Первый полёт будет уже через 7 лет: как в России создают корабль для отправки туристов в космос

В 2025 году частная российская космическая компания «КосмоКурс» планирует отправить в космос первых туристов. Сейчас она разрабатывает ракету и космический корабль, способный доставить шесть человек на высоту около 200 километров. Весь суборбитальный полёт будет длиться 15 минут. Наш коллега Дмитрий Горчаков с радио «Серебряный Дождь» в научно-популярной рубрике «Радиолаборатория» поговорил с гендиректором и генеральным конструктором компании «КосмоКурс» Павлом Пушкиным о космическом туризме и сложностях создания новой техники. Запись эфира можно послушать на ютьюб-канале радиостанции. Мы публикуем расширенную печатную версию интервью.

— Как вам пришла идея этого проекта и насколько сложно было организовать частную космическую компанию в России?

—Идею этого проекта мне в своё время подсказали. Я работал в центре им. М. В. Хруничева (предприятие «Роскосмоса», разработчик тяжелых ракет. — Прим. ред.), участвовал в проектировании ракеты «Ангара». Потом мы занимались вопросом модернизации и проектирования перспективных ракет, потому что «Ангара» уже была закончена. Мы смотрели, что бы такого предложить, чтобы у инженеров была работа в области проектирования ракет. Потом мой руководитель съездил на симпозиум по орбитальной станции, и там была большая секция «Суборбитальный космический туризм». Он вернулся и предложил нам посмотреть на суборбитальный туризм — там везде одинаковые условия, известна примерная цена, и понятно, можем ли мы предложить что-то конкурентоспособное.

Я тогда руководил разработками, мы прикинули на пальцах и решили, что вроде можно. И буквально через полгода коллеги из «Сколково» мне говорят, что есть некий российский инвестор, который хочет сделать что-то ракетное. Они меня неплохо знали и познакомили с этим инвестором.

— Вы его не называете?

— Нет, я его не называю. Так вот, мы с ним встретились. Я сказал, что есть рынок тяжелых ракет, но затраты большие и неизвестно, сможем ли мы конкурировать с теми же SpaceX, которые на тот момент уже вовсю залетали. Большая вероятность, что эту битву мы проиграем. Затраты на легкую ракету чуть меньше, но рынка вообще нет. В мире задач всего для трех-четырех легких ракет в год, и там тоже есть конкуренты, например, Rocket Lab (частная американская компания).

И он тогда спрашивает: а что делать? Я рассказал про суборбитальный космический туризм, это прикольная штука, рынок есть, конкурентов мало, и мы можем предложить лучшую идею. Ему эта идея показалась интересной, и мы начали ее прорабатывать. Это был конец 2013 года. Весной 2014 года мы приняли решение, что будем делать компанию. В августе компания была образована, а в сентябре я в эту компанию перешел работать полностью из центра Хруничева, и еще несколько специалистов перешли со мной.

На тот момент я считал, что всё круто, мы это сделали, договорились с инвестором, нашли деньги. Когда я работал в центре Хруничева, все только и говорили — дайте нам денег, дайте задачу и мы все сделаем, мы молодцы, а руководство ничего не понимает. Когда договоренность о проекте уже была достигнута, я все лето вел переговоры со специалистами в центре Хруничева. Приглашал либо перейти к нам, либо сотрудничать на полставки, и многие говорили: ой, так ведь надо будет делать и нести ответственность! Мы лучше тут: нам вроде как не дают, но сильно и не спрашивают. Вот тогда я понял, во что ввязался. Со мной должны были перейти порядка десяти специалистов, но в итоге, включая меня, всего три человека перешли в «КосмоКурс»! Честно говоря, инвестора это очень сильно подкосило, у него возникли серьезные сомнения. И он спрашивал меня: «А ты вообще справишься? Что происходит?»

— Совершенно правильный вопрос.

— Знаете, чем хорошо давать дорогу молодым и неопытным? Они еще не понимают, во что ввязываются! (Смеется.) Я на тот момент не знал, во что ввязываюсь, была злость из-за всей этой ситуации. Я стукнул кулаком по столу и говорю: «Справлюсь!» Мы долго набирали коллектив, до сих пор набираем. Получили лицензию «Роскосмоса», получили лицензию ФСБ. С «Роскосмосом» очень долго вели переговоры, чтобы они видели нас такими, какие мы есть, а не так, как они себе это представляют. Единственная проблема — «Роскосмос», точнее, вторая часть «Роскосмоса» — комплексный производитель космической техники, увидел нашу роль в другом. Они решили, что мы закажем все разработки у них…

— Просто всё закажете у них и заплатите?

