О женской доле, детях и однополых браках: Дина Рубина поразмышляла с 74.ru о судьбе современных семей

Дина Рубина входит в десятку самых читаемых в России авторов. Писательница впервые побывала в Челябинске, где представила свою новую книгу, посвященную невероятной выносливости «русских баб». 74.ru встретился с Диной Рубиной и поразмышлял о нашей жизни, проблемах современной семьи, детях и их будущем.

– Дина Ильинична, год назад сайт 74.ru рассказал о читательском опросе, который выявил вашу безусловную победу в Челябинске. Ваши произведения заняли первое место по востребованности у читателей челябинских библиотек.

– Я очень благодарна судьбе, что она наконец-то привела меня в Челябинск, раньше как-то не сложилось здесь побывать. А сегодня мне показали город и фотографии ваших озёр. Самая большая радость для меня – красота природы вокруг. Жаль, что побывать на уральских озёрах не успею.

– Ваши рассказы, повести, романы часто позволяют наблюдать, что происходит внутри семьи, а семья – это прежде всего дети. Поскольку наша с вами встреча происходит накануне Дня защиты детей, хочу спросить: нужен ли такой день?

– Нужен! Хотя бы для того, чтобы обратить внимание общества на то, что детей надо защищать. Даже тех, которых любят в семье, водят в разные кружки, милых, чудесных, воспитанных. Не говоря уже о брошенных. Все мы знаем, что есть чудовищные вещи – огромное количество случаев насилия и издевательства над детьми. Но защищать надо всех! Мы живем в эпоху интернета, который агрессивен. В интернете много разных «волков». И детям надо многое объяснять.

Их надо защищать, и это не должно исчерпываться одним днём в году. Безусловно, для этого должны существовать очень серьёзные организации, которые будут этим заниматься. И которые будут спасать детей иногда от них самих, потому что ребёнку тяжело жить. Ребёнок – существо трудное, странное, он иногда сам с собой не может справиться. Его нужно учить справляться с самим собой! Умные, осторожные и милосердные родители как-то умеют это делать. Это можно уметь только по наитию, к этому должен быть талант.

– У вас такой талант есть?

– К сожалению, нет, я подвержена настроению. И мои дети это знают – я человек невероятно щедрый, невероятно жертвенный, но я могу и обидеть. Всё это входит в сферу наших с ними отношений, нашей любви. А есть ситуации замечательных отчимов, замечательных мачех. И есть родные матери и отцы, которых надо лишать родительских прав. Всё это очень тонкие материи. Но иногда надо защищать родителей от детей. Это тоже проблема. Но это происходит, когда дети вырастают.

– Причём они вырастают добрыми или злыми независимо от того, какими были их родители.

– Это правда. Ребёнок получается таким, каким создал его букет генов. Если бы всё касалось только воспитания, тогда бы мы не были свидетелями того, что две дочери, воспитанные в одной семье, одним отцом, одной матерью, получались совершенно разными по характеру, по жизненным установкам.

– В вашем эссе об израильских детях говорится о безграничной свободе этих детей.

– К сожалению. Я не сторонник такого воспитания.

– И есть страны, где из семьи могут забрать ребёнка только потому, что мама шлёпнула его за какую-то провинность. Сегодня о необходимости таких методов воспитания родителей заговорили в России.

– Страшная ошибка. Я говорю об этом в моей последней книге. И это делают не только в скандинавских странах, это есть везде. И в Израиле тоже. И это ужасно! Потому что семья – такой интимный организм, вторгаться в который надо осторожно. Мой сын (взрослый уже), которого я люблю до безумия, и который любит меня, был не пай-мальчиком. И был период в жизни, когда я могла его отшлёпать с большим моим удовольствием. Очень помогало, должна сказать. А мой отец никогда нас пальцем не тронул, но мы его страшно боялись! Помню, однажды он запустил в меня домашним тапком, ему показалось, что я подбиваю на что-то нехорошее мою младшую сестру. Представьте себе, я этот летящий тапочек помню гораздо лучше, чем мой сын помнит пару затрещин, которые я ему влепила за кошмарную провинность, которую он выкинул в 12-летнем возрасте. Дети прекрасно чувствуют любовь, отлично переносят затрещины и подж..., которые дают им любящие родители. Главное – любовь внутри семьи. Если она есть, то дети всё прекрасно понимают. Они прекрасно знают, за что их наказали.

