В доме так душно, что меня мгновенно прошибает пот: небольшая изба топится парой дровяных печей, потому что газа в южноуральском поселке Аллаки нет. Быт здесь как при царе Горохе: вместо душа — баня, вместо туалета — треугольная будка на улице. В этой избе, помимо Виталия Ибрагимова, ветерана чеченской кампании, его супруги и четырех детей, проживают еще трое родственников. Итого — девять душ на 46 квадратных метров.
Виталий садится за стол и достает увесистую папку, в которой задокументирован весь административный «футбол» — результат многолетних попыток получить жилье. За это время он отстоял три очереди, но из двух его выкинули после многих лет ожидания, а еще одна не движется.
Виталий работает в части МЧС под Снежинском, до которого от Аллаков — 40 километров, то есть с учетом качества дорог час пути. Старших детей супруга Светлана возит в соседнее село Тюбук за 10 километров, младшего сына — в садик в трех километрах. В самой деревне Аллаки нет ничего: жителям Челябинской области она больше знакома благодаря древнему святилищу на берегу одноименного озера.
Военная карьера Виталия началась давно: в начале 2000 года Виталий был участником штурма Грозного — решающей фазы второй чеченской кампании.
— Я поехал туда на шесть месяцев по контракту, но в начале января получил ранение — гранатометный осколок пробил руку и застрял в сухожилии. Он до сих пор там: сказали, вынимать рискованно, — Виталий показывает шрам на запястье.
После лечения Виталий вернулся в Чечню, где прослужил до окончания контракта в мае 2000 года. За участие в боевых действиях он награжден орденом Мужества.
В 2001 году Виталий поступил на службу в МЧС близ ЗАТО Снежинск и работает там до сих пор. Работа «горячая»: чаще всего приходится выезжать на пожары, но бывают и другие экстренные ситуации — то ДТП произойдет, то человек где-нибудь застрянет. Смена длится 24 часа, график — сутки через трое.
В 2003 году у Виталия родилась первая дочь, а в 2004 году он встал в очередь на получение жилья как ветеран боевых действий. Семья пока жила в этом же доме в деревне Аллаки вместе с родственниками его супруги Светланы: ее бабушкой, матерью и братом. Дом старый — ему лет пятьдесят.
Поначалу Виталий терпеливо ждал очереди, но в 2016 году ему пришло уведомление, что его исключают из списка претендующих на ветеранское жилье, потому что его жилищные условия лучше нормативных.
— Мне объяснили, что ветераны претендуют на жилье, если на человека приходится менее 9 квадратных метров жилплощади. Я был прописан у своей матери, и хотя квартира там совсем маленькая, на нас двоих приходилось примерно по 20 квадратов. В итоге из очереди меня выбросили.
Виталий не оспаривает, что закон есть закон. Его удивляет, почему решение об отказе пришло после 12 лет ожидания.
— Если бы мне сказали в 2004–2005 годах, что ситуация вот такая, я бы искал другие варианты, а в 2016 году у меня уже было трое детей. Столько лет потеряно впустую.
С 2008 по 2011 год он также стоял в очереди на получение служебного жилья, но и здесь не сложилось: в конце концов ему сказали, что закон утратил силу.
В 2014 году, после рождения третьего ребенка, Виталий зарегистрировался как сотрудник, нуждающийся в улучшении жилищных условий. В этой очереди он стоит по сей день, однако света в конце тоннеля не видно.
— Очередь вообще не движется: несколько лет подряд я числился в районе 40-го места, — рассказывает Виталий. — А два года назад приходит письмо от департамента кадровой политики МЧС, в котором указано, что мой номер в очереди — 1006. За шесть лет я не продвинулся ни на дюйм, только дальше отъехал.
Столь радикальное изменение очередности связано с тем, что очереди ожидающих жилья из разных управлений МЧС слили в одну. Виталий опасается, что в мутной воде его дело потеряется окончательно.
За эти годы он неоднократно обращался с запросами в подразделения МЧС разного уровня, к президенту России Владимиру Путину, к губернатору Челябинской области Алексею Текслеру, в прокуратуру.
— Я ездил в Москву и был на личном приеме у директора департамента гражданской защиты МЧС генерал-майора Лутошкина, — вспоминает Виталий. — Я спрашивал, где деньги, выделенные на единовременную социальную выплату для сотрудников вроде меня. Мне тогда ответили: выделенные средства потрачены на приобретение спецтехники.
Короче говоря, денег нет, но вы держитесь.
Активность Виталия привела к последствиям. Чиновники всех уровней стали писать ему письма, ссылаясь на то, что, дескать, он сам отказывается от предложенных вариантов.
— А что мне предлагали? Например, предлагали переехать в служебное помещение, по сути, в душевую, где мы моемся после смены, — говорит он. — Предлагали квартиру 35 квадратных метров или комнату в общежитии. Да, я отказался. Ну куда я в общежитскую комнату с семьей из шести человек? Предлагали перевестись на работу в Касли, но с понижением зарплаты и без гарантий получения жилья.
