«Ваши — на диванах, а мой — в окопе»: как жена пытается вернуть мобилизованного с перебитой рукой

Около месяца назад мы публиковали рассказ супруги мобилизованного челябинца, у которого после тяжелого ДТП не функционирует левая рука. Тем не менее он отправился в зону боевых действий вскоре после призыва на службу и, по словам жены Татьяны Денисламовой, находится там до сих пор. Проблемы с его рукой отметил в своем заключении врач одной из больниц Луганска, но выданная им справка пока лежит без движения. Несмотря на обращение Татьяны в самые разные инстанции, на ее запросы приходят формальные ответы, а военно-врачебную комиссию не назначают. Ситуация как нельзя лучше иллюстрирует принцип административного лабиринта, в котором оказываются мобилизованные и их семьи: раздробленность зон ответственности позволяет чиновникам не решать вопрос, а лишь рекомендовать очередной план действий. Вот подробности этой истории.

Повреждения руки Павла (имя изменено) достаточно очевидны: на фотографиях заметно, что кисть вытянута и имеет неестественный хват. Татьяна рассказывает, что в день мобилизации, 28 сентября, ему обещали учесть состояние и требовали прийти для сверки данных.

— А по факту мы прибываем в военкомат, его грузят в автобус и увозят, — вспоминает Татьяна. — Я сразу пошла к военкому, говорю: «Что же вы делаете-то? Позвоните быстрее в Екатеринбург, у вас же есть такие полномочия». А он мне так с усмешкой отвечает: «У вас же есть связь с мужем? Вот и пусть скажет там, что домой хочет». В Екатеринбурге он подходил к командирам несколько раз, ответ был такой: у тебя один выход отсюда. Ну, то есть тебя никто отсюда не отпустит. Потом в Ростов их перебросили, там не к кому подходить было, они в лесу жили. А когда в Донбасс привезли, комбат увидел его руку и говорит: «Это что такое?! Ты как сюда попал?» Тут же приехал какой-то подполковник, командует: «Везите его в Луганск».

Врач в Луганске в своем заключении отметил повреждение мышц сгиба пальцев, сгиба кисти, нерва предплечья, травматическое повреждение пальцевого нерва, выраженное нарушение функций хвата и удержания (копия справки есть в распоряжении редакции). Но в рекомендациях указаны лишь наблюдение у травматолога по месту жительства (службы) и лечебная физкультура.

— Эта справка выдана не в результате военно-врачебной комиссии (ВВК), а она как бы предваряет ее, — объясняет Татьяна. — То есть Пашу по требованию какого-то подполковника в Донбассе привезли к врачу, чтобы решить вопрос, нужна ли ВВК. Но потом подполковник уехал, все потеряли интерес. Его непосредственный командир сказал: «Зачем ты мне такой тут нужен?» Он тоже писал куда-то, но ничего не произошло, хотя в справке черным по белому написано, что у человека нет хвата левой руки, нет удержания!

Татьяна обратилась во множество инстанций, включая прокуратуры разных уровней, администрации губернатора Челябинской области, президента РФ, к уполномоченным по правам человека в Челябинской области и Луганской Народной Республике.

— В Челябинске головой помахали, посочувствовали, но никаких шевелений, — продолжает Татьяна. — В ЛНР официально разъяснили порядок ВВК, при этом сказали, что инициировать ВВК должно командование военного округа, которое направило его на службу по мобилизации, то есть, видимо, 32-й [военный] городок в Екатеринбурге, куда он был доставлен из военкомата Металлургического района [Челябинска]. Я туда писала, но ответа нет, получается, надо лично ехать.

Возникли сложности и с получением медицинских документов в больнице Магнитогорска, где Павел проходил лечение и реабилитацию после ДТП. Самой Татьяне и матери Павла их не отдают, что вполне понятно: это разглашение медицинских данных о пациенте. Доверенность Павел не оформил: по словам супруги, после получения повестки он позвонил в военкомат и рассказал о своем состоянии, на что ему ответили: «Чё ты переживаешь? Комиссия будет — тебя домой отправят». После многочисленных обращений Татьяны в прокуратуру Челябинской области и Генеральную прокуратуру ей пришел ответ, что медицинские документы запрошены в больнице Магнитогорска, но что-то опять не срослось:

— Я через какое-то время сама позвонила в больницу № 3 Магнитогорска, а там сказали, что никаких запросов к ним не поступало, — говорит она. — Я просто не понимаю, почему так происходит и что делать. Юрист говорит, что эти документы нам нужны всеми правдами и неправдами, но, получается, всё нужно начинать заново.

Татьяна попыталась надавить на военкомат Металлургического района, но на очередной запрос ей ответили: Павел пришел самостоятельно и изъявил желание участвовать в мероприятиях по частичной мобилизации, на состояние здоровья не жаловался.

