Сергей Лукашин, артист: «Мы хотим пригласить Ринго Старра в Челябинск! Может, и Паша Макарыч подтянется…»

«Лукашин? Это же фамилия главного героя кинокомедии «Ирония судьбы, или С легким паром». Мягкова, кажется. И Хабенского теперь. А про других Лукашиных я не знаю…», – сказала моя жена, услышав фамилию человека, с которым я собирался делать интервью. Между тем, фамилия жителя Кременкуля Сергея Николаевича Лукашина прославила наш Южный Урал на весь просвещенный русскоязычный рок-н-ролльный мир. Еще бы, ведь именно он в конце 80-х создал легендарную панк-рок-фолк-группу «Водопад имени Вахтанга Кикабидзе». И теперь Лукашин собирается еще раз поднять наш регион на свой рок-щит. Талантливый поэт из Кременкуля сочинил мюзикл, на премьеру которого в ДК ЧЭМК приглашены… Ринго Старр и Пол Маккартни. Дело в том, что лукашинское либретто положено на музыку ливерпульской четверки. А тема взята тоже у англичанина Алана Милна – автора знаменитого «Вини-Пуха».

– Сергей Николаевич, расскажите о вашем мюзикле.

– Начну издалека. У меня появилась потребность отдать дань людям, которые повлияли на мое духовное воспитание, формирование эстетических ориентиров. Первым делом я купил гвоздичку и пошел на ул. Тимирязева, там был штаб Красной армии и мемориальная доска – «Здесь работал Ярослав Гашек». Я просто положил туда гвоздичку. Потом мы со студентами сделали реверанс в сторону Бориса Борисовича Гребенщикова, которого я глубочайше уважаю, считаю, что это великий русский скоморох, мудрейший. Мы сделали программу, которая называется «Особенности национально БГ», причем сделали чисто женским составом, кроме одного парня, студента второго курса Академии культуры. Это была достаточно произвольная нарезочка из песен БГ, ночной мир, где живут некие выдуманные персонажи: какие-то зомбированные полускоморохи с пивными стаканчиками вместо колпачков, все в белотканных рубахах. Это позволяло нам решить некоторые, связанные с эротикой, моменты. 19-минутное шоу, очень хорошего темпоритма. Безжалостно обращались с оригиналом, резали и монтировали, как хотели

– А Гребенщиков припоминал вам песню «Трудовой ишак», где вы так мастерски застебали мэтра?

– Нет. Года два назад я пришел к нему на концерт просто познакомиться. Зашел к нему в гримерку и подарил ему диски «Водопада». Всю нашу дискографию, которая была. Он так ласково, нормально принял. Я говорю: я тот самый дядька, который это все в какой-то степени сочинял. Не стал навязываться в гости, на интервью и прочее, а просто ушел.

Ему приятно было послушать «Особенности национального БГ», это все-таки некий культовый, хороший материал. Там звук любительских камер, но смонтирован хорошо, смотреть можно. Это как раз тот случай, когда нужно снять любительской камерой. Хорошая профессиональная камера и подход только испортят все.

– А что БГ?

– Я не знаю, как он относится, это уже во время следующего приезда подойду узнавать, понравилось или нет. Я для себя открыл при постановке многие эстетические ракурсы. У нас есть такая терминология в театре: ассоциативный ряд, ассоциативное решение материала. Что это такое, никто не знает. Но я, наконец, понял. Я леплю тут что хочу, а какая логика в этом, я не понимаю и осознавать не собираюсь. И это все передается в зал: кому нужно, тот додумает.