— Да. Понимаете, это их мечта. Но мы их огорчили, сказали, что будем развиваться сами. Всё, что мы захотим и что вы сможете сделать, мы, конечно, закажем, но на общих основаниях. Выбор будет чисто коммерческим.

— Что реально к текущему моменту уже сделано? И когда вы планируете отправить первых туристов в космос?

— Планируем отправить в 2025 году. План-график мы уже согласовали. Что на данный момент сделали? Мы пока залипли в аванпроекте. Аванпроект полностью заканчивается ответами на вопросы: сколько делать, что, когда, где, откуда запускать, сколько людей у нас будет работать, на каких заводах, где они будут располагаться, на каких принципах они будут взаимодействовать. Следующая стадия — это уже вложение денег в инфраструктуру. Так что надо определиться, но определиться без аналогов очень тяжело, потому что новая техника, очень много вопросов и нюансов, по которым аналогов нет от слова совсем. Плюс мы собираем новую команду, которая учится работать. Моя мечта, чтобы аванпроект мы сделали к началу следующего года.

— Вы понимаете, что конкретно вы будете делать сами, а что заказывать у предприятий «Роскосмоса»?

— Благодаря тому, что у нас долгое время был карт-бланш на выбор, мы поняли, что очень многие вещи будем делать сами. Например, двигатели. Сейчас изготавливаются детали двигателя на первые испытания.

С екатеринбургским предприятием НПО автоматики договорились, что они будут делать нам бортовые и наземные системы управления. Это, можно сказать, единственное предприятие «Роскосмоса», с которым мы смогли нормально договориться и понять, что им самим интересно в этом проекте работать. Все остальные предприятия, к сожалению, смотрели на госзаказ: там «вкусные» нормативы, там очень много денег. По сравнению с любым госзаказом наш заказ меркнет. Требования у нас очень серьёзные, еще и новые изделия, им это не очень хочется делать. Они нам предлагают сделать то, что у них есть, а нам это, естественно, не нужно.

Многие вещи пришлось делать самим. Двигатели на себя перетянули. Кресла, на которых будут сидеть наши будущие космонавты, потому что с компанией, которая делает такие кресла в РФ, мы три года не могли согласовать техническое задание. Вас просят из технического задания вычеркнуть такие пункты, как обоснование вопросов стоимости изготовления, сроков, надежности, и даже вписывают такую фразу, что окончательные характеристики мы поймем в ходе летных испытаний. Это значит, мы вам что-то сделаем, а вы это примете. Это просто нереально.

— То есть вот так работает наша космическая отрасль?

— Не только космическая, в авиации такие же предприятия. Я вам больше скажу, в частных компаниях, с которыми мы поначалу ринулись работать, точно такой же подход. Один в один! Это не Владимир Владимирович Путин говорит им так делать. Это просто менталитет населения. Просто все разучились работать. Нам сейчас производство делают, залили пол, а он кривой! Смотришь — вроде ровный, а я хожу и чувствую ногами, что «фигня». Им пришлось полностью снимать весь слой, который они залили, вышлифовывать две недели и заливать заново. Их затраты в пять раз превышают то, что они могли бы сразу сделать нормально. Это менталитет. Мы вам сделаем, а вас же сроки давят, требуют, вы и так примете. Такие подходы.

— Это похоже на историю SpaceX, когда Илон Маск понял, что ему проще, быстрее и дешевле все сделать самому.

— У него было интересное выступление. Его спросили, почему они сами многое делают. А он отвечает: «Вы думаете, мы идиоты? Если б нам другие предприятия делали качественно, быстро и дешево, мы бы в жизни сами не делали». И я тоже бы не делал.

Мы сейчас приступаем к отработке двигателя, начинаем проверять некие решения. С нуля идем. Многие удивляются и предлагают сходить на предприятия «Роскосмоса». Мы ходили к ним, говорили, что нам нужен стенд. Нам честно отвечали, что стенд есть, но под вас его надо переделывать, а потом переделывать обратно, потому что он под федеральную программу заточен. Это будет стоить столько-то денег и займет такое-то время. И мы понимаем, что дешевле сделать самим.

— В России конкурентов у вас нет, но ваш проект очень похож на проект Джеффа Безоса Blue Origin. Чем вы отличаетесь и чем вы лучше?

