«Ждёт ещё немало соблазнов»: журналист 74.ru о том, почему 40-летие — не повод кидать фото в FaceApp

Редактору раздела «Авто» Артёму Краснову 13 июля исполнилось 40 лет (да-да, мы сами, глядя на него, в это не верим). Почему кризис среднего возраста представляется журналисту даже не кризисом — в его авторской колонке.

Ещё лет пять назад соседи часто спрашивали меня, скоро ли у меня выпускные в университете. Но потом я поседел, и вопросы прекратились. На днях мне и вовсе исполнилось сорок (спасибо всем за поздравления!), и если на Михаила Зощенко в этом возрасте перестали обращать внимание женщины, то на меня — даже продавцы алкоголя.

Не скажу, что о сорокалетии я думал как-то особо, но последние дни перед юбилеем лёгкая тревожность всё же одолела. Я даже не стал заливать свою фотку в приложение FaceApp из суеверия, что нейронная сеть выдаст снимок, мало отличающийся от оригинала. И, как хороший доктор, проворчит: «А что вы хотели в вашем возрасте?»

Я много слышал о кризисе среднего возраста, но мне всегда казалось, что если какой-то кризис меня и одолевает, начался он лет в двадцать. Ну, это когда часть людей считает тебя кретином, часть — классным парнем, а ты чувствуешь, что это справедливо лишь наполовину. Просто не знаешь, на какую именно.

Сейчас кризис среднего возраста представляется мне даже не кризисом, а кратким периодом прозрения между иллюзиями молодости и маразмами старости. Если в сорок лет кому-то и кажется, что он сделал недостаточно, то не стоит списывать это на постъюбилейный отходняк: за вычетом нашего самомнения мы всегда делаем недостаточно. Так стоит ли об этом переживать именно сейчас? Чего бы вы там ни добились, всегда можно подобрать систему оценок, в которой вы будете выглядеть или кретином, или классным парнем. Что в 20 лет, что в 40.

Мужчины среднего возраста склонны к чудачествам, и поскольку мне всегда нравилась рок-музыка, несколько лет назад я действительно купил электрогитару, бормоча что-то вроде: «Я всегда об этом мечтал, а теперь мне не нужно никого спрашивать». Мне никто и не запрещал, но я всё равно чувствовал, что иду против системы. Правда, слишком далеко не ушёл — не оказалось музыкальных данных. Кроме того, я при всём желании не успевал умереть молодым, как велят рок-н-ролльные библии.

Я знаю, что на этом пути меня ждёт ещё немало соблазнов: мотоциклы, татуировки, студентки, какой-нибудь лютый фитнес, вызывающий инстаблогинг и смена ориентации. Но поскольку я всегда был человеком бережливым, оставлю эти перспективные средства на чёрный день.

Стареть не очень приятно. Правда, меня успокаивает мысль, что процесс этот в основном запрограммирован генетически. Например, в известной статье еженедельника The New Yorker о близнецах приводится масса примеров, когда однояйцевые близнецы жили порознь десятки лет, но даже узор морщин (гусиных лапок) вокруг их глаз был совершенно идентичен. К старению часто прилагается чувство вины, что ты, мол, лысеешь, потому что не снимал шапку в школе. Так вот — не потому. Вахтёрша была неправа. Всё предопределено генетикой.

Старение даётся особенно трудно, если зажать себя в тиски привычных радостей, которые наполняли твою жизнь в юности. Если цепляться за них бесконечно, чувство регресса наверняка будет прямо-таки фатальным. А мне импонирует современная концепция, что для сохранения работоспособности мозга полезно освоить какую-нибудь новую профессию или, например, научиться играть на гитаре (работает не всегда). Мне нравится думать, что если сорок лет — это примерно половина жизни (дайте помечтать), то эти половины можно сделать пусть разнородными, но равновеликими.

Средний возраст неизбежно приносит мысли о смерти, но это даже неплохо. Всё лучшее люди делают в моменты, когда ощущают свою конечность. Так же, как и память студента становится феноменальной в ночь перед экзаменом. Бесконечная жизнь — это вообще страшное уныние, размазанное на тысячи лет. Как и затянувшаяся подготовка к экзамену.

Средний возраст раскрепощает, потому что позволяет сказать: у меня больше нет возможности разминаться перед стартом, и если то, что я делаю сейчас, недостаточно — значит, я недостаточный по своей природе. Предъявляйте претензии ей.

Всем хочется выглядеть здесь и сейчас наилучшим образом. Но когда возникает ощущение смерти, эти попытки теряют самоценность, потому что всё сиюминутное умножается на ноль. Смерть рассудит по-своему, а потому можно не так уж сильно беречь самолюбие — его-то умножат на ноль в первую очередь. В общем, средний возраст позволяет чудить не только в смысле студенток и мотоциклов, но и вообще в любой области, которая для вас принципиальна. Откладывать некуда.

Сама же смерть представляется мне гарантированным отпуском, который никто вам не отменит из-за горящего дедлайна. Вся наша забота состоит лишь в том, чтобы подойти к этой черте с чувством наполненности, что если вы чего-то и не успели, это было предопределено.

А ещё я верю, что с большой вероятностью после смерти попаду туда же, где был до своего рождения в 1979 году. И что бы там ни было, я, вероятно, провёл в этом состоянии 14 миллиардов лет, которые существует известная человеку Вселенная. То есть отпраздновал почти 350 миллионов сорокалетних юбилеев. Стоит ли переживать из-за ещё одного?

Конечно, от подобных рассуждений веет неким самогипнозом. Понятно, что никто не хочет стареть. Поэтому я спрошу себя по-другому: если бы существовала возможность прямо сейчас вернуться в свои 20 лет, я бы согласился?

Не согласился бы. Впрочем, не уверен, что отвечу так же ещё лет через двадцать.