Дамир Тимерханов, директор челябинской школы №1: «Меня поражает способность детей поступать по-взрослому»

В школьной толпе в этом человеке очень сложно разглядеть директора – свободная одежда вместо строгого костюма с галстуком, непринужденная манера общения. Для учеников он не просто управленец, а прежде всего, старший товарищ, с которым можно обсудить происходящее в мире, поспорить или разделить радость. А еще именно с ним связан беспрецедентный случай в истории челябинского образования, когда в 2002 году старшеклассники смогли отстоять своего директора. В рубрике «Харизма» – директор челябинской школы №1 Дамир Тимерханов.

Взрослый шаг маленьких людей

– Я не совсем уверен, что вы выбрали правильную кандидатуру для рубрики, – Дамир Галиханович задумался, когда я сообщила ему название рубрики. – Харизма – это же создание определенного образа, которому верят безусловно, за которым идут. Разве есть такой человек в сфере образования, за которым безоговорочно пошли бы родители и дети, имя которого поднимали бы как знамя?

– Но за вас же вступились в свое время…

– Я не уверен, что сегодня повторилось бы то, что было пять лет назад. Тогда я был заместителем директора по воспитательной работе и с утра до вечера общался с детьми разного возраста. Я весь находился в их настроениях, чаяниях, в «сбыче мечт». Особенно близко контактировал со старшеклассниками. Было много новых проектов, очень активно действовал совет старшеклассников, развивалось коммунарство и так далее. Не хочу сказать, что этого сегодня нет, но я выступаю, к моему большому сожалению, в несколько ином статусе для детей.

– Отдалились?

– Не то чтобы отдалился. В силу разных трудностей, связанных с пребыванием на посту директора, меня часто жизнь замыкает в рамках кабинета. А чтобы быть харизматичным для детей, надо быть с ними в их толпе. Никаких рамок просто не должно быть, особенно кабинетных. Поэтому я не уверен, что спустя пять лет произошла бы та же ситуация, когда огромная группа детей совершенно самостоятельно, без какого-либо влияния старших совершила очень взрослый гражданский шаг.

– Что вы испытали?

– Было очень приятно, очень ответственно и очень страшно. Я боялся, что детей раздавят. То, что случилось так, как случилось, здорово, потому что у огромной группы молодых людей появилась уверенность – их точка зрения решает очень многое, они могут повернуть историю.

– Какие были отношения с детьми в то время?

– В то время, как и сегодня, доверительные и очень близкие. Не вполне стандартные для сферы образования. Мы иногда ссоримся очень серьезно, и ребята на школьном форуме высказывают очень резкие суждения по поводу меня. Хотя знают, что я в курсе, кто под каким ником выходит. Мы также можем вместе радоваться, как друзья. Важную роль играет то, что я преподаю в старших классах историю и обществознание. Это сближает с детьми. Плюс коммунарские сборы. Два-три месяца до сборов, которые проводятся в конце марта, плюс несколько месяцев после – время, когда идет педагогика в действии, когда директор не просто чиновник, а человек, который взаимодействует с детьми: «ест кашу из одного котла».

– В последнее время понятие «коммунарские сборы» утратило свой первозданный смысл. Что оно подразумевает в вашей школе?

– Именно то, что подразумевало в советские годы. Насколько мне известно, на сегодняшний день они остались в чистом виде только у нас. Владимир Абрамович Караковский (организатор коммунарства в школе №1) недавно посетовал, что в московской школе № 825, которой он руководит, в том варианте, котором были изначально, коммунарские сборы изжили себя. Сейчас это некий тренинг, выезд. У нас они предполагают очень серьезную, разнонаправленную работу. Это и психологический тренинг, и применение театральных технологий, и социальное воспитание через организацию проектов, и работу в чрезвычайно важных для понимания детей местах. В этом году мы работали в социально-реабилитационных центрах. Это и физические испытания, и взаимодействие 300 человек: взрослых, выпускников 90-ых годов, выпускников-студентов и учащихся с 8 по 11 классы.

– Дети как-то открываются там?

