Каждая уважающая себя барышня, находящаяся даже в самых стесненных обстоятельствах, знает: экономить можно на всём, кроме обуви. Это аксиома, в приличном обществе не обсуждаемая. Впрочем, в качестве символов дамской состоятельности фигурируют еще духи и сумка, но без них всё же можно обойтись. А вот без обуви никак – и колется, и не принято. Поэтому барышне ничего не остается, как пойти в близлежащий магазин и выбрать на последние оставшиеся что– нибудь приличное, желательно с ярлычком made in Italy. Далее, как и полагается, следует карьерный рост, получение всевозможных признаний, встреча личного счастья и ... Надо отдать должное дамским талантам, но итальянская обувь здесь ни при чем. Потому что в России, по словам владельца обувной фабрики «Юничел» Владимира Денисенко, её практически нет.
Ах, обмануть меня не сложно...
– Владимир Степанович, чья же обувь тогда продается под итальянскими марками?
– Конечно, китайская. В России настоящей итальянской обуви не более 5% от всех объемов. Если на рынке с надписью made in Italy есть 30 миллионов пар, то действительно из Италии будет не более пяти миллионов, еще десять могут быть лицензионными: сделанными в Китае под контролем итальянских фирм. По качеству эта обувь собственно итальянской мало уступает, но она не менее дорогая и продается, как правило, в бутиках. Всё остальное, что есть на рынках и в большинстве магазинов, это подделка. Недавний пример – в «Горках» видел одну и ту же пару китайских мужских мокасин, которые продавались в трех разных местах, под разными брендами и стоили от трех до восьми тысяч рублей.
– А разве местные производители ради продаваемости своей продукции не используют итальянские названия?
– Используют. Но в России они шьют, как правило, 5– 10% от общего объема обуви, идущей под их маркой. Делается это для того, чтобы оформить документы и сертификаты. Остальное везется из Китая.
– Хорошо, но ведь есть еще и другие европейские производители – Финляндия, Чехия, Германия...
– В этих странах обувное производство сокращается – Китай своей дешевизной его просто задавил. Несмотря на введенные защитные пошлины Евросоюза, предприятия, работающие там, по цене неконкурентоспособны: европейский рабочий получает зарплату в тысячу евро, а китаец – в 100 – 150 долларов. Другое дело, что в Европе производители и потребители борются за то, чтобы вся китайская обувь, в том числе и лицензионная, имела соответствующие ярлычки. В Италии, например, за их отсутствие очень сурово наказывают. И, что еще очень важно, там жесткий санитарный контроль: предприниматель, привезший вредный для здоровья товар, может разориться раз и навсегда. А в Россию, напротив, везти очень выгодно.
– В связи с чем?
– Во-первых, у нас практически нет контроля – сертификаты с печатями покупаются прямо на рынке. Во-вторых, очень высока рентабельность этого бизнеса – около 80 – 100%. В Китае шить обувь исключительно дешево: предприниматель, создающий производство, первые пять лет не платит налоги вообще, если он вывозит товар, то дотируется правительством, получает льготы по НДС и прочее. К этому добавьте дешевизну комплектующих, потому что там экономят на всём, в том числе и на безопасности материалов – вредная химия присутствует и в подошве, и в клее. Европейцы этот вопрос стараются контролировать, а российских бизнесменов интересует только внешний вид обуви и прибыль.
Неслучайно ведь, что из 200 – 250 миллионов пар, привозимых в Россию из Китая, официально регистрируется сейчас только шестая часть – и то лишь благодаря огромным усилиям Союза кожевенников и обувщиков. Остальное завозится по серым схемам.
– А может ли сам потребитель как-нибудь отличить настоящую импортную обувь от подделки?
– Прежде всего, нужно смотреть на качество кожи: хорошая кожа не должна трескаться на сгибах и портиться от влаги. Поскольку именно кожа составляет львиную долю стоимости обуви, то пара настоящих итальянских туфель у себя на родине стоит в среднем 20 – 30 евро. А в России с учетом доставки, таможенных сборов, прибыли оптового звена и розничной наценки, доходящей до 100%, она будет стоить не меньше 80 – 150 евро.
– То есть две тысячи рублей итальянские туфли стоить не могут?
– Нет, не могут. Минимум – три тысячи. Верхнего же предела нет, потому что фирменная дизайнерская обувь, как правило, за бренд получает стопроцентную надбавку от себестоимости.
