История неизвестной катастрофы: 30 лет назад пассажирский самолёт упал в болото и разломился пополам

Билет на самолет из Волгограда в Свердловск Юрий Яковлевич Пестов хранит уже тридцать лет. Застегивая ремень безопасности в кресле Як-42, он и представить не мог, что полет закончится авиакатастрофой, его билет окажется счастливым, а 14 сентября 1990 года станет вторым днем рождения. Историю этой неизвестной катастрофы рассказывают наши коллеги с E1.RU.

Авиакатастрофа. «Все трясется, удар — и дикая сила тащит меня вперед»

Юрий Яковлевич работал на оборонном заводе и часто бывал в командировках в Астраханской области. Лететь приходилось до Волгограда, а дальше добирался на поезде. В августе 1990 года, когда Пестов снова отправился в командировку, трап в Кольцово подали не к привычной «тушке», а к новому для Юрия Петровича самолету Як-42.

— Мне досталось место у аварийного выхода, и, пока летел, просто от нечего делать изучал, как открывать люк в случае аварийной посадки, какой рычаг нажимать, какую ручку повернуть. Теоретически, как было написано, после открытия должен был появиться надувной трап, — рассказывает Юрий Пестов.

Когда он покупал обратный билет, то попросил место там же, у аварийного выхода. Но уже в салоне пассажирка попросила его поменяться местами, Юрий Яковлевич уступил. Рейс был ночной, до Волгограда он добирался на поезде, устал и, когда сел в кресло, почти сразу уснул.

— И вот во сне я слышу страшный грохот, — вспоминает он. — Ощущение, будто я в барабан забрался, все колотит, стучит, трясет. И потом резкий удар. И меня дикая сила тащит вперед, а другая держит за пояс — я же пристегнутый был.

Недалеко от Юрия Яковлевича сидела семья Михайловых. Дмитрию было тогда семнадцать лет, он вместе с родителями возвращался от родственников.

— Я сидел у иллюминатора, рядом мама, в кресле у прохода отец, — вспоминает он. — Никакого особо предчувствия не было.

По словам Дмитрия, сначала самолет накренился, а потом его начало трясти со страшной силой:

— В то время матом я думать еще не умел, поэтому в голове мелькнуло: ну ничего себе посадка. Как потом оказалось, трясло от того, что мы летели по макушкам деревьев. Потом — очень сильный удар и несколько секунд зловещей тишины.

Салон будто замер на мгновение, а после паузы стали слышны крики. Многие люди оказались зажаты креслами, другие пассажиры отгибали спинки, чтобы их освободить.

— Меня от удара кинуло вперед, я сложился пополам и не мог понять, почему никак не могу встать, ни ноги поднять, ни корпус распрямить, — вспоминает Дмитрий Михайлов. — А рядом сидит мама, она тоже не знает, что делать, тихонько подвывает. Я на ней расстегнул ремень, вытолкал ее в проход. Потом отец сказал, что на мне кто-то лежит и он его не может снять. Вместе с другим мужчиной они пытались вытащить меня за руки — и тоже не смогли. Получилось, что какой-то балкой мне придавило ноги, а сверху на мне лежал какой-то мужик, который, как сказали, прилетел с хвоста. Его из-за незастегнутого ремня бросило вперед.

В конце концов Дмитрий смог освободить ноги и выбраться из-под другого пассажира. По его воспоминаниям, возникшую было на борту панику смогли купировать двое мужчин. Они крикнули, чтобы все организованно покидали салон, один встал в хвосте, где у Як-42 основной вход и выход, другой — у аварийного выхода на крыло.

Фюзеляж самолета разломился в районе аварийных выходов и будто ковшом экскаватора зачерпнул землю в салон. В образовавшийся разлом провалилась женщина. По словам Юрия Пестова, это была та самая пассажирка, которая попросила его поменяться местами. Он помог ей выбраться.