– У нас на каждом сборе есть форма «организации друг другу спасибо». Каждый вручает другим ребятам звездочки, лучики и следы, проговаривая, кто для него с какой стороны открылся. Открываются и дети, и учителя, и директор. Хотя для меня открытия идут не только на сборах, но и каждый день. Я могу быть очарован ребенком, учителем, удивляюсь полету мысли детей, когда мы с ними вступаем в споры. Школьники очень часто способны на поступки, хотя мы часто не доверяем им. Меня поражает способность детей поступать по-взрослому.

– Чему вы стремитесь в первую очередь научить своих ребят?

– Иметь свою точку зрения, отвечать за нее, быть патриотом своего Я, своей семьи, своей школы, своего города, своей страны.

– В силу специфики школы ваши выпускники часто уезжают за границу. Не слишком патриотично получается…

– Уезжают. Но ведь быть патриотом – не значит не покидать Россию. Для меня очень важный момент, о чем я рассказываю детям, как вели себя эмигранты, проживая за рубежом во время войны. Очень редко кто-то из них шел сотрудничать с фашистами. И наоборот – огромное количество примеров, когда люди оказывали противодействие фашистам, несмотря на то, что убежали из СССР, несогласные с большевистским режимом. Наши выпускники, которые оказались в Австралии, Америке и других странах, не забыли о Родине. Просто так сложилось. Сегодняшний мир – мир интеграции. Я хочу, чтобы выпускники школы умели делать выбор и быть ответственными за него.

– Как у вас с английским?

– Я много раз пытался заниматься языком, но то ли в силу моей неспособности, то ли… Честно говоря, не хотелось бы сейчас придумывать причины, почему мне это не удалось. Я знаю английский, но на очень несерьезном уровне. И мне это доставляет дискомфорт. Директор языковой школы должен на достойном уровне владеть языком.

Открытый урок в правительстве

– Вы договаривались с Петром Суминым, что ваши дети побывают на заседании правительства области. Удалось воплотить это в реальность?

– Удалось. Мы были на заседании правительства Челябинской области, в работе которого принимали участие губернатор, вице-губернаторы, министры. Решались очень важные вопросы, вызывали чиновников. Для детей это был своего рода открытый урок по обществознанию.

– Что они потом говорили?

– Они не ожидали, что существует такая система, основанная на дисциплине и ответственности. Говорили, что это, с одной стороны, не так интересно, как им казалось, с другой, очень серьезная работа. Мы в этом году попытались достучаться до разных ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной. Встречались с депутатами Законодательного собрания области. На судебную власть просто не хватило времени.

– Как появилась такая идея?

– Она родилась спонтанно. Когда мы беседовали с детьми, очень многие выразили свое скептическое отношение к тому, что мы туда попадем, будем услышаны. Этот скепсис и подтолкнул.

– Какие сейчас у вас отношения с властью?

– Я в какой-то степени чиновник от образования, в какой-то – школьный учитель. Как должны складываться отношения с властью у директора школы?

– В 2002 году чиновники поступили с вами несправедливо…

– Я бы так не сказал. Была ситуация, сложная для каждого человека, который оказался задействован в событиях. Каждый по-своему из нее вышел, и мне кажется, в целом были приняты очень достойные решения. Нельзя сказать, что у меня были плохие отношения с властью. Я на тот момент восемь лет проработал заместителем директора по воспитательной работе, и, как мне кажется, был уважаемым человеком и на уровне школы, и на уровне района.

– Что изменилось в школе, когда начал действовать нацпроект «Образование»?

– Нацпроект действует в рамках всей Федерации, а не в отдельно взятой школе № 1. В рамках нацпроекта наша школа в этом году добилась получения президентского гранта, идет процесс информатизации – мы наполняем кабинеты оборудованием, обучаем педагогический коллектив информационным технологиям, пробуем новые формы обучения. В рамках нацпроекта классные руководители получают ежемесячное вознаграждение. Но это действует по всей России. А проблемы с нормативным финансированием, конечно, мимо не проходят.

– А вы не находите, что первостепенными являются именно эти проблемы, а не те, которые решаются?

