«Рынок находится в ситуации белки-истерички»: эксперт — о причинах топливного кризиса в России

Российские власти пытаются справиться с ценовым кризисом на топливном рынке. Стоимость бензина и дизельного топлива последние несколько месяцев неуклонно росла. Был еще дефицит нефтепродуктов. На это жаловались люди на юге страны. Осенью власти отреагировали и ввели ряд ограничений. Это привело к тому, что топливо немного подешевело. Как мы пришли к кризису — нашим коллегам из 72.RU объяснил Александр Фролов, заместитель генерального директора Института национальной энергетики. Далее — от первого лица.

Я бы не стал делать точкой отсчета введение запрета на экспорт, которое произошло 21 сентября. А взял бы 18 и 19 сентября, когда началось относительно устойчивое снижение биржевых котировок на бензин и дизельное топливо.

Сам по себе запрет на экспорт оказал, скорее, стабилизирующее воздействие.

Надо заметить, что в Российской Федерации производится не просто много, а чудовищно много дизельного топлива. Если брать данные 2022 года — порядка 85 миллионов тонн. А потребляем лишь около 40 миллионов тонн из этого объема. То есть меньше половины. Невозможно всё поставить на внутренний рынок. Банально потому, что он не переварит такие объемы.

Внимание, вопрос. Если вы запрещаете экспорт дизельного топлива, как быстро ваша отрасль придет к ситуации, когда у нее просто физически будет негде хранить нефтепродукт? Отрасль не рассчитана на то, чтобы постоянно складывать всё производимое в кубышку.

Запрет касался дизельного топлива и бензина. А что ж я про бензин ничего не говорю? Потому что основным потребителем автобензина является российский потребитель. Если взять показатели прошлого года — порядка 90%. Значит этот запрет даже в относительном выражении меньше касался автобензинов, да и в количественном тоже.

Поэтому были введены послабления для дизельного топлива. Только для производителей и в том случае, если половину дизельного топлива отправляют на внутренний рынок. Было ли так, что в прошлые годы от нефтяников не требовали направлять на приоритетной основе моторное топливо на внутренний рынок? Нет. Эта норма никуда не девалась. А зачем артикулировали? Чтобы успокоить. Сейчас у нас рынок находится в ситуации белки-истерички: «О, боже мой, это объявили. О, боже, то объявили. Всё очень плохо. Надо бежать на биржу и делать дополнительные запасы».

Я утрирую, конечно, потому что отдельные игроки на этом неплохо зарабатывают: купили дешевле, продали дороже.

В данном случае я пытаюсь подчеркнуть, что в условиях нестабильности, которая наблюдается пять месяцев на внутреннем рынке, любые сообщения от правительства, любая новость, которая касается моторного топлива, будет восприниматься в первую очередь с негативной коннотацией. Все побегут закупаться, и это спровоцирует избыточный спрос на бирже. Нужно ли вам столько топлива, дорогие игроки? Нет. А зачем вы бежите? «А мало ли. Все побежали. И я побежал». Утрирование? Да.

Я напомню, что в том числе с этого в мае начался текущий кризис. Один из факторов, который привел к тому, что мы наблюдаем в данный момент, было такое поведение. Нельзя сказать, что игроки, бегущие на биржу, неправы. Они же не бегут по команде. Они реагируют на сигналы, в том числе информационного характера.

В частности, в апреле текущего года глава Минфина [Антон Силуанов] заявил, что они «уполовинят» демпферную надбавку, которую платят нефтяникам, в июле.

Как заявления Минфина были восприняты участниками рынка? Часть экспертного сообщества начала говорить, что сократятся выплаты, значит у нефтяников будет меньше стимулов поставлять нефтепродукты на внутренний рынок, они начнут всё вывозить; а если им не дадут вывозить, начнут меньше производить. Как должен был вести себя в такой ситуации представитель малого бизнеса, который покупает какие-то объемы нефтепродуктов и реализует их на своей заправке? Он будет делать запасы. У вас май — сезон высокого спроса: все садятся в машины и едут отдыхать. А тут еще дополнительный спрос на бирже со стороны людей, которые решили сделать запасы к июлю. К чему это привело? К росту цен на 95-й бензин.