– Есть еще способы определения подделки?
– У хорошей обуви стелька и подкладка всегда делается из натуральной кожи, а не из картона или кожзаменителя, как это обычно бывает в китайских вещах.
Китайскую обувь можно отличить и по запаху клея, настолько он сильный и ядовитый. Даже был такой случай, когда во время экскурсии по китайскому предприятию сопровождавший меня человек просто потерял сознание. В такую обувь не зря кладутся силиконовые вкладыши, устраняющие запах.
Есть еще одна деталь – обработка края не в обрезку, как это часто делаем мы, а с подворотом и застрачиванием. На вид более дорогая работа, но выполняется она для того, чтобы скрыть из чего сделана обувь. Дело в том, что подавляющее большинство китайской обуви в целях экономии сделано из спилка с полиуретановым покрытием.
– Спилок с полиуретановым покрытием – это что?
– Обычно кожа распиливается по толщине. Верхний слой обрабатывается: на него наносится краска, выполняется тиснение, создается лаковая или матовая фактура и т.д. Из него и шьется обувь. Оставшаяся нижняя часть – спилок – используется, как правило, на подкладку. Так делают европейцы, так делаем и мы. А китайцы этот спилок покрывают полиуретановой пленкой, внешне имеющей фактуру кожи, и обувь шьют именно из него. На вид – это кожа, а по свойствам – чистая синтетика: нога в таких туфлях совершенно не дышит. И подобной обуви на нашем рынке – около 80%.
– Получается, что у потребителя выбора практически нет?
– Он есть, но небольшой. Между российской обувью и китайской.
Наша Russia
– Разве это выбор? Традиционно отечественная обувь считалась как минимум некачественной...
– До недавнего времени так оно и было. Но за последние десять поменялось всё – материалы, комплектующие, дизайн, отношение.
– И с чем связаны столь радикальные перемены?
– С очень жесткой конкуренцией. В России за годы реформ и неконтролируемого импорта обувное производство практически вымерло – осталась только пятая часть. Зато остались самые работоспособные, самые упорные и самые грамотные, иначе в этом бизнесе не заработать. Рентабельность на производстве обуви в 15% возможна, если все принимаемые решения гениальны. Поэтому средние показатели колеблются в пределах 5 – 7%.
Отечественная обувь за последние десять лет стала конкурентоспособной. В своем ценовом диапазоне, рассчитанном на 80% российского населения, она по всем параметрам превосходит китайскую.
– Например?
– Например, по качеству кожи, которую мы, в основном, закупаем в Южной Корее. Это один из всемирных центров кожевенной промышленности: здесь качественное сырье, химия и технологии. По качеству комплектующих: ниток, клеев и т.д. – они, как правило, европейского производства. По характеру дизайна, в котором нет этой азиатской вычурности и аляповатости.
– А многие женщины, напротив, считают, что российской обуви не хватает «остроты»...
– Обувь, производимая в России сейчас, находится в русле европейской модной традиции. Здесь интересные решения появляются не за счет бисера, стразов и вышивки, а благодаря цвету, форме кроя, сочетанию разных фактур кожи.
– Вы сами можете назвать производителей у которых, на ваш взгляд, хорошая обувь?
– Без скромности, это наше предприятие – из всех российских оно самое крупное и технологически самое оснащенное. Кроме того, качественную обувь в женском ассортименте выпускает тульская фабрика (марка «Тофа»), в мужском ассортименте очень поднялись за последнее время ростовчане (марки «Амико», «Сенат», «Ральф Рингер»), неплохая обувь у белорусов. Это предприятия по сравнению с «Юничелом» небольшие, с маленькой серийностью, но зато более гибко реагирующие на спрос. Тип итальянских производств.
– Если учесть, что человек в одежде и обуви хочет быть индивидуален, насколько перспективно производство с большой серийностью? Может выгоднее предприятия как раз итальянского типа?
– Это зависит от системы дистрибуции. Большая серийность страшна, если продаешь всё в одном месте, если же есть большая география сбыта – а у нас по всей стране более 170 магазинов – это нормально. К тому же в магазинах из тысячи выставленных моделей моих только две трети, остальное – хорошая обувь других производителей. Покупателю есть что выбрать.
– Разве чужая обувь сбыту собственной не мешает?