– Значит, с Гашеком и БГ вы морально расплатились…

– Да, Ярославу Гашеку, который придумал величайшего Швейка – квинтэссенцию славянского духа, славянской народности, – я положил цветок на мемориальную доску. БГ сделал маленький творческий подарок-спектакль. И остались «Битлз» на первом плане… Ну как же, такой пласт культуры, такая красивая музыка. Она уходит в прошлое. Если из нее и делают ремиксы, то мало, и это невозможно. Ведь музыку сложнее и оригинальнее, чем у «Битлз», сейчас очень трудно найти, потому что у ливерпульской четверки совершенно нестандартные подходы. Это скажет любой профессиональный музыкант. Особый подход к созданию мелодического материала. Я рад, что многие классические оркестры стали это использовать. Но все равно мало. Мне очень жалко, что до молодых это не доходит. И вдруг у нас родилась идея написать на музыку «Битлз» мюзикл, просто взять их музыку и поставить детский мюзикл. И естественно, мне бы хотелось еще в период своей работы обладать финансами. Я подумал: хорошо бы кто-нибудь заказал детскую новогоднюю сказку, а я бы им предложил такой вариант. Так оно и произошло. Заказал Д/к ЧЭМК.

– Итак, вы сочинили и…

– Итак, я сочинил….И вдруг впервые в жизни мне везет. Во-первых, я сразу нашел команду. Елена Фарладанская – хореограф, потрясающе талантливая женщина с огромным детским танцевальным коллективом. У меня отличная художница Тамара Зеленская, неплохие швейные цеха, хорошие бутафорские цеха, мне помогают в нашем драмтеатре, филармония в какой-то степени. Я собрал такую антрепризную бригаду. И попросил челябинских музыкантов напеть мне эти песни, потому что понятно, что детки не смогут петь и играть достаточно интенсивно. В тот момент в Челябинском электрометаллургическом комбинате как раз начали чесать затылки: на какую елку вести детей. Я предложил сходить на мой спектакль, который в тот момент еще не был готов. Вот так мы и договорились, что они у меня покупают билеты на несколько представлений для своих детей, а я ставлю спектакль на их средства. То есть они меня частично финансируют. Из музыкантов приняли участие группы «Маков цвет», «Ливерпуль», «ДиВи-шоу», частично «Ариэль» – Станислав Гепп, спасибо ему огромное, и Боря Каплун. Они пропели все эти партии. Получился 21 музыкальный номер.

– Либретто ваше, музыка Пола Маккартни и Джона Ленона?

– О, все «Битлз». Я брал мелодию и придумывал ситуацию. И на эту мелодию русский текст писал. Ну, допустим песня «Michelle» – это партия ослика, влюбленного в мудрую сову. Он приходит к ней на свидание и начинает петь серенаду. Она выходит обалдевшая, глядя на ослика, стоящего с букетом чертополоха, и поет: «Что за песню пели вы сейчас?» Он: «Это романс «Я и сова», в нем поется, как люблю я вас, дайте мне шанс». За всем этим наблюдает ехидная мошкара. Песня «Obla di, obla da» – одна из первых картинок (домик Винни-Пуха): «На лесной поляночке красивый дом, чистенько и прибрано вокруг, вот дела! Кто, скажите дети, проживает в нем, ну да, конечно, медвежонок Винни-Пух!», затем вступает мошкара: «Винни-Пух, Винни-Пух, просыпайся..!» Настроение «Битлз» совпало с этими текстами и с Милном. И такой свет от этого идет: музыка-то оказалась очень детской. А сюжет очень прост. Пятачок где-то «за кадром» увидел снежинки (он их никогда раньше не видел). Они подлетели к нему поздороваться, а он подумал, что они жалятся. Он побежал рассказать Винни-Пуху, что это большая стая белых туч. Начинается паника: от домика к домику они бегут, бегут, бегут, предупреждают своих друзей о том, что к ним в лес прилетели страшные белые пчелы. А снежинки за ними бегут, хохочут, говорят: «Ребята, да мы с вами просто хотим поиграть!» И собственно говоря, весь сюжет в этом и есть. В каждом домике что-то происходит: кто-то влюбляется, прибирается, убирает урожай. Вдруг прибегает как снежный ком растущая толпа, смывает эту идиллическую картину и несется дальше.

– Я понимаю, песни «Битлз» всегда с нами, но как вы могли помнить Милна?

