«Я уже 6 лет сижу, никто меня не ждет»: как живет колония, выполняющая заказы мэрии и Минобороны

По цеху металлообработки мы передвигаемся, лавируя между искрами. То там, то здесь работают сварщики, а прожечь куртку совершенно не хочется. Увидеть внутри периметра колонии настоящий завод мы, признаться, не ожидали. Но нам объясняют: промзона ИК-2 еще в советское время создавалась в Металлургическом районе под нужды нескольких предприятий, в том числе ЧТЗ. Со временем необходимость в этих мощностях у заводов отпала, зато сейчас здесь выполняют заказы мэрии, правительства, МЧС, МВД, Росгвардии и Минобороны. Речь, к слову, идет о многомиллионных контрактах. Все подробности — в новом выпуске проекта 74.RU.

Александр с напарником работают в том же цехе, что и сварщики, но задача у них другая — делать цепи. Такие используют в цементной и горнодобывающей промышленности. И как-то сразу бросается в глаза, что работа эта — физически достаточно трудная.

— Энергозатратно, — подтверждает Александр. — Есть пруты из металла, их нарезают, накручивают. Потом нужно соединить и загнуть определенное количество звеньев. В данном случае 40.

— Сколько таких цепей за день делаете? — спрашиваем мы.

— Минимум тонну, — рассказывает осужденный. — Около 800 звеньев. Два года я уже работаю, сам себя обеспечиваю. Зарплата тысяч 15 выходит в месяц, и я уже оплатил первый свой иск на 40 тысяч, остался второй — на 20 тысяч.

Александр рассказывает, что эта судимость у него уже третья, но работать он раньше отказывался. А в ИК-2 стратегию решил изменить. Предложенная в цехе металлообработки вакансия его вполне устроила. Обучение проходил тут же, на территории колонии. На воле получить профессию он в свое время не успел.

— Я окончил школу, поступил в университет, потом что-то пошло не так, и с криминалом связался, — объясняет осужденный. — Учиться хотел на экономике и управлении в ЮУрГУ, это было году в 2002-м. Скорее всего, я просто факультет выбрал неправильно. Мы изучали экономику африканских стран, а в стране такое творилось! Я разочаровался, начал поступать на политологию, но понял, что еще раз сделал ошибку. А дальше улица меня приютила.

Сроки Александр получал за кражи, грабежи, мошенничество. В ИК-2 попал за попытку «перекида»: должен был в эту же колонию перебросить наркотики, но попался. Интересно, что между преступными эпизодами у него был приличный перерыв: первая судимость случилась в 2005-м, вторая — в 2015-м.

— Развелся с супругой, и мне неинтересно ничего было, — объясняет возвращение к криминалу Александр. — Тогда меня судили за мошенничество, я таким способом зарабатывал себе на жизнь.

В этот раз после освобождения обещает завязать окончательно. Шанс выйти досрочно появится в конце года.

— Я понял, что меня использовали. Это всё не фундаментально, я полностью пересмотрел свою жизнь, — рассуждает осужденный. — Мне пришлось получить срок в 8 лет, чтобы это понять. Они [старые знакомые] мне ничем не помогли, я им тоже не помогу. Они называют себя семьей, единством, но это всё слова. Сейчас есть программы от государства и я смогу уйти из колонии, разорвать навсегда эту связь, получить профессию и работать. Я бы научился ложить кафель.

Сотрудники колонии нам объясняют: в ИК-2 на улице Монтажников содержатся только рецидивисты. Для них тут действует строгий режим содержания: им разрешено меньше посылок и свиданий с близкими, чем «первоходам».

— Есть такие, кто десятый раз «заезжает». У всех срока разные, — рассказывает заместитель начальника ИК-2 Владимир Рукавишников. — За кражи тут сидят, за убийства, наркотики, изнасилования, мошенничества. Перечислять смысла нет, это весь Уголовный кодекс. Нет только террористов.

— А те, кто десятый раз [попадает в ИК], за что тут? — уточняем мы.

— Украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, в тюрьму, — приводит цитату из популярного фильма Владимир Рукавишников. — Человек освобождается, и мы через месяц его встречаем обратно. Разное бывает. Есть сроки по полгода, есть и 28 лет.

— А 28 лет за что?

— Разбойное нападение, убийство, грабеж группой лиц по предварительному сговору — сборная солянка. Это была ОПГ, — объясняет заместитель начальника колонии.

Вячеслав — живой пример киношной фразы про «украл, выпил, в тюрьму». Правда, в его случае порядок слов можно переставлять.

— Я похмеляюсь, — простовато объясняет нам осужденный. — В магазине [алкоголь] забираю, когда болею. А когда трезвый, мне ничего не надо, хорошо всё, ничего не совершаю.