В 2017 году, после визита Виталия в Москву, начались и вовсе странные вещи: его дом несколько раз пытались поджечь. На руках у Виталия справка, в которой указано: «Наиболее вероятной причиной пожара стало внесение постороннего источника зажигания извне, не исключено умышленное уничтожение чужого имущества путем поджога».
Первое возгорание началось с угла дома, когда Виталий был на смене: подъехавшие пожарные сбили пламя, поэтому семья чудом не пострадала. Другой пожар уничтожил подсобную постройку в огороде. Я говорю:
— Может быть, кто-то пытается выжить старожилов, например, ради земли под коттеджи?
Виталий качает головой:
— Тут земля дешевая. Я не знаю, кто это сделал, но началось всё после моей поездки в Москву: в августе я начал жаловаться, в сентябре — два пожара. Я обращал на это внимание следователей и прокуратуры, но, конечно, никого так и не нашли.
Он молчит, а потом почти со слезами добавляет:
— Дети в доме были. Детей-то за что?
Активность Виталия привела к напряженности на службе.
— Сейчас меня откровенно выдавливают. У меня 20 лет не было никаких взысканий, только награды, а тут начались аттестации, переаттестации, замечания. Москва, думаю, давит на них, чтобы поскорее избавиться от меня и отправить на гражданку. Ищут любые способы меня выжить. Но я не боюсь, — говорит он. — Уже нет времени бояться: надо детей учить, а здесь ни школ нормальных, ни садиков.
Два года Виталий и семья снимали квартиру в Снежинске, но постоянной регистрации в закрытом городе федерального подчинения у него не было: пропуска оформляли по его ходатайству. Но при очередном продлении в 2017 году начальник отказался ставить визу, и семья сотрудника МЧС потеряла права въезда на закрытую территорию. На вопрос Виталия, что ему делать с детьми, учившимися в хорошей снежинской школе, он получил ответ начальства: «Твои проблемы».
— Это было в январе, в разгар учебного года: пришлось срочно договариваться и переводить детей в школу в Тюбуке, — добавляет он.
Мы обратились за комментарием в пресс-службу МЧС России в Москву. Оперативно нам ответ не предоставили, опубликуем его после получения. Также мы связались с администрацией губернатора Челябинской области Алексея Текслера. Здесь подтвердили, что обращение Виталия Ибрагимова получено и по нему проведена работа, но подчеркнули, что в ответах разных ведомств содержатся обоснования, почему положение сотрудника МЧС не противоречит нормам законодательства. Ряд чиновников, например, указывали, что Виталий мог бы подать документы как многодетный отец на улучшение жилищных условий, но пренебрегает этой возможностью.
Виталий же считает, что подобные предложения — ловушка.
— Слышу уже много лет: давай мы тебе социальный наем жилья оформим или подавай документы на получение земельного участка как многодетный отец. Но тогда я потеряю право получить единовременную социальную выплату по линии МЧС, потому что в законе четко указаны причины для отказа. Я даже прописку сменить не могу. Меня просто выдавливают из очереди.
Виталий ссылается на федеральный закон № 283-ФЗ, регулирующий порядок единовременных социальных выплат. В статье 4 перечислены условия предоставления выплаты, и они исключают сотрудников, которые или имеют в собственности недвижимость, или снимают ее по договору социального найма.
В администрации губернатора также сказали, что дело Виталия Ибрагимова взято на контроль и для оценки его положения будут назначены специалисты. В субботу, 20 февраля, к нему должна прибыть комиссия сотрудников Министерства социальных отношений.
Сам же он готов идти ва-банк.
— А что мне делать? — спрашивает он. — Давят и давят. Вот хоть бери и вешайся. Но не дождутся. Мне уже терять нечего. У вас нет связей на федеральных телеканалах? Похоже, мне только туда дорога.
По нормативам ему положена выплата из расчета 18 квадратных метров на каждого члена семьи, то есть сумма, эквивалентная стоимости квартиры в 108 квадратов. Что он будет делать, если получит все-таки возможность купить жильё?
— В город, конечно, переберусь. Детей учить надо. Здесь же ничего: ни условий, ни медицины, ни образования. Положение у нас — край.
Написав статью, я скидываю ее предпросмотр Виталию, чтобы он проверил даты и факты. Телефон берет его супруга Светлана:
— Виталия нет, — вздыхает она. — Уехал на очередную аттестацию, а меня осаждают сотрудники Министерства социальных отношений. Не знаете зачем? Боимся, что пришлют органы опеки: когда в прошлый раз на телевидение обращались, так и было. Вместо помощи — одни проверки.
Мы продолжим следить за историей.
А вот воспоминания участников «аргунской мясорубки», которая произошла в том же 2000 году.