– Насколько взрослые должны ограничивать свободу детей от ненужной, на их взгляд, информации? Вы наверняка слышали, какая поднялась в России волна негодования по поводу серии книг для подростков о толерантности к разным по своему составу семьям.

– Не знаю, надо ли 12-летнему подростку читать «Камасутру»? Это ведь тоже информация. Но вы, вероятно, не станете давать своему сыну эту книгу, потому что для 12-летнего есть более подходящее интересное чтиво. А «Камасутру» он успеет прочесть позднее. Есть этапы взросления души и тела, надо это понимать.

Все сегодня знают, что существуют однополые браки внутри человеческого общества – информация уже настолько доступна, что подростки это знают. Надо ли от этого охранять? Все это очень тонкие моменты, я над этим думаю. Да, люди рождаются разными. Но одно дело – доступность информации, и совсем другое – увлечение человека на какую-то дорогу. Тут дети должны быть совершенно неприкосновенны. И я была бы очень осторожна, если бы моего ребёнка пригласили, пусть даже на невинный концерт, в гей-клуб.

Моя последняя книга написана, в частности, и об этом. Кстати, мой американский переводчик – гей. Очень умный, очень образованный. Его друг – профессор испанского языка, драматург, лауреат литературных премий. Они вынуждены были уехать жить в Санта-Барбару, потому что там свободнее, там много таких пар. К чему я это говорю? К тому, что даже в самом толерантном обществе обязательно найдутся родители, которые сочтут откровения своего сына, что он гей, горем. И я не буду осуждать этих родителей. Не буду, при всей моей толерантности. Одно дело – права людей и совершенно другое – их интимные переживания.

– А как вы относитесь к сегодняшним предложениям вернуть в российские школы практику политических организаций: пионеров, например?

– Пионеркой я была, но на политику мне было наплевать. Мне кажется, мы этого уже не впитывали. А вот от комсомола я благополучно улизнула, потому что не хотела сидеть на комсомольских собраниях. Я терпеть этого не могла.

Но я никогда не жалею о том, что было в моей жизни. Раз жизнь сложилась так, а не иначе, значит, ангелам было так велено. Я считаю себя удачливым и фантастически счастливым человеком. И все мои неприятности и драмы в жизни, как любой нормальный человек, считаю своей удачей, потому что у писателя чем хуже, тем лучше.

– Как в вашей новой книге «Бабий ветер»?

– Как в любой моей книге. А с этой книгой я очень долго возилась, она шла тяжело. Я искала адекватный язык – язык писем одной женщины другой. Эпистолярный жанр требует простого языка, разговорного. При этом на протяжении 300 страниц идет прямая речь, это невероятно сложно для читателя. Одна женщина рассказывает другой свою судьбу, пёструю, как лоскутное одеяло, историю: юность, любовь, страшная трагедия, эмиграция, её окружение в новой для неё жизни... Она валится во всё это, как в пропасть, и она выживает в этой пропасти.

Окружение моей героини – парикмахеры, косметологи, геи и прочие «инвалиды», как она выражается. И в то же время мне нужно было сказать в этой книге какие-то очень высокие, очень важные вещи, подняться на какую-то высоту, а не только рассказать истории, связанные с человеческим низом. Мне надо было найти баланс, который позволяет плыть этой истории, то опускаясь, то поднимаясь. Мы же в жизни существуем на балансе добра и зла, любви и ненависти, пошлости и возвышенности.

– Поэтому в повести «Бабий ветер» появляются планеристы, парашютисты и пилоты воздушных шаров?

– Да, это найденный противовес к тому неистовому низу, о котором я пишу. Потому что моя героиня по долгу своей профессии сталкивается с неистовой прозой жизни. У меня было огромное количество этого материала, так как две мои подруги – косметологи. Одна – в Чикаго, другая – в Атланте. Они просто писали мне письма о жизни, о работе. И всё это я накапливала, такие истории я никогда не выбрасываю. В конечном итоге собрался огромный материал. Но я также понимала, что это ещё не книга. Книга не может быть об одном, нужен был противовес. И вдруг я встретила женщину, которая была пилотом воздушного шара, парашютисткой. В этот момент я поняла, что противовес найден.