор, преподаватель музыкально- теоретических дисциплин», потому что нет а России такой штатной единицы, как композитор. Как правило, все композиторы сегодня где-то работают, что-то преподают. (Улыбается.) А в свободное от работы время пишут музыку.

– Хоть какое-то удовлетворение от преподавательской деятельности в академии культуры получаете?

– Когда видишь горящие глаза ребят, которые хотят знать, уметь, ты тоже вспыхиваешь, как факел. И тебе хочется отдавать. А пустые потухшие глаза, конечно же, никакого удовлетворения принести не могут.

– Среди ваших учеников есть те, кто точно станут композиторами?

– Есть талантливые ребята. Но станут или нет они композиторами – сложный вопрос. Из тех, кто получает диплом профессионального композитора, процентов 50 уходит в другие сферы деятельности. Профессия композитора считается мужской. Но всегда предполагается, что мужчина – кормилец семьи. Профессией композитора не заработаешь, а педагогическая деятельность в России, все знают, как оплачивается. Поэтому композиторами остаются только те, кто жить без этого не может, остальные ищут лучшего места под солнцем.

Компьютер вместо рояля

– Современные композиторы сочиняют музыку на компьютере. Как это происходит?

– Есть огромное количество компьютерных программ. Например, есть «нотный редактор», то есть сегодня не надо писать музыку с карандашиком и ластиком в руках, все это делается на компьютере. К компьютеру подключается Midi-клавиатура – это те же клавиши, тот же рояль. Есть программы для создания аранжировок, при помощи которых можно загрузить качественные инструментов, и вы будете слышать написанное вами произведение в потрясающем звуке. Это значительно убыстряет творческий процесс – компьютер запоминает все, что ты придумал, а ты идешь дальше и дальше, и потом слышишь, ощущаешь драматургию целого. Причем, в очень качественном звучании. Тебя не нервирует расстроенный рояль, западающие клавиши и так далее.

– Все ваши произведения так написаны?

– С тех пор как появились компьютеры, я так пишу. А до этого, конечно же, были карандаш и рояль.

– Как рождаются музыкальные образы?

– Это получается само собой. Если я хочу создать «смеющийся кактус», то выбираю те средства музыкальной выразительности, которые помогут его нарисовать. Образ диктует выбор средств.

– Поэтому так много написано для театра?

– В академической музыке есть технические приемы конструктивного плана, которые, грубо говоря, создаются математическим путем. А театральная музыка изначально подразумевает яркий образный ряд. У меня практически нет музыки, созданной чисто математическим путем. Средствами звука я всегда пытаюсь рисовать музыкальный образ, хотя далеко не всегда раскрываю его слушателю, потому что каждый человек в одних и тех же картинках видит свой звуковой образ. Иногда после исполнения моего произведения слушатели рисуют мне такой образный ряд, которого в моей голове вообще не было. Так уж устроено человеческое воображение. И огромную роль здесь играет жизненный опыт, у каждого человека он свой. Не случайно у каждого дирижера или музыканта произведение звучит по-разному, каждый выступает в роли интерпретатора, раскрывая новые грани произведения, которых до него еще никто не открывал.

– Есть в городе близкие вам по духу музыканты, которые прочитывают ваши произведения так, как они задуманы?

– Судя по тому, что они просят писать для них и ждут – да. К примеру, дирижер камерного оркестра Адик Абдурахманов. Мне кажется, мою музыку он очень хорошо чувствует. Я этим летом уезжала на месяц отдыхать, а он как раз работал в студии – записывали «Дюймовочку», а когда я потом прослушала записанный материал, то пришла в восторг от его тончайшей нюансировки.

– Первое ваше произведение, записанное нотами?

– Это произошло во второй музыкальной школе Челябинска, на ЧГРЭСе. Я училась у замечательного педагога Галины Николаевны Логиновой. И это была единственная тогда в городе школа, где одним из экзаменов было сочинение музыки. Мы писали небольшие музыкальные произведения, как правило, зарисовки пейзажного характера. При поступлении в музыкальное училище Галина Николаевна сказала моим будущим преподавателям, что я пишу интересную музыку. Поэтому, когда я поступила, меня отвели за ручку в класс композиции, к Анатолию Давидовичу Кривошею – профессиональному композитору, члену Союза композиторов России.

– Сегодня принято издавать музыкальные произведения в виде нотных альбомов?

– Изданной нотной продукции сегодня мало. У меня издано несколько произведений, как они продаются – не знаю. Сегодня принято ноты выкладывать в интернете.

– Вы свою музыку выкладываете?

– Нет. Когда у меня просят произведения, отправляю. Даже в Америку.

– Безвозмездно?

– Конечно. Академическая музыка никогда не приносит дохода. Гонорары композитор получает только в том случае, если это заказ.

«Это мой город»

– Вас устраивает музыкальная жизнь, которая сегодня есть в Челябинске?

– Если сравнивать с Екатеринбургом, то там ситуация, конечно, намного лучше. Но это связано с финансированием. К примеру, филармония Екатеринбурга мощно дотируется правительством. А это, естественно, влияет на оплату труда музыкантов. Благодаря этому они могут устраивать конкурсы, приглашая на работу лучших. Многие наши музыканты высокого класса участвуют в этих конкурсах. И я все время со страхом жду, что наших замечательных солистов и музыкантов переманят на большую зарплату, что и происходит время от времени. Остаются те, кого здесь привязывают какие-то жизненные обстоятельства.

– Никогда не было желания перебраться в Екатеринбург, ведь это не чужой для вас город – вы окончили Уральскую консерваторию?