– Просто сказка гениальная. Если взять всяких гарри поттеров, в них много черного, какой-то магии, зла, даже «Алиса в стране чудес» – это какой-то загробный мир. В Винни-Пухе вообще ничего такого нет. Он на редкость светлый, светлейший. Я все время думал о феномене этого произведения: почему же мне интересно читать, где драматургия, если тут один свет. Драматургия характеров: грустного Иа, нарочито мудрой Совы – в этом шарм. В 70-е годы на полном серьезе шла эстетическая дискуссия о соцреализме: конфликт хорошего с лучшим. Так вот, «Винни-Пух» – это социалистический реализм: хорошее с более лучшим. И песни «Битлз», даже где они орут по-страшному, дают сплошной свет. И сразу потянуло писать соответствующие тексты. Я надеюсь, что я справился с заданием хорошо, потому что постарался, чтобы это были вещи неглупые, рифмованные, несли какую-то содержательную мысль.

– По большому счету, сказка «Винни-Пух» смешная. А у вас получилось смешное либретто?

– Да. Музыканты записывали – и просто тащились, детишки, разучивая танцы, балдели. Ну раз они балдеют и тащатся, значит, и в зале будет то же самое.

– А в какой студии записывались?

– В студии ЧГАКИ и, самое главное, в студии Славы Сайдаля. Он звуковик от бога, прекрасный музыкант, очень быстро, хорошо работает, мы с ним давно уже сотрудничаем. 27 декабря у нас премьера, она будет в не самом популярном в Челябинске ДК ЧЭМК, на ул. Российской, 34. Но там приличный зал, хорошая акустика. Мы рассчитываем украсить перекресток Российская-Победы разными баннерами с «Битлз» и «Винни-Пухом», которые будут указывать на ДК ЧЭМК: «Все туда, товарищи!». Я думаю, нам хватит сил и средств сделать именно так.

– Какие артисты задействованы в спектакле?

– Замечательные артисты ансамбля танцев «Ералаш», дети от 7 до 14 лет, даже, по-моему, один шестилетний есть. Одна 16-летняя девочка играет фею, у остальных роли разных кроликов, снежинок и прочих. Там взрослым делать нечего: если там один взрослый попадется, он только все испортит. Мне кажется, что коммерческий потенциал у этой идеи неплохой, и, создав хорошее либретто, я сделал заявку на свои авторские права. Сейчас идет разговор о том, чтобы согласовать это все с правопреемником «Битлз». Так что, если вдруг мюзикл пойдет по стране, он будет получать отчисления, и я тоже.

– А вообще не было желания рискнуть и показать это все, к примеру, Ринго Старру? Или самому Паше Макарову?

– Мы даже письмо написали с «Ералашем». И придумали смешное название «На деревню дедушке Ринго Старру Макаровичу». Не затем, чтобы поднять шумиху, а просто написали письмо, как воспитанные люди. Люди создавали музыку, мы их музыкой воспользовались, значит, мы обязаны пригласить их на концерт, на премьеру. И мы хотим с вашей помощью это осуществить: сделать так, чтобы это письмо осело в ящичках господина Ринго и господина Пола. А вдруг они обратят внимание, заинтересуются, а где это такой смешной Челябинск, и приедут.

– Сергей Николаевич, это исключительно новогодний проект?

– Если бы я этот проект не «уновогодил», то не продал бы как сценарий. А мне же кушать что-то надо, я же его целый месяц писал. А на что жить художнику? Но он настолько хорош, мне кажется, что можно сделать не «Винни-Пух и Новый год», а «Зимние приключения Винни-Пуха». Винни-Пух живет в лесу, не знает, что такое зима, и тут она приходит.

– А слабо вам на английском либретто написать?

– Не слабо. Меня сейчас знаешь какая тщеславная художественная мысль греет? Что рано или поздно работа получит такую популярность, что английские переводчики займутся обратным переводом. (Смеется.)

– Вы кроме русского никаким языком не владеете?