– У меня двоякое мнение. С одной стороны, логика поощрения школ, педагогов, способных к инновационной деятельности, мне понятна – нужно сильным дать возможность развития. С другой, конечно, мне бы хотелось сначала обеспечить условия для развития, а потом развиваться. Поэтому я думаю, надо заниматься и тем, и другим параллельно. Если заниматься только созданием материально-технических и кадровых условий, тоже ничего доброго не получится. Сытое брюхо к учению глухо. На мой взгляд, главная проблема, которая встанет завтра перед системой образования, – кадровая. Дефицит сильного, заинтересованного, любящего учителя, который пришел в школу «прицельно», а не потому, что никуда больше не смог устроиться. Следует как можно скорее решить вопрос о поднятии престижа профессии, повышении заработной платы, обеспечении жильем учителей.

– У вас не возникало желания пойти в политику, чтобы решить эти проблемы?

– Возникало. С советом директоров школ, который существует в Челябинске уже два года, мы обсуждали вопрос о выдвижении не меня лично, а вообще какого-либо кандидата от нас на выборы в ЗСО. Но встает вопрос, насколько это будет серьезный шаг, не холостой ли выстрел? А еще – возможно ли быть услышанным в рамках депутатства? Пока все находится в стадии осмысления.

– Какие кандидатуры?

– Есть по одной кандидатуре от каждого района, но я пока не готов их назвать.

«Жизнь Г без ДГ»

– Вы сами «прицельно» пришли в систему образования?

– Нет, это получилось достаточно случайно. Я взрослел в советское время. Тогда мне очень нравилась общественная работа в той же 1-ой школе в рамках комитета комсомола. Это была не профанация или властные амбиции, мы просто организовывали жизнь в школе. Сама собой пришла идея поступления на исторический факультет, который считался в то время идеологическим. После него можно было продолжить общественную работу в комсомоле, политике и так далее.

– Сейчас часто встречаетесь с бывшими одноклассниками?

– Я бы не сказал, что у нас есть традиция встречаться каждый год. Важно не забывать друг друга после школы. Встречаемся мы только по юбилеям, но они проходят очень мощно – в театре, со стечением двух с половиной тысяч людей. В прошлом году праздновали 70-летие школы на Красной. Между нами есть некая общность. Для многих знаковый момент, когда во время взаимодействия по бизнесу или другой деятельности натыкаешься на выпускника 1-ой школы. Я неоднократно слышал фразу: «Там-то работает выпускник 1-ой школы». Это не попытка местечково решить свои вопросы, а ситуация поддержки.

– Что сказали ваши школьные товарищи, когда узнали, что вы стали директором?

– Близкие друзья меня поддерживали, а в целом я не увидел какой-то особенной реакции. Когда мы собирались на 20-летие окончания школы, одноклассники говорили: для них очень приятно, что их одноклассник стал директором. У нас вообще был достаточно знаковый класс – я учился с Наташей Суминой, дочерью Петра Ивановича, Николаем Швыревым, сыном секретаря обкома, Ирой Киприяновой, которая была дочерью генерал-майора, начальника автомобильного училища.

– У вас какая роль была?

– Это смотря из какой сказки. (Улыбается.)

–А какая любимая?

– Сейчас, в связи с рождением двух детей, я читаю много сказок. Думаю, в зависимости от ситуации надо менять роли. Может быть, это и минус, но я помню, как мой любимый учитель, ныне директор лицея № 31 Александр Попов, говорил о том, что не все понимают, почему у меня столько плащей. Видимо, уже тогда были определенные роли. Сейчас с детьми я могу быть и Карабасом-Барабасом, и Дуремаром, и черепахой Тортиллой, и Буратино, очень редко псом Артемоном…

– Прозвище у вас есть?

– В школе, на сайте и на сборах – ДГ (Дамир Галиханович). Дети, насколько мне известно, тоже им пользуются. Помню, пять лет назад, когда были проблемы, на строительном заборе большими буквами было написано: «Жизнь Г без ДГ». И несмотря на определенную скользкость этой фразы, мне было приятно.

Учитель номер два

- В этом году вы участвовали в конкурсе «Учитель года». Впервые?

– Да, в первый раз.

– Почему решили поучаствовать?