Первый срок он отбывал на участке-поселении, за вторую кражу суд назначил уже строгий режим. Из двух полных лет сидеть осталось восемь месяцев.

С Вячеславом мы знакомимся в православной часовне на территории ИК-2. Он здесь частый гость: звонит в колокола, участвует в молебнах.

— Когда я сюда приехал, храм уже был построен. Его в 2010 году построили, — рассказывает Вячеслав. — Здесь товарищ сидел из Новосибирска, который проявил желание, после освобождения помог деньгами. С согласия администрации построили деревянный короб из бруса, обложили облицовочным кирпичом, а внутренний ремонт поддерживается теми, кто тут содержится периодически. Когда мы уйдем, следующие будут.

— Когда я не работаю, то всегда здесь, — делится осужденный. — А если работаю, то я в промзоне. Год на швейке проработал, а теперь деревянные кресты делаю для воли — на могилку ставить.

— Интересная у вас работа, на подумать, — подмечаем мы.

— Я и подумал, — кивает Вячеслав. — Но нам отцы советуют, что нельзя в воздух говорить. В тот раз я уже говорил, что завяжу, а не получилось. В этот раз… конца срока жду. В миру я жить больше не хочу. Опять телевизор, работа, друзья-музья — нет, не хочу. Мой друг, отец Евгений, занимается сейчас строительством храма, и он ждет по освобождении меня — помогать.

Община православных в колонии дружная, друг друга называют братьями. Чтением молитв обычно занимается осужденный Емин, правда, называть он себя предлагает Игорем.

— Это крещенное имя, — объясняет просьбу осужденный. — Я азербайджанец, а бабушка была наполовину армянка, наполовину русская. Она как-то привела меня в храм, мне лет 11 было. Крестился я уже лет в 16, это был осознанный шаг.

В колонию Емин-Игорь попал после убийства. Его товарищ решил избавиться от знакомой ради квартиры, и этому предшествовала подготовка большой компании заговорщиков. Емин, согласно материалам суда, был в курсе всех планов, а затем помогал скрыть следы преступления, сжигать тело.

— В законе так прописано, что если видишь, что совершается преступление, и не сообщаешь, то становишься соучастником, — так о своей роли в преступлении говорит сам осужденный.

— У нас здесь полноценно проходят все службы, кроме литургии, потому что нет престола, это не храм. Провести можно и соборование, и исповедь, и причастие, — перечисляет осужденный. — Прийти можно в любое время, кроме ночного, здесь всегда открыто. Службы проходят три раза в день: утром, днем и вечером. Мы сами читаем молитвы. Я здесь практически постоянно.

Есть в колонии и мечеть. От часовни ее отделяет узкая тропинка. Мы застаем мусульман за молитвой.

— О, Аллах, прими наши благие деяния, очисти нас от грехов, исправь наши сердца, укрепи нашу веру. Иншала. Даруй нам праведную жизнь, — произносит имам-наиб мечети Металлургического района Челябинска Алмаз Султанов.

Мечеть в ИК-2 открыли в 2011 году, строили ее сами осужденные.

— Почти каждый месяц удается приезжать. Иногда чаще, иногда, наоборот, реже, — рассказывает имам-наиб Алмаз Султанов. — В основном вопросы задают о том, как проводят обряды по нормам ислама, правильно, о правильном понимании Корана, потому что один человек так строчку понимает, другой — по-иному. Я рассказываю о правильном понимании священного писания, о сохранении братства.

Варианты досуга есть и для тех, кто к религии даже в колонии остался равнодушен (а таких немало). У ИК-2 есть большой клуб, кружки, в том числе музыкальная группа.

— Музыкального образования у меня нет, я самоучка, — рассказывает солист группы Юрий. — Занимаюсь этим с 16 лет, а сейчас мне 43. Ездил из Миасса в Челябинск, в кафе на Кировке выступал. Репертуар был Владимир Кузьмин, Юрий Антонов, «Земляне».

Уже в колонии, куда попал за наркотики (купил полкило гашиша, уверяет, что для личных нужд), Юрий начал писать для песен и музыку, и слова.

— Это лучше, чем потом дележка будет [из-за авторских прав]. Это же шоу-бизнес, — объясняет нам Юрий. — Чтобы этого избежать, я всё сам делаю: и играю, и пою, и сочиняю. Мне никто не нужен.

В колонии Юрий провел шесть лет, до освобождения осталась неделя. Он уверенно рассказывает, что планирует вернуться в Миасс и вновь продолжить карьеру исполнителя. А если там не получится, то нестрашно.

— Я всё равно уеду в Краснодарский край, даже песню для них написал — «Сочинский курорт». Это хит! — рассказывает о планах осужденный. — Там же это актуальная тема, я смотрел по телевизору. Хотел еще про Ялту написать, но пока только слова накидал. Вдохновения нет.