А демпфирующую надбавку пересмотрели не в июле, а в сентябре.

Теперь откатили обратно. Как вы думаете, от чего на внешних рынках зависит наша демпфирующая надбавка, прописанная в Налоговом кодексе Российской Федерации? Есть формула, по которой она считается — это разница между внешними ценами и внутренними. После всех доработок общим количеством пять штук за последний календарный год в нашей демпфирующей надбавке в Налоговом кодексе стоит котировка 92-го бензина и дизельного топлива в Роттердаме в долларах. После 5 февраля 2023 года мы ничего не имеем права везти в Роттердам. Внимание, вопрос: как так получилось, что за всеми изменениями не нашлось места и времени посмотреть, что «погодите, почему мы считаем в долларах по Роттердаму. Если наш рынок сейчас от Роттердама и европейского никак не зависит»? Я позволю себе не давать ответа на этот вопрос. Просто обозначим, что он существует.

Ослабляющийся рубль у нас влияет как на рост налога на добычу полезных ископаемых, так и на размер показателя, который закладывается в демпфирующую надбавку. Всё. То есть у нас такая веселая ситуация, с которой профильное министерство по какой-то причине на данный момент ничего не делает. По всей видимости, я предположу, министерство ждет, когда заработает наш внутренний индекс цены российской нефти для того, чтобы уже вот прям взять и прописать в Налоговом кодексе. А то, что у нас слабый рубль негативно влияет на внутренний рынок, это опять же особо никого не волнует. В 2018 году была подобная ситуация — аж два ценовых кризиса. Не будем задавать вопросы, были ли сделаны какие-то выводы.

Сейчас мы имеем дело со следующей ситуацией. Правительство включило ряд мер, в том числе запрет на экспорт и продолжает донастраивать, исходя из текущей объективной ситуации на внутреннем рынке. Есть ли нехватка предложения? В среднем по стране нет и не было. У нас все необходимые объемы моторного топлива поставлялись либо в крупнейшие федеральные сети, принадлежащие вертикально интегрированным компаниям, либо на биржу. А уже с биржи судьба этих объемов была не столь однозначна. Производилось и поставлялось всё, что требовалось для снабжения регионов и тех мест, которые прилегают к НПЗ.

Что ж такое? Почему был дефицит? Это же парадокс. Надо вспомнить, что на розничную цену на моторное топливо у нас влияет в порядке убывания значимости как минимум три важнейших фактора: налоги, договоренности правительства с нефтяными компаниями в сдерживании розничных цен и лишь на третьем месте биржевые котировки. Хотя формально это самый главный фактор.

Биржевые котировки у нас определяют уровень оптовых и мелкооптовых цен. Значит оптовая цена должна транслироваться в розничную, но в момент, когда у нас биржевые котировки были на пике, розничные цены должны перешагнуть отметку в 70 рублей за литр по практически всем видам моторных топлив, кроме пропана, бутана и метана. По той банальной причине, чтобы выйти в какой-то плюс при тех котировках должна была быть такая цена.

Но цены были ниже. Как это так? Действует второй фактор. Крупнейшие федеральные сети принадлежат вертикально интегрированным компаниям. У них есть договоренности по сдерживанию розничных цен. Я понимаю, что когда это говоришь потребителю, то он всегда недоволен. Потому что это бьет по его карману. Учитывая, что у нас благосостояние, мягко скажем, не растет с 2014 года.

Розничные цены сдерживались. Где наблюдались 50 рублей за 92-й бензин, он должен был стоить 60 рублей. А 95-й и дизельное топливо совершенно точно в среднем должны были перешагнуть в 70 рублей за литр. Но этого не произошло.

Другим розничным сетям приходится ориентироваться на крупнейшие сети. Когда у крупного конкурента стоит 50 рублей за моторное топливо, вы не можете продавать его по 65–70 рублей. К вам никто не поедет.

Начиная с конца августа и в сентябре розничные показатели на независимых сетях стали отрываться от уровня, который задавали вертикально интегрированные компании, и уходить куда-то в дальние дали.