– Причин несколько. У нас в школе поднята планка претензий друг к другу очень высоко, и когда мы определяемся с предложениями, кого на грант или награду выдвинуть, у очень многих включается ряд комплексов. Я хотел всем показать, что возможно участвовать в конкурсе «УГ», и это легко и весело. На самом деле это не так. (Улыбается.) Мне было интересно всем и себе доказать, что директор школы может быть хорошим учителем. Это действительно чрезвычайно сложно, но эту позицию я, пожалуй, доказал. Было интересно самому все попробовать. Так сложилось, что в школе я был и вожатым, и лаборантом, и учителем, и завучем, и классным руководителем. Захотелось попробовать себя в этой ипостаси. Я только потом осознал, насколько трудно и болезненно быть критически оцененным.

– Но, по всей видимости, все равно не пожалели?

– В чем-то пожалел. Политика ведь есть везде, в том числе и здесь, хотя я благодарен организаторам городского конкурса за то, что ее был минимум.

– В чем она выражалась?

– Статусные конкурсы – это всегда определенное видение определенных людей, кто может стать победителем, какого он должен быть типажа. Для многих в принципе неприемлема ситуация, что директор школы может выиграть в этом конкурсе.

– Обидно было занять второе место?

– В каком-то смысле да. Я достаточно амбициозный человек. Но, с другой стороны, человек, который победил, у меня не вызывает никаких вопросов, потому что в сфере образования это глыба. И я очень рад, что эта глыба стала звездой по имени Марс.

– Как вы считаете, у него есть шанс повторить успех Ивана Иоголевича?

– Моя субъективная точка зрения – шансов мало. Он, безусловно, более успешный учитель, нежели я. Но менее конкурсный. А конкурс – это шоу, в хорошем смысле. И здесь очень важно, как ты себя подаешь, выглядишь, насколько презентабелен. На областном конкурсе я заявил, что готов участвовать в команде этого человека на Россию. Безусловно, здесь важен пиар, создание образа, концепция, идея и харизма. Я готов оказать поддержку и Марсу, и области, чтобы получилось результативно. Если он пойдет так, как шел на область, думаю, шансов нет.

– В вашем понимании «успешный учитель» вне конкурса?

– Жизнь – это не конкурс. В жизни это личность, авторитетная для детей по тем или иным параметрам. Наверное, каждому отдельному ребенку, классу или выпуску нужно что-то свое. Ты не обязан быть красивым или физически сильным, жизненно успешным или еще каким-то. Должна быть искра в душе, которая притягивает. Дети должны понимать, что ты любишь свое дело и их – только тогда они откроются. Детей обмануть очень сложно. Они очень четко и ярко видят равнодушие и очень быстро просекают непрофессионализм. Их невозможно купить. Невозможно организовать купленные акции с детьми за того или иного кандидата, директора и так далее. Искусственность может быть возможна на уровне студентов, электората, но только не с детьми. А еще от них не откупиться – этого не понимают очень многие родители. Нельзя дать ребенку много денег и тем самым сделать его счастливым. Необходимо тепло, внимание, любовь…

– Почему, в таком случае, так легко купить студентов? Ведь проходит всего несколько лет! Что меняется?

– Я не готов сходу ответить на этот вопрос. Действительно, что меняется... Может быть, у детей искренности больше? С возрастом нарастает эта толстокожесть и способность ко лжи. У ребенка нет мимикрии, он тоньше воспринимает окружающий мир. Мне дети намного интереснее, чем взрослые. Возможно, это тоже одна из причин, почему я не рвусь в политику.

– Ваши дети еще совсем маленькие?

– Да, у меня двое детей. Сыну четыре года с небольшим, дочери девять месяцев.

– Планируете отдать их в школу №1?

– Я ничего для них не планирую. Если они будут готовы к школе №1, то да. Я уже об этом думал и понимаю, насколько сложно будет всем, и, прежде всего, им. Быть ребенком директора – колоссальная ответственность. Дети, хоть и искренние, могут быть жестокими. Трудно самим не сломаться и других не сломать.

– Придется играть роли…

– Да. А мне-то хотелось, чтобы они были сами собой, и их воспринимали личностями, а не детьми директора.

В школе есть место «Подвигу»

– В вашем кабинете висят три портрета. Расскажите об этих людях.