Песни с прицелом на популярность для Юрия — не новая задача. В колонии он часто поет о любви, женщинах и разлуке, и это нравится другим осужденным. Никого конкретного, говорит Юрий, при этом не представлял. На воле женщины у него нет.

— Я уже шесть лет сижу, никто меня не ждет. Я сейчас выйду и с чистого листа начну, — рассказывает Юрий. — Жена была, но мы развелись. Бытовуха. Решили, что отношения зашли в тупик, станция конечная. Мы не созванивались, она не приезжала, у нее теперь своя жизнь, мужчины. Но у меня есть две дочери. Когда я садился, им было 8 и 9 лет. Я с ними созванивался, все эти годы поддерживал отношения.

Клуб в колонии, кстати, работает не только как концертная площадка.

— Клуб мы используем для трансляции фильмов, в основном патриотически направленных, — рассказывает заместитель начальника колонии Владимир Рукавишников. — «Любовь и голуби» включали, до этого нового «Чебурашку» показывали. Еще у нас есть студия кабельного телевидения.

— Во время чемпионата мира по футболу, который проходил в России, мы организовывали в ряде учреждений онлайн-трансляции в клубе. Мы приводили осужденных, и на большом экране они смотрели футбол, — рассказывает начальник отдела воспитательной и социальной работы с осужденными ГУФСИН России по Челябинской области Сергей Третьяков.

Летом 2018-го, когда Россия принимала чемпионат мира по футболу, в ИК-2 находился и бывший министр спорта Челябинской области Юрий Серебренников. Это, пожалуй, самый медийный осужденный колонии. Приезжавшим к нему сотрудникам наблюдательной комиссии Серебренников рассказывал, как проводит соревнования и развивает библиотеку.

Обновлено

После выхода материала Юрий Серебренников связался с редакцией и уточнил, что в 2018 году фактически находился не в самой ИК-2, а в лечебно-профилактическом учрежденим №3 — оно соседствует с «двойкой», у них общий периметр.

Любителей спорта в колониях, как правило, поддерживают не хуже, чем верующих.

— Есть тренажеры, гири, гантели, штанги, поле для игры в мини-футбол, — перечисляет оснащение заместитель начальника ИК-2 Владимир Рукавишников. — Хоккейная коробка есть, баскетбольная площадка, волейбольная.

Впрочем, без проблем тут тоже не обходится. Одна из самых громких историй произошла в 2019-м, когда один из сидельцев ИК-2 объявил голодовку и зашил себе рот.

Правозащитница Валерия Приходкина тогда объясняла поступок тем, что осужденному запретили встретиться с приехавшей из Сочи женщиной и избили. В колонии, правда, озвучивают другую версию.

— Ему полгода оставалось до освобождения. Свидание ему было не положено, но своей женщине он об этом не сообщил, — рассказывают сотрудники. — Таких называют «показушниками». У них тут, в принципе, всё в порядке, но они хотят облегчения режима, хотят в гражданской форме одежды ходить, распорядок дня не соблюдать и для этого на что только ни идут, привлекают внимание общественности. На самом деле проверка по нему тогда никаких нарушений не выявила.

Стратегию с протестами и акциями выбирают далеко не все осужденные. Многие предпочитают спокойно работать, получая деньги и поощрения: дополнительные свидания, посылки, перспективу условно-досрочного освобождения.

— Здесь производство многопрофильное, — рассказывает начальник отдела трудовой адаптации осужденных ГУФСИН России по Челябинской области Денис Анисимов. — Здесь два литейных цеха: один — по стальному литью, второй — по чугунному литью. Есть еще два цеха металлоконструкций, три швейных цеха, два деревообрабатывающих. И недавно открыли новый вид производства — по переработке пластиковых изделий.

— На линии от бутылки отделяется пробка с этикеткой. Из всех этих материалов можно повторно делать продукцию, — рассказывает директор ООО «Чистый Челябинск» Вероника Варламова. — Например, из бутылки можно делать синтепон — в подушки, курточки. «Адидас» и «Найк» из переработанного пластика кроссовки шьют, форму футболистам. Этикетка — это уже другой материал. Ее можно сварить и добавлять в полимерпесчанку, в брусчатку, в плитку. Мы из нее скамейки делали пластиковые. А саму пробку можно добавлять в овощные сетки, мусорные контейнеры, тазики, игрушки.

Стабильная загрузка есть и у цеха деревообработки. Если вы за последние два года хоть раз отдыхали на новых городских пляжах в Челябинске, знайте — над благоустройством поработали в ИК-2.

— Грибки в едином стиле, пандусы для входа в воду, дорожки из лиственницы, чтобы не по горячему песку идти, вышки спасателей, флагштоки, раздевалки здесь и делаются, — уточняет Денис Анисимов.