– Нет. Здесь живет моя мама, она уже в преклонном возрасте. Здесь похоронен мой папа. Я не могу никого оставить. Челябинск – мой родной город. Я бы не смогла жить вдали.

– Каков, на ваш взгляд, современный челябинский слушатель?

– Тот слушатель, который сегодня приходит в залы, замечательный. Но есть объективные причины тому, что залы не всегда полны. 15 лет город жил без филармонии. То есть дети, которым сегодня по 15-18 лет, ни разу не слышали симфонической музыки. Моя дочь как-то познакомилась с ребятами – не музыкантами. И пригласила их на симфонический концерт. Они были в таком восторге! Так благодарили! И говорили, что никак не ожидали такого воздействия серьезной музыки, что теперь будут ходить на концерты. Но сколько молодых людей так и не услышат симфонической музыки? Человека нужно воспитывать на этом с самого раннего детства.

– В каком возрасте приворожила вас музыка?

– Мои родители, хотя оба не музыканты (папа всю жизнь занимался физикой взрыва, работая в лаборатории ЧПИ, а мама – инженером-конструктором на заводе измерительных приборов), заметили это, видимо, достаточно рано. В те годы техническая интеллигенция ходила в театры и на концерты, слушала серьезную музыку. Года в четыре родители подарили мне детское пианино, где были не только белые клавиши, как обычно у детских игрушечных инструментов, но и черные. И мне очень нравилось импровизировать. Я ставила на пюпитр детские книжки с картинками и звуками пыталась рисовать то, что видела на картинках. Мама с папой слушали, слушали и повели в музыкальную школу.

– Ночью, как маленький Чайковский, не просыпались от звучавшей в вас музыки?

– Постоянно.

– Скажите, почему именно «Аркаим» вы посвятили памяти своего отца?

– Когда я писала эту музыку, мой папа был смертельно болен. Все, что я пишу, в первую очередь показываю своим родным – он слушал «Аркаим», и эта музыка ему очень нравилась.

– «Аркаим» как раз был заказан. Вам эта тема была близка или пришлось хорошо поработать с материалом?

– Пришлось изучать литературу по Аркаиму. Очень помог нам Геннадий Борисович Зданович, который предоставил литературу, видеозаписи раскопок, консультировал нас, направлял. Я заканчивала очередной номер, звонила ему и он приходил, слушал. Мне важен был исторический контекст. И был такой случай, когда я писала картину «Похороны жрицы»: как любые похороны – это траур, печаль, плач, но мне вдруг захотелось солнца, радости, сам материал повернул в эту сторону. Почему? Когда я показала картину Геннадию Борисовичу, к моему удивлению, он сказал, что я права. Оказывается, древние арии, поклоняясь богу солнца Ра, веря, что душа умершего соединяется с солнцем, радовались этой встрече души с Богом. В их представлении это было верхом совершенства, полной гармонией. Я интуитивно пришла к этому.

– Ваша дочь тоже стала музыкантом, вы этому не противились?

– Как я могла? Она с первого своего дня росла в атмосфере музыки, постоянно была рядом с нами. Довольно рано мы поняли, что у ребенка хороший слух и она тянется к музыке. В четыре с половиной года я отвела ее в спецшколу, к Н. И. Кулагиной. Сейчас дочь учится на третьем курсе ЧГАКИ, в классе Евгения Александровича Левитана – преподавателя мирового уровня, которого мы просто боготворим. Она попала в руки настоящего мастера.

Рыбалка – музыка для отдыха

– Что, помимо академической музыки, радует ваш слух?

– Могу послушать джаз, но отношусь к нему достаточно прохладно. Люблю народную музыку. Может быть, потому что мой муж – Николай Никитич Малыгин – «народник»? (Смеется.) Не только поэтому, конечно. Потому что практически вся профессиональная музыка произошла от народной. И я иногда использую в своих произведениях народные мелодии, например, в том же «Аркаиме» есть одна подлинная цитата уральской народной песни.

– Как относитесь к популярной музыке?

– Категорически не приемлю, попса меня не просто раздражает, а бесит. Когда муж начинает «листать» телеканалы и останавливается на чем-то подобном, я не выдерживаю, кричу: «Убери это к чертовой матери»!

– А дочь слушает?

– В наушники. Что-то западное, не знаю что. (Смеется.)

– Вы не только преподаете, но еще и возглавляете студию звукозаписи в академии культуры, когда же пишете – по ночам?

– Я – «сова», и мне больше нравится работать ночью, когда нет никаких посторонних звуков, в полной тишине проще сосредоточиться. Но, когда процесс пошел, он идет уже круглосуточно. Даже во сне. Муж в эти моменты очень переживает за мою нервную систему и, когда видит полный перенапряг, говорит: «Все, завтра едем на рыбалку»!

– ???

– Лучший способ проветрить мозги. Мы оба очень любим рыбную ловлю. После этого работа идет очень хорошо.

– Куда ездите на рыбалку?

– Каждый раз по-разному. Бывает, путешествуем: пытаясь найти хорошее местечко для рыбалки, сворачиваем на проселочную дорожку, и первый же местный житель показывает верное направление. А еще очень нравится отдыхать на родине мужа – в Костромской области. Там вообще нет промышленности, чистые озера, в реках водится хариус и раки есть. Людей тоже немного. Зато сколько птиц и бабочек!

– Не хочется променять мегаполис на такое вот местечко?

– Жить в деревне на дровах и носить воду из колодца не смогла бы, а отдыхать там здорово!