«ГМО — самая безопасная еда на свете»: ведущий научных программ на НТВ — о современном питании

Пока мы готовимся к интервью, звездный гость Народной премии, популярный ведущий НТВ и бывший челябинец Сергей Малоземов рассказывает, как четверть века назад нажимал торжественно кнопку на пульте, которая запустила эфир «Радио Олимп». Сергей с отличием закончил медицинскую академию в Челябинске, но радийная карьера увлекла его настолько, что он начал развиваться в медиабизнесе, а с 2005 года стал сначала редактором службы новостей, потом корреспондентом, а затем автором собственных программ на НТВ. Две самые известные — это «Чудо техники» и «Живая еда». Мы поговорили с Сергеем как о его нестандартной карьере, так и о главном предмете интереса — прикладной науке. Круг вопросов был широк. Какие научные прорывы нас ждут? Почему люди верят в плоскую Землю? И какая еда самая правильная с точки зрения науки? Но начнем с разговора о Челябинске.

У города фантастическая динамика. Я помню в 90-х эти раздолбанные троллейбусы, на которых я ездил в институт по Свердловскому проспекту и улице Воровского. Теперь их сменили красные, красивые троллейбусы, которые не хуже, чем в Москве. Я вижу состояние дорог, на которых теперь гораздо меньше ям. В 1999 году я учился водить на «пятерке» и хорошо помню, как ездил по колдобинам. Стало лучше с экологией. В конце 90-х я ездил на занятие по акушерству и гинекологии в Металлургический район: когда проезжал промзону у Цинкового завода, на стекле осаждалась серная кислота.

Я за один день в Челябинске увидел три колеса обозрения. Вижу огромное количество ресторанчиков, кафешечек, которые креативят так, что это похоже на Санкт-Петербург, нашу кулинарную столицу. Вижу огромное количество неравнодушных людей, которые что-то делают. И это очень приятно наблюдать.

Технологии, связанные с очисткой выбросов, бурно развиваются. Весь вопрос в состоянии экономики и наличии хороших прибылей.

Я видел, как это происходило более 10 лет назад в Магнитогорске, как радикально там улучшилась ситуация.

Я надеюсь, мы доживем до времени, когда значительная часть челябинских предприятий сумеет это сделать. Может быть, где-то придут новые владельцы, будет меняться законодательство под влиянием международных норм, связанных с защитой экологии. Я вижу, как это происходит во всём мире, и это вселяет оптимизм. Все понимают, что чем дальше, тем важнее человеческий капитал, тем меньше значимость машин и больше значимость идей. И чтобы люди, носители этих идей, хотели здесь жить, хотели создавать, нужно обеспечить качественную среду. Кажется, это понимание приходит и к бизнесу, к власти. Всем нравится смотреть на белый снег.

Но состояние экономики определяет то, насколько быстро идет прогресс. Когда у бизнеса стоит вопрос о выживании, ему не до стратегических вложений. И это касается не только экологии, но и вообще развития, финансирования стартапов, внедрения новых технологий. С другой стороны, кризисные моменты позволяют придумывать что-то радикально новое, и мы выйдем из этого периода, как когда-то Америка из Великой депрессии.

Я из семьи инженеров-оборонщиков в Миассе. Медиков у нас в семье не было, так что изначально передо мной стоял вопрос, кем стать. Я учился в физико-математическом классе, думал поступать в политех (сейчас ЮУрГУ. — Прим. ред.), но это желание боролось с моим увлечением биологией. Мне всегда нравилось что-то выращивать. У меня всегда были какие-то животные. Я всё это взвесил и решил слушать сердце, то есть совместить любовь к биологии с чем-то прагматичным. И поэтому решил выучиться на врача. Так это и родилось.

Была, конечно, мечта: мне нравилась клеточная биология, я думал, что стану, наверное, иммунологом. Но всё пошло другим путем. В 1996 году, при поступлении в медицинский, мне было еще 16 лет: как тут можно что-то осознанно планировать? И дальше всё закрутилось: я приехал в Челябинск и поддался другому своему увлечению, музыке.

Даже работая на радио, я никогда не думал о том, чтобы бросить медицинское образование. Я человек, склонный к надежности, к основательности, и родителей не хотел расстраивать. Я не просто доучился, я закончил с красным дипломом, и оказалось, что это к лучшему. Уже к середине учебы я четко понимал, что не буду врачом, но образование не было лишним и позволило мне обрести мою журналистскую специализацию.

В 1997 году я позвонил в эфир радиостанции «Студия-1» просто как слушатель, ответил на вопрос, выиграл билеты на какое-то мероприятие. Пришел их получать, и вышла Наташа Фадеева, главный редактор. Я сказал, что хотел бы работать на радио. Она отвечает: «А вот мы как раз ведущих ищем, хотите попробовать?» Я у приятеля одолжил микрофон с пятью штырьками, в магнитофон воткнул, сделал демозапись: сымитировал эфир «Европы Плюс», как я его себе представлял. В мыслях я давно этим занимался, так что был морально готов. Принес кассету в студию, и, на мое удивление, они сказали: «А давайте попробуем».