Контракты мэрии колония исполняет часто. Например, именно здесь выпускали чугунное литье для центра Челябинска: ограждения, скамейки, урны для площади Революции, проспекта Ленина, Алого Поля, Парка Гагарина, бульвара Славы.

— Когда город готовился к саммитам ШОС и БРИКС, у нас был объект — дорога от аэропорта до Бродокалмакского тракта, — добавляет Денис Анисимов. — На «двойке» мы полностью сделали сквер возле самого аэропорта. Там есть беседка с птицами, есть беседка со зверями — их делали на аппарате плазменной резки. Дальше до Черной речки мы сделали благоустройство, выполнили пандусы, а на кольце поставили медиаэкран и по краям оформили три большие клумбы, каждая длиной больше 30 метров. Город дизайн-проект заказывал, а потом [на его основе] с нами контракт заключал.

Контракт на благоустройство дороги к аэропорту был подписан на 42 миллиона рублей. Заключили его без проведения аукционов, и это стало поводом для скандала. Но нарушения закона здесь нет, заверяет Денис Анисимов.

— Все бюджетополучатели привязаны к 44-му закону о контрактной системе. Но в этом законе есть отдельная статья, которая позволяет размещать у нас заказы как у единственного поставщика. Конкретно для учреждений уголовно-исправительной системы эта статья сделана, — объясняет начальник отдела трудовой адаптации осужденных ГУФСИН России по Челябинской области. — И там указаны виды работ, которые можно у нас закупать без конкурентных процедур. Туда входит вся продукция для благоустройства, форменное обмундирование и обувь, коммунально-бытовое оборудование.

— У нас в целом объемы производства в области за прошлый год превысили 1 миллиард 700 тысяч. Это рекордный объем, первый в истории, — рассказывает Денис Анисимов. — И в этом объеме 1 миллиард 200 тысяч — это товарная продукция для государственных заказчиков. Это силовые структуры, органы государственной власти, органы местного самоуправления.

Минобороны у колоний Челябинской области покупает кровати и посуду из нержавейки, а Росгвардия, полиция, МЧС, приставы и таможня — форму и обувь.

Работает колония и на нужды системы исполнения наказания.

— ИК-2 у нас единственное предприятие в России, которое делает по полному циклу стиральные машины — большие, промышленные, от 10 до 50 килограммов загрузки, — рассказывает начальник производства ГУФСИН. — В каждом учреждении есть банно-прачечный комбинат, и, наверное, 90% БПК по России оснащены нашими стиральными машинами.

Готовые специалисты для промзоны среди осужденных попадаются нечасто. Здесь у многих нет даже аттестата об окончании школы, о профессиональном образовании и речи не идет. Так что воспитывать кадры приходится самостоятельно.

— Докладываю: 236-е образовательное учреждение учит 12 профессиям. Контрольные цифры приема по профессиональному образованию — 256 человек, по среднему — 15 человек, — по-военному четко говорит директор образовательного учреждения при ИК-2 Виктор Яшин. — Основные виды профессий — повар, пекарь, швея, крановщики и так называемые черные металлурги: заливщики металла, формовщики, модельщики, шихтовщики, обрубщики.

— Самому молодому — 44 года, самому опытному — 63, — объясняет директор.

— 70, — поправляет его с улыбкой мастер Борис Викторович Зорин.

— Это я, я, — улыбается Виктор Яшин. — Здесь всё-таки непростой контингент. И привить элементарное желание, дать первичные навыки любой профессии — это большое дело. Я абсолютно не против, если молодой человек окончит педуниверситет, придет сюда и попытается привить рабочую профессию. Милости просим. Но надо знать нашу специфику — специфику колонии, производства, элементарные вопросы, связанные с режимными требованиями. Как можно общаться, какие вопросы можно задавать, а какие нецелесообразно. Это ведь тоже немаловажно.

На выходе из колонии встречаем группу женщин, некоторые с маленькими детьми. Они крутятся возле корпуса, где принимают передачи. Судя по лицам, твердо намерены дождаться своих мужчин. Но долгой ли будет жизнь на воле? ИК-2 и ее обитатели оставляют неоднозначное впечатление, несмотря на высказанную многими нашими собеседниками идею исправления. Самой бесхитростной тут кажется разве что косуля Машка, живущая внутри периметра.

— Она родителей потеряла, ножка сломана была. Ее в лесу нашли, нам передали, — объясняют появление животного в ИК-2 сотрудники.

Этот материал — часть большого проекта, в котором наши журналисты посещают самые разные места лишения свободы. Мы уже побывали в СИЗО и женской исправительной колонии, а еще посмотрели условия содержания виновников тяжелых ДТП и террористов.