– Александр Евгеньевич Попов – мой учитель математики и учитель по жизни. Человек, который меня многому учит, факел, на который идешь в ночи. Но это не значит, что с ним я во всем соглашаюсь. Он меня учит, как жить, но в то же время своими поступками или словами иногда показывает, что так делать ни в коем случае нельзя. Многие вещи я не приемлю, но при этом, когда кто-то начинает его осуждать, хочется спросить: «Осознаешь ли ты, что этот человек делает?» Он поэт, писатель, учитель с большой буквы, директор, с моей точки зрения, лучшей школы в России. Второй портрет – учитель нашей школы Варвара Митрофановна Пименова. Ей 84 года. Участница штурма Берлина. Она не преподает, но это почетный директор нашего музея, человек, который в свое время организовал музей, создал его фонд. Для меня это определенный символ школы. Третий – Владимир Абрамович Караковский, директор школы, который был здесь в 60-70-ых, член-корреспондент Академии наук, ныне директор 825 школы Москвы.

– Еще одна визитная карточка вашей школы – памятник…

– Он поставлен в 1970 году. Это тоже символ школы и того, о чем я очень часто думаю. Называется «Подвиг», хотя у нас его тепло называют «Алеша». Это памятные плиты выпускникам школы, погибшим в годы Великой Отечественной войны. В свое время очень трудно решался вопрос его установки, хотя ни копейки бюджетных средств не было затрачено. Все работы провели учащиеся и выпускники школы. Ершов написал всего одну сказку – «Конек-горбунок». Если бы Караковский установил только этот памятник, он был уже бы великим директором.

– Почему его не хотели устанавливать?

– Не так просто установить памятник в городе. Есть архитектурный план, видение. Неподалеку находится Орленок, на Алом поле – бюст Владимира Ильича. Да и потом, инициатива всегда пугает.

– У вас есть традиции, связанные с памятником?

– 19 сентября, в день открытия памятника, возле школы выстраивается линейка в 300-400 человек, на которую приходят выпускники, и выстраиваются старшеклассники. Многие учителя пытаются привести младшие классы. Происходит действо, кульминация которого – передача гирлянды памяти от парней, которые погибли на фронте, к 11-классникам. Это очень высокий момент. Я помню свои чувства, когда в 1985 году стоял в этой гирлянде. Для нынешних учеников возложение гирлянды – момент передачи истории, традиций, ответственности.

– Народные приметы есть?

– Когда выпускники сочетаются браком, очень многие приезжают возлагать цветы. Таких действий, как у студентов (например, начистить бляху), мы не позволяем. Это дань памяти.

– Сейчас возле школы строится еще одно архитектурное сооружение – торговый комплекс. Как вы на это смотрите?

– Комментировать не буду. Жизнь все расставит на свои места.

– Тогда расскажите о своих увлечениях.

– Я экстремал. Для меня чрезвычайно важно, работая с детьми в женском коллективе, периодически участвовать в мужских играх. Поэтому я прыгаю с парашютом, погружаюсь под воду и практически каждое лето сплавляюсь по горным рекам – категорийным, очень серьезным. Это дает возможность проверить свои физические данные и просто отдохнуть. На природе я набираюсь сил от реки, деревьев, горного воздуха, вида с вершины горы, преодоления порога. Это дает заряд на то, чтобы потом себя отдавать.

– В школе рассказываете о своих «подвигах»?

– Редко. Несколько раз мы прыгали со школьниками с парашютом. Пару раз пытался организовать у нас парашютную секцию, но все это натыкается на серьезные препятствия и очень большую ответственность. Когда у меня родились дети, я задал себе вопрос – хотел бы я, чтобы они занимались экстремальными видами спорта? Сын в свои четыре года увлекается гонками. Один из моих выпускников возглавляет сборную города по стрит-рейсингу. Хотел бы я, чтобы мой сын, как и он, стал гонщиком? Наверное, нет, несмотря на то, что я занимаюсь практически тем же самым.

– Ваше жизненное кредо?

– Может быть, оно пафосное, но это то, что я наиболее часто проговариваю – слова Маяковского: «Светить всегда, светить везде, до дней последних донца. Светить, и никаких гвоздей – вот лозунг мой и Солнца». Это когда хорошее настроение. А когда плохое, говорю: «То, что для гусеницы является смертью, для бабочки начало новой жизни».