Работу на радио я совмещал с обучением в медицинском. Я работал по вечерам, с восьми вечера до полуночи. На «Студии-1» была хорошая творческая среда, всё классно варилось… Я знал, что наши ребята уже в Москве работают, Вахтанг Махарадзе, Павел Картаев на «Нашем Радио». Нам всем было небезразлично, чем мы занимаемся. Хотелось действительно делать классный контент, и меня это увлекало страшно. Потом я пришел на «Интерволну», потом в екатеринбургский холдинг, который открыл «Радио Олимп». Какое-то время ездил по выходным в Екатеринбург работать на «Радио СИ» (это головная компания «Олимпа»). А потом присоединилась работа на телевидении, потому что в региональных холдингах люди часто занимаются всем сразу.

А весной 2005 года пришло приглашение из телевизионной школы Познера. И там я зацепился. Один из преподавателей школы был из информационной службы НТВ, и на выпускном мероприятии я сказал: «Не хвалите мой выпускной репортаж, а лучше позовите меня на работу». Так я попал на стажировку на НТВ, где мечтал работать: это была сильнейшая информационная служба страны.

Это тяжелая работа: она требует полной включенности. Вот я сейчас к вам пришел, а у меня в номере открыт ноутбук, лежит гарнитура. Я бесконечно редактирую сценарии, обсуждаю с коллегами планы, озвучиваю закадровый голос из любой точки мира, вожу с собой всё оборудование.

Мы планируем сюжеты на полгода вперед, чтобы иметь возможность организовать какую-нибудь командировку. В сентябре мы были в Турции дней десять, но наснимали очень много материала вперед. И это невозможно сделать, не зная темы, которые хочешь раскрыть. С нами работает большое количество людей: корреспонденты, шеф-редакторы, режиссеры, операторы, звукооператоры, администраторы, художники-постановщики. Всеми надо управлять, нужно понимать, куда ты их ведешь.

Важно видеть опасность самоуспокоения. Когда ты долго существуешь в эфире, главная опасность — это пойти по накатанной. Я боюсь стать предсказуемым для зрителя, скучным. Это то, с чем мы боремся.

Люди смотрят нас годами. Утренний эфир НТВ — это специально спрограммированная штука для создания атмосферы уюта. Программа про автомобили перетекает в нашу научно-популярную передачу, потом в программу про ремонт и так далее. И несколько часов подряд человек может держать телевизор включенным без опасности попасть на какую-то чернуху, негатив и так далее. Люди смотрят нас семьями, и мы должны не обмануть их ожидания.

Я думаю о работе приблизительно 90% своего времени. Я трудоголик на 100%. Выгорание? Я не знаю, что это. Для меня это хобби, которое стало работой. Я каждый день осознаю, насколько это счастливый случай. Насколько мне повезло заниматься тем, что нравится и приносит удовольствие. В эти дни исполняется 12 лет, как я в эфире с программой «Чудо техники», и я хочу этим заниматься дальше и дальше.

В энергетике я верю в термоядерный синтез: что нам удастся создать подобие Солнца на Земле. Что мы за счет энергии соединения атомов будем получать бесконечное электричество и тепло без вреда для экологии. Мы имеем уже нечто подобное благодаря атомным станциям, но этого недостаточно, там слишком много опасностей.

Важный прорыв — это искусственный интеллект, который становится мощным инструментом. Эта штука радикально повышает производительность труда. Конечно, она лишит кого-то рабочих мест, нужно будет приспосабливаться, переучиваться. Но всё это к лучшему, потому что эта технология освобождает нас от рутины и заставляет проявлять лучшие человеческие качества. Я — технооптимист. Страхи по поводу технологий свойственны человеку, но даже обычная палка может служить для сбивания фруктов с деревьев и для того, чтобы кого-то побить. Всё в целеполагании. Я верю в мудрость человечества.

Интересная технология — встраивание электроники в тело человека. Это хорошая штука прежде всего для борьбы с параличами, для решения проблем, связанных с неврологией, старением. В этой области есть много прорывного, перспективного. Кстати, из Челябинска родом пациент, которому первым в России вживили бионический глаз. Сам глаз был американским, но у нас и в России есть такая разработка.

Я очень верю в генетику. Многие боятся ГМО и разных генно-инженерных манипуляций, но, честно говоря, ни одного человека, пострадавшего от этого, не существует. Эта технология делает всё то же самое, что делает селекция, только гораздо более прицельно, эффективно и быстро. Генно-модифицированная еда вся проверена-перепроверена. Это самая безопасная еда на свете.

Селекция ставила перед собой цель, чтобы плоды были крупнее, лучше хранились, но зачастую вкус при этом терялся. А сейчас расшифровка генов позволила найти способ создать плоды, которые и крупные, и хранятся хорошо, и еще и вкусные. Я много видел разработок такого рода в лабораториях разных стран и большой оптимизм испытываю.