— Получается, он чуть ли не добровольцем у них пошел! — возмущается Татьяна. — А я была на его отправке и сразу говорила о состоянии здоровья, но его всё равно посадили в автобус и увезли в Екатеринбург. Но даже если он пришел самостоятельно, если не стал бегать и скрываться, разве это отменяет необходимости проводить ВВК при явных жалобах на здоровье?

Сорвавшимся голосом Татьяна говорит, что, куда бы ни обратилась, везде слышит примерно одну и ту же историю: вы не по адресу. Проблема в каком-то смысле запрограммирована, поскольку по пути к зоне боевых действий военнослужащий проходит несколько этапов: военкомат, сборный пункт, войсковая часть (иногда несколько). Зачастую это разные территории и разные ответственные лица, у которых всегда есть возможность сослаться на предыдущие просчеты.

— Честно говорю: я уже два месяца бьюсь, я спать спокойно не могу, зная, где он находится, — плачет она. — А ему там говорят: будешь дергаться — мест в пехоте достаточно. Это что за отношение вообще? Сейчас он, наверное, в артиллерийской части, он толком не рассказывает. Говорит просто: «Таня, я снаряд не могу одной рукой удержать». Я бегаю, бегаю, бьюсь, а люди смотрят на меня как на дурочку, мол, успокойся. А я отвечаю: «Вам легко сказать, ваши мужики дома, на диванах, а мой в окопах сидит!»

Юрист по делам призывников Алексей Табалов объясняет, что, поскольку речь о военнослужащем, в первую очередь нужно обращаться в военную прокуратуру гарнизона, где он находится физически. При этом он подчеркивает, что надежнее всего писать в прокуратуры всех гарнизонов, так или иначе причастных к мобилизации и направлению военнослужащего в зону боевых действий. Также стоит обратиться к главному военному прокурору (в крайнем случае, добиваться личного приема). По словам Алексея Табалова, это как минимум влияет на серьезность, с которой прокуроры на местах относятся к делу.

— Необходимо требовать срочных мер для проведения ВВК, госпитализации и увольнения с военной службы, — говорит он. — Также можно ставить вопрос о признании решения по мобилизации незаконным, а если прокуратура присылает отписку или бездействует, обращаться в суд. На ВВК должен направлять командир подразделения, где военнослужащий проходит службу, то есть от самого мобилизованного требуется подать рапорт командиру. После ВВК командование части должно принять решение, уволить его или оставить.

Сейчас обращение Татьяны в Генпрокуратуру перенаправлено военному прокурору Челябинского гарнизона, но ответа пока не поступило. В любом случае такие обращения, не говоря о судебных тяжбах, требуют времени, а в случае с Павлом оно крайне дорого.

— Да, волшебного заклинания нет, — соглашается Алексей Табалов. — Конечно, возникает вопрос, зачем Павел в принципе пошел в военкомат без медицинских документов, почему не пытался оспаривать решение по [частичной] мобилизации сразу. Понятно, что сейчас поздно говорить об этом, поэтому в случае полного тупика необходимо апеллировать к политическим фигурам, в частности, к губернатору Челябинской области Алексею Текслеру, который отвечает за мобилизацию в регионе. Самому Павлу я бы советовал идти к командиру, и если тот действительно хочет от него избавиться, то пусть перешлет документы в ту часть, которая направила Павла к нему: по идее, его должны командировать обратно в Екатеринбург, и хотя бы он будет не на фронте.

Но, подчеркивает юрист, отработанного и понятного механизма нет, потому что частичная мобилизация не проводилась в России более 80 лет.

— Эта история — одно из лучших свидетельств того, как чиновники относятся к людям: как к ресурсу, — добавляет Алексей Табалов. — Им нужно выполнить задачу, а дальше никто не собирается защищать его права. Люди должны осознавать, что они будут предоставлены сами себе.

Мы рассказывали, что полное освобождение от мобилизации дает лишь категория годности Д, то есть самая строгая (для срочного призыва достаточно категории В). Под категорию Д попадают в основном инвалидизирующие заболевания, повлекшие явное снижение функциональности организма. Например, в «Расписании болезней» есть пункт под названием «Отсутствие, деформации, дефекты кисти и пальцев», но категория Д требует отсутствия обеих кистей или нескольких пальцев. Решение принимают врачи во время ВВК, но даже присвоение категории Д потребует ряда бюрократических процедур для возврата военнослужащего.

За последние два месяца мы отслеживали несколько историй мобилизованных, чьи семьи не были согласны с их призывом по разным причинам: многодетность, состояние здоровья, возраст, бронь на предприятии. Из этих случаев только один завершился относительно хорошо: вернули многодетного фермера из села Могильное. Но даже эта история оказалась непростой: во-первых, процедура демобилизации тянулась достаточно долго, во-вторых, областной военкомат подал апелляционную жалобу на решение суда, которое позволило пересмотреть дело фермера. Мы следим за развитием истории.

Отдельная категория жалоб — это ситуации, когда мобилизованных отправляют в зону боевых действий с минимальной подготовкой. Некоторые пытаются жаловаться и записывают обращения.