— Опять же расскажу интересную историю. Когда мы выходили на этот проект, мы одновременно с созданием компании, и даже раньше, подали заявку в «Сколково» и прошли туда. У нас было только один конкурент — компания Virgin Galactic Ричарда Брэнсона. У них ракетоплан, самолетная схема, там все было понятно. Мы посчитали, что ракетная схема — более быстрая, безопасная, там много дополнительных факторов, которые делают эту схему более выгодной. Плюс мы сделали время полета в невесомости в два раза больше, высоту полета — в два раза больше и объем на туриста больше. У нас не было пилота, то есть человеческого фактора. Мы ходили довольные, были уверены в победе. Все было хорошо.

В конце 2014 года «Сколково» потащило нас на пресс-конференцию. Мы все рассказали, это опубликовали в прессе. Мы, естественно, знали о Джеффе Безосе (на 2018 год самый богатый человек на планете, подробнее о его космическом проекте можно почитать тут. — Прим. ред.), о Blue Origin, которая проектирует некий суборбитальный аппарат, но у них сайт не обновлялся лет пять, последнему видео по испытаниям года три. Видно было, что все это несерьезно, детский сад и фантазеры. После пресс-конференции прошло несколько недель — и тут появляется видео полета ракеты Джеффа Безоса и обновляется сайт, все в один день. Сайт шикарный, видео полета шикарное. И мы видим практически один в один то, что делаем мы. Но он сделал такую же высоту полета, как у единственного на тот момент конкурента — Virgin Galactic, такой же объем на члена экипажа и при этом добавил те же плюсы, которые мы добавляли. Это к тому, что мы не «тырили»…

— То есть возможно, что «тырил» он?

— Нет, он бы не успел, просто «у дураков мысли сходятся». Там большого выбора нет: либо как у Virgin Galactic, либо как у нас и Безоса. Поэтому все очень похоже. То есть, если вам надо сделать велосипед, он будет похож на велосипед. Бывают, конечно, прикольные уродцы, но их никто не покупает. В общем, по конкурентным преимуществам мы убираем вопрос о безопасности, вопрос времени и сложности полета. По сравнению с Безосом у нас за те же деньги высота больше, времени в невесомости больше и объем на человека больше.

— А по деньгам сколько это будет стоить?

— У наших конкурентов один полет где-то 250 тысяч долларов.

— А у вас?

— Мы изначально ориентировались на эту цену. Сейчас мы прорабатываем вопрос снижения этой цены, чтобы на рынке смотреться более уверенно. У Безоса все-таки водород и американские зарплаты. Поэтому есть шанс, что мы будем дешевле, расчеты показывают, что это возможно.

— Вопрос с безопасностью уже затронули. С учетом того, что у нас недавно случилась неприятность с запуском корабля «Союз», какая у вас предусмотрена система спасения экипажа и туристов?

— Мы раньше планировали парашютно-реактивную посадку, как на «Союзе», как у Безоса, только у нас планировалась еще одна вещь: двигатели, которые используются при посадке и торможении, используются и как система аварийного спасения. И это при том, что был парашют. После определенной проработки мы решили отказаться от парашюта и сделали полностью реактивную посадку, как в свое время планировал Илон Маск. Он отказался потом от этой идеи, потому что у него есть парашюты. Если бы у нас были парашюты, мы бы тоже на чисто реактивную не перешли, но парашютов для нас в стране нет! «НИИ парашютостроения», который эти парашюты разрабатывал, отказался нам разрабатывать парашютную систему с требуемым уровнем надежности.

— Это те же, кто для «Союза» делает парашюты?

— Те же, кто делает для «Союза», и те же, кто делает для федерации — для нового аппарата. Они вычеркивают из ТЗ требования надежности парашютной системы либо снижают ее до уровня 995. Это, условно говоря, на тысячу полетов пять падений, что очень плохо.

— Особенно для многоразового туризма с частыми запусками.

— Да. Поэтому мы перешли на реактивную посадку, и это нам позволило решить один интересный момент. Мы изначально планировали, что точка старта будет на космодроме Байконур, ездили туда. Большое спасибо «Роскосмосу», они обеспечили нам эту поездку. Честно говоря, больше, чем мы, по степям Байконура не ездил никто — всё исколесили, просканировали. Площадки там шикарные, в том числе и под парашютную посадку! Ровное плато, как зеркало! И нам были готовы их отдать, но проблема Байконура — большая удаленность: туда не доедешь, не долетишь. На самом космодроме куча собственников, плюс слабая инфраструктура. На тот момент мы отказывались от парашютной посадки, а реактивная посадка на двигателе обеспечивает большую точность, так что мы можем попробовать центральную часть РФ. Сейчас мы ведем переговоры о создании космодрома с несколькими регионами.

