«Чувствую себя героем "Титаника"»: челябинский колумбиец впервые в жизни окунулся в прорубь

Крещенские купания для многих приобрели соревновательный оттенок, и с каждым годом желающих опробовать столь экстремальное занятие становится все больше. Редакция 74.ru в стороне не осталась и отправила на прорубь прекрасного журналиста Наташу и нашего друга колумбийца Джейсона. До сегодняшнего момента Джейсон знать не знал, что такое крещенское купание. Что из этого получилось, узнаете в материале нашего корреспондента.

Джейсон Пачеко учится в Челябинском институте культуры на дизайнера. О русской культуре он знает уже многое, но вот в проруби искупался впервые, за что от редакции 74.ru ему огромный респект.

– Джейсон, ты знаешь, что такое прорубь? – спрашиваю своего колумбийского приятеля.

– Озеро, – сомневаясь, отвечает он.

– Ну, это как бы «дырка» в озере зимой. Пойдешь купаться?

– А я там не умру?

Пришлось пообещать на свой страх и риск, что с Джейсоном будет все в порядке, тем более делали мы все по инструкции: полотенце, тапочки и теплый чай взяли с собой. Джейсон полез в Интернет: «Окей, "Гугл", что делать в случае обморожения». «Гугл» заботливо сообщил, что в Колумбии сегодня +35°, солнечно и безветренно. Джейсон в России уже три года, к морозам успел привыкнуть. Осенью забирался с друзьями на Таганай, ночевал в палатке при температуре в −2°. Парень бывалый, как оказалось.

На мой вопрос «Какого черта ты здесь, то есть в России, делаешь?» Джейсон искренне ответил: «Люблю экстрим, поэтому я хотел учиться именно в России». Ну, тогда, как говорится, назвался груздем – полезай в… прорубь.

– Estoy nervioso! – повторял парень, пока освящали воду.

– Не нервничай, – говорю. – Это русская забава. Русские мужики после купания обычно кричат: «Эх, хорошо!».

– Ты тоже первый раз поплывешь? – я кивнула. – Неужели тебе не страшно? Как же это все сложно. Знаешь, в русском языке мне с трудом даются падежи. Мама, мамы, мамой, маму…

– Когда страшно, говори «мамочки!», я всегда так делаю.

– Но я уже умею материться по-русски.

Прорубь постепенно затягивалась льдом, но Джейсона это почему-то не смутило, он стал рассказывать, что не хочет возвращаться домой. Там ему скучно, в России много иностранцев, есть возможность пообщаться с абсолютно разными людьми. Единственное, парень очень скучает по родителям.

– Мама не знает, что я собираюсь сейчас сделать. Она бы сказала, что я сумасшедший. Когда искупаюсь, тогда уже расскажу. Может, я действительно сумасшедший?

Освящение проруби закончилось, капли разбрызганной воды тут же замерзли на объективах операторов и на наших лицах. «Этого достаточно? Все, да?» – надеялся Джейсон. Но потом он оглянулся и увидел, как юноша в одних трусах уже разгребает ледышки внутри проруби и кричит «Эх, хорошо!».

– Estais locos! You are crazy! Это безумие! – удивлялся колумбиец, но уже торопливо снимал одежду в палатке.

Идти до проруби было холодно. Что происходило в тот момент с напарником, не знаю, он нырял вторым. Если бы не взрослые люди вокруг, можно было бы позволить себе крепкое словцо. Джейсон, правда, пару бранных слов на русском все-таки выдал.

Палатка, где лежали наши вещи, имела только три стенки. После ледяной воды стеснение куда-то подевалось, мысли «а вдруг кто-то меня увидит» не было близко. А вот желание побыстрее натянуть шерстяные носки, свитер и варежки никуда не пропало.

– Не умер? — спрашиваю Джейсона.

– Нет, но когда я только вышел, чувствовал себя героем фильма «Титаник». Я – Джек, который замерз и все. Конец. Смотри, у меня сосулька на волосах! А еще я не чувствую ног, и от этого страшно.

На обратном пути пальцы ног стали согреваться через боль. Джейсона трясло, зубы стучали. Он пытался попить чай, подносил кружку к губам, но каждый раз промахивался.

– В жизни такого больше не повторю, но собой очень горжусь. Мы это сделали! Какой все-таки удивительный у нас мир… В Колумбии даже не знают, что так можно делать – плавать среди льда, – восхищался Джейсон. – Самое страшное, когда от холода ты не можешь сделать вдох. Стоишь, ртом пытаешься воздух поймать, а его не хватает. Зато сейчас как дышится. Эх, хорошо!