– Очень плохо. Но у меня есть песни на чистом актерском диалекте, одна, под которую балдеют шведы. Такая песня хулиганская, она как раз была сделана в стилистике «Битлз». «Кончается monday» называется. Там такой тарабарский язык: много английского, но попадаются и русские слова. Тот, кто слушает ее, будь это испанец, швед или грек, знающий английский язык, понимает боль лирического героя в этой песне. Давайте я вам спою: «Кончается Sunday, tomorrow Monday, маманя базарит, I go to work to factory on bicycle. Go to work, сынок. Оуе! I factory on bicycle, I capital love collecting farm…», – он очень любит свою коллективную ферму, то есть колхоз. В конце идет диалог мамы с героем: «Ты хоть почитай» – «Не хочу читать» – «Иди в институт культуры» – «Не хочу в академию культуры, я очень люблю свой колхоз». Так вот, я к тому клоню, что все знающие английский язык шведы и англичане, норвежцы страшно тащатся от нее, потому что они из контекста понимают русские слова и понимают муки русского.

– Вы продолжаете заниматься новогодними ледовыми городками?

– Занимался раньше. Ну, во-первых, власть поменялась. Я не знаю, мне кажется, сейчас стало немножко не так. Я не хочу сказать хуже, просто не было новогодней ночи. Ты не поверишь, я наверно лет девять справлял Новый год на площади Революции, и мы все время делали там какое-нибудь креативное шоу. Не очень хорошо финансируемое, но тем не менее оригинальное…

– При Тарасове это было?

– При Тарасове. Во-первых, мы открывали ледовые городки из года в год, делали достаточно хорошее шоу, работали в новогоднюю ночь, я уже привык. Ну а потом, когда, скажем так, эти заказы ушли к вновь народившимся фирмам, потребность во мне отпала, появились другие стандарты. Я не знаю, что происходит, потому что мы ставили нормальные реальные программы, четырехчасовые, с большим количеством креатива. Применялось очень много методик и технологий, скажем, впервые были опробованы экраны на сцене. Экран работал в режиме прямого телемоста, то есть на нем показываелся Дед Мороз, с которым общалась ведущая на сцене. Она с ним скандалит, потому что он все время опаздывает на елку то в Центральном районе, то в Металлургическом. И постоянно ведущая заводит зрителей на площади Революции, чтобы те его подтолкнули. Короче, была такая заранее продуманная тонкая техническая методика, которая с удовольствием воспринималась публикой на улице. Я счастлив, что работал там. У меня столько опыта, что не передать.

– А чем сейчас занимаетесь?

– Вообще занимаюсь постановкой праздников, заказных праздников. В этом виде деятельности проявляю себя достаточно неплохо. Но «разжиреть» на этом нельзя. Бывает, что заказами просто перезабит и начинаешь… Нет чувства меры – остановись, не бери на себя лишнего. Бывает, что нет заказов, но это редко. Пока еще голова на месте, и она придумывает, придумывает, придумывает. Но в этом трагедия таких людей, как я. А может быть, это и счастье, я не знаю, как это называть. Вот возьми музыканта. Он разучил два-три каких-то там произведения и пользуется ими все время. Или там клоун или цирковой актер придумал два-три номера и выступает с ними. Моя задача – все время придумывать, придумывать, придумывать. У меня, конечно, появляются некоторые клише, которые я каким-то образом монтирую, как конструктор «Лего». Но все равно креатива везде очень-очень много.

– Все время фантазировать приходится?

– Да. И так устроена голова. Она включается с пол-оборота в любую заказную ситуацию, начинает думать. И часто видишь сразу, как праздник может пройти. Я не знаю, хорошо это или плохо: это все равно изнашивает организм. Но к «Винни-Пуху» это не имеет никакого отношения.

– «Вини-Пух» – это творчество?

– Да. Возвращаемся к нему. Во-первых, я надеюсь, что постановкой этого спектакля порадую не одну тысячу челябинцев. Пожалуйста, пусть они приходят на наши концерты. А во-вторых, выполню свой духовный долг перед «Битлз» – этой человеческой глыбой.