У человеческого мозга есть природная склонность к поиску простых, завершенных мыслительных конструкций. К поиску простых решений сложных вопросов. Срабатывает стремление быть избранным, ведь эти люди гордо себя несут: «Вы все дураки, только мы знаем, как на самом деле». У некоторых из этих людей есть генетическая особенность мозга, которая предрасполагает их к вере в сверхъестественное, а еще — к консервативным политическим взглядам. Как-то это сцеплено вместе.

У некоторых людей есть склонности везде видеть причинно-следственные связи: это больше касается магии, астрологии. Если астролог нам что-то предсказал и оно не сбылось, мы это не запомним. А если в одном случае из 100 оно сбылось, мы, конечно, за это зацепимся.

Это всё опровергается проверками, скучной наукой, статистикой. Но в это всё нужно вникать. Нормальная наука кажется слишком сложной. Когда тебе тот же поклонник плоской Земли или альтернативной истории говорит: «Вас обманывают, было вот так» — и приводит пару аргументов, опуская всё остальное, то складывается завершенная картина, в которую хочется по-детски поверить.

Ковид с его государственными мерами, иногда хаотичными, сыграл роль свою. Теории заговора размножились многократно. Способствуют этому и все военные конфликты. Свобода слова в такие времена ограничивается. А лженауку может побеждать только прозрачность, открытость, в том числе власти. Но для этого нужны мирные, спокойные времена и продуманная политика.

Часто ученые сами немножко виноваты (в увеличении популярности лженаук. — Прим. ред.), потому что ведут себя надменно. Они слишком отмахиваются от всех возможных возражений, сомнений и тому подобного. Они должны идти в прессу, должны делать свои блоги, разбирать всю лженауку. Ученые не должны стесняться приходить в ток-шоу на телевидении и доносить свою точку зрения. К счастью, среди них есть те, кто не считает это чем-то зазорным. Однако многие заслуженные профессора полагают это ниже своего достоинства. И это очень вредит популярности и авторитетности науки нашей страны.

Наш организм формировался под влиянием эволюции в течение сотен тысяч лет, и это процесс инерционный, небыстрый. А характер жизни и рацион радикально изменились за последние, ну может быть, тысячу лет. Особенно — за последние сто лет. И эволюционно организм не поспевает за тем, сколько стало доступной еды, насыщенной такими коварными компонентами, как жир и сахар. Сочетание избыточной калорийности и особенно избытка сахара приводит к нарушению базовых обменных процессов, что сказывается прежде всего на сердечно-сосудистой системе. Мужчины до 50 лет всё чаще умирают от инфаркта в том числе поэтому.

Плюс мы стали меньше двигаться, меньше едим растительных компонентов типа овощей, фруктов, круп, корешков. А всё это приносило нам, с одной стороны, витамины, с другой — клетчатку, которая крайне важна для нашего микробиома кишечника. По последним данным, он обеспечивает значительную часть нашего здоровья, потому что там вырабатываются гормоны, витамины, а это очень влияет на иммунитет, даже на работу мозга.

По современным представлениям, здоровая еда — это, условно, средиземноморский рацион. Не обязательно есть оливки и тому подобное. Просто нужно, чтобы в твоем рационе было преобладание благоприятных для нашего микробиома компонентов с клетчаткой: фрукты, овощи, крупы, зелень. Мяса же должно быть мало, потому что оно никогда не было доступным продуктом. Это было всегда счастье, и основой рациона мясо стало сравнительно недавно, и то у северных народов. Плюс нужно употреблять меньше сахара и соли, и не превышать ту калорийность, которую ты тратишь из-за физической и умственной активности. Если прибавляются килограммы, это четкий сигнал, что съедаешь больше, чем потратил. А тратить одной физической активностью очень сложно, поэтому нужно меньше есть.

Не грозит. Современные технологии позволяют выращивать на гораздо меньших площадях гораздо больше продуктов. Теории о том, что население земли увеличивается слишком быстро и не сможет себя прокормить, что рост посевных площадей не успевает, — это очень устаревшее представление. Революция в сельском хозяйстве привела к тому, что новые сорта, новые технологии, гидропоника и аэропоника, вертикальные фермы обеспечили прорыв.

Последняя вещь, которая меня впечатляет, — это электросельское хозяйство. Фотосинтез у растений — это слишком неэффективная штука, растения улавливают всего 1% энергии. И можно добиться гораздо большего КПД, если улавливать эту энергию солнечными батареями, превращать в электричество, а далее это электричество направлять на то, чтобы соединять воду с углекислым газом с образованием ацетата. Им умеют от природы питаться дрожжи, грибы и некоторые водоросли, а сейчас в лабораториях создаются генно-модифицированные растения, которые тоже смогут использовать ацетат и вырабатывать питательные вещества. Может быть, это произведет очередную революцию.

Я только надеюсь, что вкус не пострадает при этом. Потому что еда — это не только топливо, но и важный способ получать удовольствие от жизни, и тут важно не перебарщивать.

Ранее у нас выходили интервью с Эдгаром Запашным, автором фильма «Холоп» Антоном Морозенко и блогером Натальей Красновой.