– Дело в том, что сегодня фирменная сеть магазинов – это самостоятельный полноценный бизнес. И я не могу обязать их продавать только мою обувь. Во-первых, часть произведенного нужно продавать не через фирменные магазины для того, чтобы чувствовать изменения спроса. Во-вторых, обувь других производителей разнообразит предлагаемый ассортимент и создает необходимую конкуренцию. Если у меня плохая коллекция, торговый дом весь необходимый объем обуви может закупить у другой компании – тех же ростовчан. В противном случае, если моя коллекция будет закуплена, но не продана, – мы просто вместе разоримся.
Нелегкая промышленность
– В России импорт товаров легкой промышленности огромен. Вы можете спрогнозировать, как скажется на вашей отрасли вступление в ВТО?
– До недавних пор основным условием вступления было сохранение 15%– ной пошлины на ввозимые товары. И вдруг месяц назад на заседании Союза кожевенников и обувщиков мы узнаем, что нашу отрасль просто сдали. Использовали, как разменную монету. Все страны защищаются от китайских товаров именно пошлинами, а у нас через три года после подписания протокола она должна сойти к нулю. При этом пока шли переговоры, всё тщательно скрывалось. Нам говорили: не беспокойтесь, всё без изменений.
Защищали и машиностроение, и самолетостроение, и сельское хозяйство – всех, кроме нас. И это притом, что у отрасли есть хорошие перспективы роста, и это не нанотехнологии – здесь могут работать нормальные люди. А сейчас уже ничего не изменить, потому что протоколы подписаны.
– И каковы перспективы в таком случае?
– Думаю, что из тех, что существуют, выживет не более половины. «Юничел» останется, я не сомневаюсь. Но, естественно, снизится рентабельность, не будет денег на развитие. В конце концов, можно все распродать, людей распустить, помещения сдать в аренду и самим возить из Китая, зарабатывая на этом в пять раз больше.
– То есть для вас это выход?
– Теоретически, почему и нет. Если правительство так поступает, что остается делать. По крайней мере, торговая сеть для этого есть. Хотя лично для меня, наверно, такой вариант все-таки неприемлем. Я слишком долго проработал на этом предприятии. У нас уже был кризис после дефолта, когда собирались всё распродавать в счет задолженности перед иностранными поставщиками, но тогда хватило ума и упорства выбраться. Надеюсь, что их мне хватит и сейчас. Может быть, частично сократимся, частично перенесем производство в Китай.
Бой с тенью
– Интересно, поступая в новосибирский филиал Московского института легкой промышленности, вы именно в легкой промышленности и мечтали работать?
– Честно говоря, я всю жизнь тяготел к строительству. Но так получилось, что все мои друзья – юношеская сборная Новосибирска по боксу – пошли получать профессию инженера-механика широкого профиля. Посчитали, это достойным занятием. Закончили, правда, всего два человека: я и мой приятель. Потом я работал и главным механиком – занимался оборудованием; и главным инженером – занимался технологией производства; и коммерческим директором – выстраивал фирменную сеть. И считаю, что мне работать и руководить легко именно потому, что я прекрасно знаю все составляющие бизнеса. Мне никто не может навешать лапшу на уши.
– Считается, что более эффективны профессиональные управленцы, а не те, кто вырос из специалистов...
– В легкой промышленности, ресторанном бизнесе и отчасти в пищевой отрасли, на мой взгляд, топ-менеджер обязательно должен быть специалистом. Здесь невысокая рентабельность, поэтому, чтобы заработать, нужно знать все до мельчайших деталей самому. И, желательно, пройти весь путь самому, потому что сейчас в России специалистов, способных работать на новом оборудовании, не готовят – их приходится доучивать. Аналогично и с управленцами. Из прежних остались единицы, новых негде взять. Единственное, могу сказать, что из новых управленцев-обувщиков наиболее успешными оказались те, кто пришел из спорта.
– И как вы это объясняете?
– Спорт – это все-таки характер, это школа. Здесь нужно уметь нагружать себя по максимуму независимо от того, хочешь ты этого или не хочешь. Если умеешь заставить себя, научишься заставлять и других. Успеха ведь добивается тот, кто умеет подчинять себе обстоятельства и других людей.
– Разве такой авторитарный стиль управления не встречает сопротивления?