Получилась ситуация, при которой, с одной стороны, все поставить высокие цены не могут, в какой-то момент к тебе перестанут ездить. Либо суточная прокачка слишком сильно упадет. С другой стороны, у мелкого или оптового независимого игрока есть искушение, что купил для своей сети, но продавать в плюс не можешь, а в ноль или огромный минус. И тогда они стали поставлять топливо за границу. На внутренний рынок поставляется достаточно топлива, но какая-то часть, формально идущая на внутренний рынок, уходит куда-то еще. И это было экономически обусловлено. Люди пытаются заработать деньги.

Некоторые сети перестали продавать топливо. Они просто не могли поставить адекватную цену оптовой, по которой они покупают. Они были вынуждены, посмотрев на это, сказать, что будем продавать пропан, бутан. И в некоторых регионах, находящихся в близости к нефтеперерабатывающим заводам, были ситуации, при которых на каких-то заправках физически не было топлива. Просто не покупали. Какой смысл? Это работа в минус.

Третий фактор, который формировал локальный дефицит в отдельных регионах, загрузка железнодорожных путей. У нас из-за перестроения логистических цепочек часть дизельного топлива шла на Запад. Мы были крупнейшим поставщиком дизельного топлива в Европе — 10% рынка. С 5 февраля эти объемы не идут. Значит они идут куда-то еще. Если раньше на Запад, то значит сейчас нагружается южное, северо-западное и восточное направления. А железные дороги не расширились. И у вас еще повышенный спрос на юге — люди поехали отдыхать. Они приехали на машинах и потребляют моторное топливо. И на юга же идет экспортный поток. Не больше и не меньше, а просто те же самые экспортные потоки, которые шли на Запад. Это нагружает железную дорогу, и сроки доставки увеличились.

Было несколько стартовых позиций, с которых мы зашли в кризис: неоптимальные графики, как выяснилось, ремонтов нефтеперерабатывающих заводов, исходя из текущих уровней потребления, которые выросли; неоптимальные запасы по структуре; и словесные интервенции, которые напрасно стал предпринимать Минфин; и курс национальной валюты; и загрузка железных дорог; и поведение отдельно взятых независимых игроков. Это всё складываем и приходим в день сегодняшний. Когда правительству приходится в ручном режиме донастраивать и пытаться вырулить ситуацию таким образом, чтобы биржевые котировки снизились до приемлемых уровней, которые позволяют при текущих уровнях цен, которые задаются крупнейшими федеральными сетями, торговать в плюс.

Я бы не ожидал, что минимальные розничные цены, которые вы видите, будут снижаться. Я бы ожидал снижения средних цен. Только за счет того, что те аномально выросшие в независимом сегменте будут больше и больше приходить к тем уровням, которые задаются вертикально интегрированными компаниями. Той разницы в 6–8 рублей, которую мы наблюдали в середине сентября, сейчас преимущественно нет. Плюс будут бороться с высоким уровнем цен в новых регионах и на полуострове Крым.

• В России вторую неделю подряд дешевеет бензин, но его стало меньше. Что происходит и что будет дальше — разбор;
  

• «Цена должна была просто дико упасть». Экономисты — о том, почему бензин начал дешеветь;
  

• На российских заправках закончился бензин. Во всём обвинили туристов;
  

• Антимонопольная служба проверила АЗС «Лукойл» после жалоб челябинцев на перебои с топливом;
  

• «Только президентский окрик может исправить ситуацию». Почему в России, где добывают нефть, такой дорогой бензин — говорят экономисты;
  

• Сухой закон. На АЗС «Лукойл» в Челябинске уже неделю пропадает топливо;
  

• «В трубе топливо есть, и оно уходит из страны»: эксперт — о дорогом бензине и плане Путина;
  

• На челябинских АЗС возникли перебои с топливом. Кое-где бензина нет уже несколько дней;
  

• Челябинцы пожаловались на отсутствие топлива на АЗС. Мы проверили — бензин (пока) есть;
  

• «Мы уже видим дефицит топлива»: представители челябинской сети АЗС объяснили резкий рост цен на бензин;
  

• «Дорожает, значит, надо больше зарабатывать»: водители — о рекордном повышении цен на бензин в Челябинске;
  

• «Проблема вышла на президентский уровень»: на Южном Урале бензин дорожает рекордными за пять лет темпами.