— Потом кто-то сказал, что надо срочно покидать самолет. Я пошел к левому аварийному люку, поскольку за прошлую дорогу уже изучил, как его открывать. Открываю — никакого надувного трапа там нет. Самолет мокрый, на крыле скользко, на улице темно — ночь же. Смотрю — до земли метра три. Хоть я тогда и молодой был, 47 лет, но прыгнуть не решился. Сел и скатился с крыла, приземлился, провалился в грязь. Кое-как ботинки вытащил и пошел, — рассказывает Юрий Яковлевич.

На улице шел ливень. Искореженный самолет лежал посреди поляны, окруженной лесом. Он не долетел до взлетно-посадочной полосы Кольцово около полутора километров, задел верхушки деревьев, пронесся еще триста метров и рухнул.

Дмитрий Михайлов тоже спрыгнул вниз с крыла, затем поймал маму и еще кого-то из пассажиров:

— Первая мысль: пожара нет, и слава богу. И вижу, стоит какой-то мужичок и чиркает спичкой, пытается прикурить. Естественно, его с криками оттуда оттолкнули. Неизвестно, есть горючие пары или нет, но в воздухе висел запах керосина.

Возможно, Юрий Пестов и есть тот мужчина, которому не дали прикурить. Во всяком случае он вспоминает похожий эпизод:

— Когда я уже отошел от самолета метров на двадцать-тридцать, достал сигарету, пытаюсь ее прикурить, и какой-то мужик орет со страшной силой: «Ты что, сейчас взорвемся!»

По мнению Юрия Яковлевича, в какой-то степени пассажиров спасло то, что самолет шел на посадку, а значит, топлива было уже немного, плюс он сел не на бетонку, где могла проскочить искра, а на влажную землю.

Покинув самолет, пассажиры собрались на краю леса, где можно было хоть немного укрыться от дождя.

— Туда принесли и положили какую-то женщину, кто-то притащил сумки. Много было неадекватных людей. Одна девушка все твердила, что ей нужно на работу. Спросили, кем работает, оказалось, продавщицей в военторге в Нижневартовске. Многие пассажиры были из Нижневартовска, самолет должен был дальше лететь туда, — говорит Юрий Пестов.

Чуть успокоившись, вместе с другими пассажирами он пошел к самолету. В кабине экипажа они увидели пилота, спросили, кто он, мужчина ответил, что командир.

— На вид он не был травмирован. Но ноги были подняты перед ним и неестественно вывернуты. Он был в сознании, говорил: я командир экипажа, разбейте стекло. Чем разбить? Один из нас где-то умудрился найти камень и разбил стекло. Командир сказал — надо отключить аккумуляторы. Мы бодрились, но побаивались, вдруг самолет загорится.

Осмотревшись, пассажиры увидели в темноте огни взлетно-посадочной полосы и поняли, что они недалеко от аэропорта Кольцово. Ждать помощи пришлось долго — поляна, куда упал Як-42, оказалась в непроходимом месте, обычный транспорт туда проехать не мог.

— Дальше были в режиме ожидания — когда за нами кто-то приедет? — говорит Юрий Пестов. — Через какое-то время слышим мощный звук двигателя, треск, гром. Там военный аэродром, у них была внедорожная техника, и вот едет огромная пожарная машина на базе «Урагана». И в полной темноте из выхлопной трубы вырывается сноп искр.

За пожарной машиной стали подъезжать армейские скорые — уазики, вспоминает Юрий Яковлевич. Они повезли пострадавших к гостинице «Лайнер» в аэропорту Кольцово, а те, кто был на ногах, в том числе и Пестов, пошли туда пешком через лес.

— Собрались в холле гостиницы, приехало много скорых, и там начали сортировать раненых. Меня спросили: жалобы есть? А у меня все болит, но травм нет. Предложили поехать в больницу, я отказался, — говорит Юрий Пестов.

В самолете было 129 человек, 125 из них выжили. Погибли бортмеханик и три пассажира. 40 человек получили травмы. Пострадавших повезли в больницу № 36 в Компрессорном. В тот день она дежурила и принимала пациентов из четырех районов города, вспоминает Иван Руссман, работавший тогда главврачом больницы и бывший главным травматологом города.

— Больница была подготовлена к приему большого количества больных. Когда в городе что-то случалось, первый сигнал приходил на центральную станцию скорой помощи. Они сразу же сообщали дежурным в больницах и руководству города. Мы получили сигнал от скорой помощи, что упал самолет, на место выехало несколько бригад, надо быть готовыми, — рассказывает он.