– Мне нужно, чтобы мои сотрудники делали то, что я говорю. Конечно, людей нужно слушать и слышать, и если не прав, признавать это. Но не слишком часто.
– Оценивая свой и чужой опыт, вы можете сказать, что необходимо для успеха в обувном бизнесе?
– Как и во всей легкой промышленности, главное – ассортимент. Огрехи в чем-то другом не будут так заметны, как в этом. На ассортимент я, например, трачу треть своего рабочего времени. Могу долго спорить по форме колодки и обычно, если требую улучшения, обувь от этого выигрывает. У меня замечательный главный дизайнер – Инна Храмцова. Умница, таких специалистов в России единицы. Но ей нужна моя поддержка на худсоветах, чтобы доказать представителям торговли, которые еще не видят модной тенденции, что предлагаемая модель пойдет, будет востребована.
Жертвы моде
– А как вы видите модную тенденцию?
– Я часто бываю в Италии на специальных выставках, где мода только зарождается. Сначала предлагаются материалы, фурнитура, потом формы колодки, каблука, носочной части и т.д.
Здесь, правда, нужно учитывать, что массовая мода отстает от авангарда не меньше, чем на год, и не всегда воспринимает модные тенденции. Был случай, когда мы с Инной, подготовив остромодную коллекцию из кожи, тисненной под змею, оказались впереди паровоза. И в бутиках подобная обувь за восемь тысяч рублей продавалась, а у нас за полторы тысячи – нет.
– Люди, наверно, не поверили своему счастью...
– (Улыбается.) Скорее, они не смотрели модных журналов. Массовая мода – она вообще более упрощенная, но тем не менее работать над женской коллекцией очень интересно.
– Почему именно над женской коллекцией?
– Потому что российские женщины следят за модой. Треть из них не купит обувь с фурнитурой из никеля, который был моден в прошлом сезоне. Они будут покупать вещи с пряжками из остромодной состаренной бронзы. Еще треть реагирует на моду более практично. Такая женщина, чтобы не казаться в следующем сезоне клоуном, будет покупать вещи, в которых модные нюансы есть, но они более умеренны и ненавязчивы.
– Есть какие-то традиционные предпочтения в обуви, присущие именно русским женщинам?
– Естественно. Все русские женщины очень любят высокие каблуки. Они предпочитают страдать ради того, чтобы их ноги выглядели длинными, хотя ноги у наших женщин – и так слава богу. Например, по сравнению с теми же европейками, которые все какие-то... низкопосаженные. (Улыбается.) И несмотря на это, там высокие каблуки – атрибут вечерних приемов, днем же – низкий каблук, удобные мокасины. Вообще, у европейских женщин главное – комфорт.
– Они, наверное, чуть больше себя любят?
– Я бы сказал, они меньше бьются за то, чтобы себя представить. Это наша женщина всегда во всеоружии – накрашена, с прической, на высоких каблуках...
– А вы сами человек модный?
– Да, несомненно. Я должен следить за модой и быть в теме. И я могу себе это позволить.
– Как относитесь к брендам и тем людям, что одеваются только в дизайнерскую одежду?
– Людей – жаль, а к вещам известных брендов отношусь нормально, потому что среди них есть много интересных и качественных. Но если интересная и качественная вещь продается под менее раскрученной маркой, я её тоже куплю. Например, своей обуви в прошлом году я купил пять пар. И меня радует, что мои друзья – руководители предприятий – тоже носят обувь «Юничел». Смотрят, во что я обут, и покупают.
– А сейчас вы во что обуты?
– В кеды Dolce Gabbana.
– Кеды на работе?
– А почему и нет? Я вообще предпочитаю вольный стиль, люблю комфорт. Кеды с подошвой из натуральной резины очень гигиеничная вещь, а верх из сетки подходит для нынешней жары. И главное, они носятся без носков. Кто носит иначе – в моде ничего не понимает. (Смеется.)
– И все же мода – традиционно женское развлечение. Вам как мужчине это действительно интересно?
– Да. Интересно поймать тенденцию, создать хорошую коллекцию и видеть, как она пользуется спросом. От этого получаешь колоссальное удовольствие. Интересно и потому, что здесь всё меняется, нет застоя. Иногда думаю, что если был бы директором какого-нибудь машиностроительного завода и год за годом штамповал одно и то же, я бы просто умер со скуки.
Фото: Фото Максима ВАЛОВА