— Космодром будете создавать с нуля?

— Да. Все могут залезть в Google, в Википедию, набрать Blue Origin, найти координаты и посмотреть сверху, как выглядит космодром. Это не Восточный и не Байконур, он достаточно компактный, маленький.

— И не такие миллиарды стоит.

— Да, конечно! Все это можно сделать. Мы хотим в Центральной России. Получится интересный эффект — это же еще и наземный туризм, единственное в России место, где можно будет достаточно дешево посмотреть на пуск ракеты, испытание двигателя, на сборку и так далее. Некоторые бизнесмены предлагают площадки с крупными городами, типа, мы там сделаем космический Диснейленд! Два часа от Москвы на самолете, двадцать минут на машине — и ты на космодроме! Но там вопрос безопасности…

Все очень тяжело, понимаете, надо смотреть площадки, чтобы по воздуху самолеты сильно не летали, чтобы мало сёл было, и надо, чтобы инфраструктура была. Можно ведь прийти в такую глухомань, где нет ничего, это будет как российский Байконур. Такого тоже не хочется. Нам «Роскосмос» предлагал площадку на космодроме Восточном, но там леса надо вырубать. Хотя пол-леса вырубить для «Роскосмоса» не проблема. Но туда не доедешь. Кроме того, это государственный космодром, на который сейчас претендуют военные, и он закрытый.

— Хорошо. Кто полетит первым? Вы?

— Этот вопрос всегда задают. Мои работники очень хотят полететь первыми, я им не отказываю в этом желании: у меня самого проблемы с вестибулярным аппаратом, не знаю. Может, и полечу. С этим надо свыкнуться.

— То есть полет в космос — это не ваша мечта, не ваша движущая сила?

— Да. Я в космонавтику попал не потому, что люблю космос, я просто профессионал в этой области. Я достаточно случайно попал в Московский авиационный институт на космический факультет и кафедру проектирования ракет. Только лишь потому, что я родился и жил в Филях. Там центр Хруничева, наш класс был от центра Хруничева и поступал в Московский авиационный институт. Хотя экзамены были сложнее, чем если бы я просто поступал в институт. Я набрал много баллов и мог пойти на любой факультет, но поскольку был договор, мне пришлось пойти в ракеты. Хотя у меня все родственники с 1920-х годов работают в центре Хруничева.

— То есть вы потомственный ракетостроитель?

— У меня прадед работал в центре Хруничева, дед, бабушка, папа, жена, тесть, теща… Никогда не интересовался ни самолетами, ни ракетами, у меня нет мечты полететь в космос или проводить космическую экспансию! Я смотрю на это трезво, с профессиональным цинизмом. Надо будет — полечу, но пока мечты такой нет, посмотрим.

— Хорошо, а какая у вас мечта? Как вы видите себя и компанию «КосмоКурс» через 20–30 лет?

— Мечта с детства — быть профессионалом своего дела, а мое дело — ракеты. А через 20 лет… Я хочу создать коллектив, который сможет решать серьезные задачи и сможет перевернуть ту ситуацию, которая сложилась в космонавтике: ракетчики сейчас чуть ли не милостыню просят, потому что рынка нет. Я всем рассказываю, но не все понимают: у нас сейчас основная прибыль с космической деятельности на смартфонах, на приложениях, навигации. Чуть меньше получают те, кто делает спутники, и те, кто их эксплуатирует. Потом еще чуть меньше те, кто пуски осуществляет, и еще меньше — те, кто делает ракеты. Мы хотим сделать так, чтобы ракеты напрямую покупали люди.

Почему суборбитальный туризм в том числе? Люди — это независимый рынок, он независим от санкций, от политических веяний, от желаний корпораций. Есть люди, которые хотят развлекаться, познавать что-то новое, они готовы платить. Самая короткая цепочка — когда люди платят за ракету. Я хочу развивать проект в этом направлении. А если все получится с суборбитальным туризмом, то потом я бы хотел заниматься вопросами посещаемых туристических орбитальных станций, чтобы люди могли там жить, может, с искусственной гравитацией и всем остальным.