Главврач вскоре был в больнице, он жил в десяти минутах ходьбы от нее. К тому времени скорые привезли пять человек, пострадавших в авиакатастрофе. Самым тяжелым, вспоминает Руссман, был один из членов экипажа, у него была сложная сочетанная травма с повреждением брюшной полости, мужчину отправили на срочную операцию.

При работе в обычном режиме каждого пациента регистрируют, записывают его паспортные данные, историю болезни. При массовом поступлении пострадавших времени на это нет. Больного клали на каталку, спрашивали фамилию, если он отвечал, записывали на бланк, который прикрепляли к каталке, и везли пациента в отделение. Если не отвечал, то подписывали: «Неизвестный номер один направлен в отделение такое-то».

— Была развернута плановая операционная, экстренно прооперировали только члена экипажа, остальных — в течение ночи и утра. Сейчас я не могу сказать, сколько пациентов всего поступило, но их было достаточно много.

Утром в больницу приехала комиссия горздрава, следователи, начали появляться родственники пострадавших.

— У пассажиров были черепные травмы, сочетанные. Они не сильно отличались от наших обычных больных, кроме того что были в шоке. Они смотрели на нас и ничего не могли сказать. Да мы особо и не спрашивали. Мы знали, что скорая привозит их из [аэропорта] Кольцово. Нашей задачей было оказать им помощь и сделать все как положено.

Разбившийся самолет принадлежал «Аэрофлоту». Через день после авиакатастрофы командир Свердловского объединенного отряда Сергей Скуратов (сейчас гендиректор и владелец компании «Уральские авиалинии») в интервью газете «Уральский рабочий» сообщил, что Як-42 пропал с радаров в 23:57 по московскому времени. Сразу же были организованы поисково-спасательные работы, и через 40–50 минут лайнер нашли в заболоченной безлюдной низине.

Во время расследования выяснилось, что за штурвалом Як-42 в тот день должен был быть пилот Валерий Панов, но он отпросился по семейным обстоятельствам. Вместо него командирское кресло занял Виктор Азаров — пилот-инструктор, который во время этого рейса должен был лететь проверяющим.

Прилетевший в Свердловск председатель Госавианадзора Рудольф Теймуразов сообщил журналистам, что весь полет проходил штатно, но заход на посадку «выполнялся с некоторым опозданием всех операций».

— Не строго по курсу заходил, были отклонения и вбок, и по высоте. Но ни к каким катастрофическим последствиям эти ошибки не приводят в тех случаях, когда экипаж неукоснительно выполняет правило: если ваш заход неудачный, уходите на второй круг. Однако экипаж с выполнением этой самой главной заповеди авиационной безопасности запоздал, — сказал Теймуразов.

Борт действительно пошел на второй круг, но было слишком поздно — он зацепился за верхушки деревьев.

Было возбуждено уголовное дело, но узнать результаты его расследования не удалось — информации нет ни в прокуратуре, ни в Международном авиационном комитете, ни в Ространснадзоре. Но в апреле 1991 года в «Вечернем Свердловске» была опубликована заметка о том, что комиссия Госавианадзора закончила расследование этой авиакатастрофы.

Виновным в случившемся признали экипаж. Отмечалось, что второй пилот только окончил летное училище и имел малый опыт, замена командира воздушного судна не фиксировалась в задании, проявилась общая неслетанность экипажа и страх перед высоким начальником, занявшим кресло КВС.

Оценка. «Единственным правильным решением был уход на второй круг»

Пилот гражданской авиации Владимир Урих 29 лет провел за штурвалом Як-42, в восьмидесятых он переучивался на этот тип самолета вместе с Виктором Азаровым. Он предполагает, что роковую роль сыграл небольшой на то время опыт Азарова именно в управлении Як-42 (по словам Уриха, до этого он летал на вертолетах, а кроме того, по роду деятельности основную часть рабочего времени проводил в кабинете, а не в небе) и, возможно, самоуверенность командира.