– Кому еще долги будете раздавать?

– Ну, может быть, Рэю Чарльзу еще когда-нибудь что-нибудь. Я хочу по Рэю Чарльзу сделать спектакль. Есть у меня рок-блюз такой мощный, хочу сделать русский римейк, страшно хочу спеть его с «DV-шоу». Там должен быть женский бэк-вокал.

– Мы недавно встречались с друзьями из Екатеринбурга и спорили, чья же группа «Водопад». И я говорю: «Да «Водопад» – это наша, потому что Сергей Николаевич Лукашин живет в Кременкуле», а они говорят: «Нет, «Водопад» – это наша, потому что она родилась в Верхотурье». Вы-то сами кем себя считаете?

– Нет, ну, конечно, «Водопад» – свердловчане, по большому счету. Глухая Россия никак не поддерживала рок-движение. И вдруг в прекрасном, но, прости меня Господи, ну очень провинциальном маленьком городишке Верхотурье рождается такой звонкий, чистый, смешной человеческий голос в мировой рок-культуре, и русской в том числе. И конечно, они были счастливы, что у них появился такой аргумент.

Кстати, у меня есть смешная песенка «Все татары, кроме ты». И там звучит: «Я поеду в Кунашак, буду кушать бешбармак, я поеду в Нагайбак, буду кушать бешбармак, а потом в Сергетармак буду кушать бешбармак, тут и там моя друзья, все татары кроме я. Ждет моя в Бердыкалмаке дорогая Насима, ждет меня в Сергетармаке дорогая Фатима, в Нагайбаке – Танзиля, в Кунашаке – Рамиля, тут и там моя семья, все татары, кроме я».

– Все-таки это челябинская песня?

– Это совершенно челябинская песня.

– Ну, челябинско-башкирская.

– Например, Рамиля из Кунашака – это реальная женщина, ее там все узнали – ой, Рамиля, про тебя песня есть, она там культработник. При чем тут это? Песня эстетически несет дух «Водопада». «Водопад» – это же такой маленький пересмешник, какой-то человечек с котомочкой, весело шагающий по стране. Как там у БГ: «Я – морской бродяга, беспечный, какой-то вот такой, мудрец». Он немножко такой, как Миша Галустян, наверно. Он немножко солено-перченый, не всегда со вкусом, но он имеет формат «после 11 вечера». Он из этого ряда – такой же пересмешник по типажу.

– Вы скоморох?

– В какой-то степени да. Хотя по последним данным, если заглянуть в публичку и поднять древние скоморошечьи тексты, вы покраснеете и сразу уйдете, потому что там голимый мат-перемат. Это некая гражданская смелость, особый взгляд. Когда я думаю обо всех этих корпорациях, об их внутренних структурах – это же огромный театр, они там такие понты гнут: он начальник – я дурак, начальник-дурак – все управление там такое. И они считают это все настолько серьезным, настолько единственно верным в жизни...

– Панк-рок вам не близок?

– Ты знаешь, только что екатеринбургский СТС снял спецпрограмму – кумиры прошлого, что сейчас с ними. И у них целый цикл передач о том, что сейчас делают современные панки. Они пригласили в том числе и меня. Ну, случайно брякнули в микрофон, что мы панк-рок-группа. Я просто хочу сказать, что это особая культура. Мы же умные были, совершенно невозможные.

– Русские панки…

– Да, тогда ничего не было святого. Одна из важнейших заповедей Христа – не сотвори себе кумира, потому что как только сотворишь кумира, начинается фашизм или коммунизм. Баланс всегда должен быть был соблюден. И поэтому как только где-то что-то высунулось и стало из себя изображать нечто божественное, то нужно «снимать с него штаны» песнями, танцами. С тем, чтобы этот баланс всегда был соблюден. Как только кумир начинает создаваться – тут же его «раздеть».