Катастрофическая ситуация, считает Владимир Урих, начала развиваться еще за 180 километров от Свердловска, когда экипаж не начал снижение с эшелона 9100.

— По результатам расследования они начали снижение на удалении на 140 километров от аэропорта Кольцово. Расчетная точка снижения была 180 километров. Что такое разница в 40 километров? Это очень много. Значит, наклонная глиссада должна быть круче, а чем она круче, тем больше скорость, — объясняет пилот.

Были и две сопутствующие причины, говорит он:

— Ни второй пилот, ни бортмеханик не воспрепятствовали ему в полете. Воспрепятствовать командиру нельзя, но их обязанность была сказать: командир, мы неправильно делаем. Второй пилот должен был сказать: мы подходим к рубежу 180, пора снижаться. А он сидел и ждал, когда командир начнет это делать. И диспетчер не воспрепятствовал, он же видит, где самолет, но все отдает на откуп экипажу.

По словам Владимира Уриха, погодные условия, несмотря на проливной дождь, позволяли самолету совершить посадку:

— Пилот доложил диспетчеру, что проходит определенную точку на высоте 1800 метров, как и положено по схеме захода на посадку, но фактическая высота составляла 2700 метров. Это очень много. Он не идет по глиссаде, самолет гуляет — то влево ушел, то вправо. Единственным правильным решением в этом случае мог быть уход на второй круг, и бортмеханик все-таки не выдержал этой ситуации, он сказал: командир, уходим!

Самолет оказался на высоте 20 метров, черпанул по верхушкам деревьев правым крылом. Дальше — моментальный срыв потока, самолет накреняется, высота мала и он оказывается на земле.

Последствия. «Я бы снова полетел на самолете. Но только не на Як-42»

Дмитрий Михайлов вместе с родителями уехал из аэропорта Кольцово на такси. Юрий Пестов тоже хотел взять машину, но водители отказались его везти. Юрий Яковлевич потерял бумажник, пока помогал кому-то из пассажиров, и предложил таксистам рассчитаться по приезде домой. Они не захотели. Поэтому мужчине пришлось добираться до дома на автобусе.

А меня уже начало колотить, знобить, то ли от холода, то ли от напряжения. Сходил в душ, надел шерстяной спортивный костюм, налил вина в кружку, выпил, поел — и через какое-то время трясучка прекратилась, — вспоминает он.

Юрий Яковлевич лег спать, но вскоре его разбудил звонок — новость об авиакатастрофе уже стала известна его коллегам.

— Звонит замначальника, спрашивает — ну что, ты живой? Ну, говорю, если ты со мной разговариваешь, значит, наверное, живой. А коллеги, оказалось, уже по рублю скинулись на похороны. Я говорю, так вы мне отдайте то, что вы собрали, раз мне не понадобилось, — смеется Юрий Пестов.

После авиакатастрофы его приглашали в транспортную прокуратуру, спрашивали, как он оценивает причиненный ущерб. Юрий Яковлевич говорит, что заявлений писать не стал — жив остался, и слава богу.

А вот снова начать летать было непросто. Причем первый раз страх появился не тогда, когда он сел в самолет, а когда поехал на автобусе на дачу копать картошку — салон показался очень похожим на салон Як-42.

— Я думал, что буду бояться летать. Что пока бодрюсь, а как приду садиться… А потом пришел, сел и полетел, — говорит он. — Сейчас я уже много лет не летал, но спокойно снова сел бы в самолет. Но только не в Як-42.

Дмитрий Михайлов вспоминает, что первой после авиакатастрофы снова лететь пришлось его маме:

— Конечно, все боялись, посмотрев, как легко ломается самолет, какая тоненькая у него оболочка. Но я стал бояться позже, в девяностых-двухтысячных, когда самолеты стали падать часто и кучно. А теперь уже как-то все равно.

Пассажирам, выжившим в авиакатастрофе Як-42, не раз говорили, что им повезло. И опытный пилот Владимир Урих с этим согласен:

— Будем честными — это его величество случай. Однозначно скажу: повезло, что так закончилось. Все должно было быть намного хуже. Самолет, падающий с высоты 20 метров на такой скорости, может превратить все и всех в груду металла.