Галина Бузуева, заведующая отделением патологии новорожденных ЧОДКБ: «Я хочу остаться для внуков бабушкой, а не доктором»

К сожалению, не всегда женщина имеет возможность полноценно выносить плод: стрессы, проблемы со здоровьем, неблагоприятная экология вызывают преждевременные роды. Решению этой проблемы посвящен День осведомленности о недоношенном ребенке, который недавно отмечался во всем мире. По новым стандартам оказания медпомощи в Роcсии, выхаживание недоношенных детей теперь начинается с 500 граммов или 22 недель развития. Однако процесс этот трудоемкий, требует не только современного и высокоточного оборудования, но и профессионализма и необыкновенного человеческого тепла. О том, сколько сил надо приложить, чтобы выходить килограммового ребенка, знает не понаслышке заведующая отделением патологии новорожденных Челябинской областной детской клинической больницы Галина Бузуева.

– Галина Ивановна, расскажите, как должны сойтись звезды, чтобы человек стал врачом?

– Это не звезды должны сойтись. Это должно появиться внутреннее убеждение. Я с самого детства знала, что буду врачом. Мне сложно вспомнить, в каком возрасте пришло это осознание, но в старших классах школы я целенаправленно готовилась поступать в мединститут, налегала на химию и биологию. Поскольку я сама жила в Псковской области, то метила в Смоленский медицинский. Поступила с первого раза на педиатрическое отделение, отучилась с удовольствием.

– А как же оказались в Челябинске?

– Сначала я оказалась даже не в Челябинске, а в Челябинской области: по распределению приехала в Октябрьский район. Так получилось, что до меня работала доктор из Нижнего Новгорода тоже по распределению. И когда она отработала три года, то решила вернуться на родину, и вот на ее место прислали меня. Поначалу было трудно, потому что второй врач, Галина Михайловна, ушла в декретный отпуск, и я осталась одна. И на роддом, и на поликлинику, и на детское отделение ЦРБ, и по району на фельдшерские пункты тоже одна ездила. Первые месяцы я приходила домой, падала на кровать и рыдала. А иногда даже домой не приходила – так и оставалась ночевать в ординаторской, потому что работы было много, а делать ее было некому. Но постепенно я втянулась, привыкла к нагрузкам. Да и на следующий год приехала вторая доктор, и два года мы работали в паре. Это, конечно, намного легче.

– Если сравнивать время вашего профессионального становления с современной ситуацией, то когда молодому врачу было труднее?

– В сельской местности врачу всегда было непросто, но сегодня молодым специалистам создают условия лучше, чем было в советское время, когда существовало распределение. Мы зачастую работали на голом энтузиазме по 12-14 часов. Бывало, что и посоветоваться не с кем, неоткуда получить информацию. А сегодня и оборудование закупают – только учись и работай на нем, и информация в свободном доступе: книги, журналы, Интернет. И подъемные выплачивают неплохие. Но молодежь ленится. Даже сельские парни и девушки, отучившись в городе, не возвращаются в родную деревню, потому что там надо работать, а в городе жизнь более рафинированная. Да и сам факт получения образования сегодня обесценивается.

– Когда у вас возникла мысль перебраться в Челябинск?

– Мысли перебраться как таковой не было. Я уехала в Челябинск, чтобы пройти клиническую ординатуру. Здесь же вышла замуж и после ординатуры осталась в детской областной больнице. Тогда она была маленькая: всего три отделения, и во всех я поработала, но больше всего по душе мне оказалось отделение грудных детей.

Уже тогда, в 80-е годы, в здравоохранении стали все больше обращать внимание на проблемы новорожденных, поэтому в 1987 году грудничковое отделение сменило вывеску и стало отделением патологии новорожденных. Я принимала непосредственное участие в его открытии, это тоже давалось непросто.

– Почему непросто?

– Потому что сначала оно было небольшим, всего десять коек, но, к сожалению, потребность в таком виде помощи оказалась довольно большой. Представьте: единственное отделение в области, куда со всех городов и деревень везут новорожденных с патологией. Мы постепенно расширяли его и достигли объема в 30 коек. Но главная сложность была не в увеличение койкомест, а в том, что мамам вход сюда был запрещен. Представляете, что значит для матери не видеть ребенка в первые дни и недели жизни! А что значит для ребеночка, который только появился на свет, не ощущать присутствие мамы?

– И как вы решали эту проблему?

– На свой страх и риск. В подвальном помещении организовали комнату для проживания мамочек, поставили туда койки, организовали им худо-бедно питание. И все равно каждую ночь какая-нибудь из них, а то и несколько, пробирались к своим деткам в палаты, засыпали прямо на полу, возле кроваток, на принесенных из подвала матрасах. Мы за это получали нагоняи от начальства, но было очевидно, что так продолжаться не может.

И вот в 1991 году профессору кафедры педиатрии попалась в руки монография, в которой подробно описывался опыт работы таллиннского отделения патологии новорожденных. Там врачи довольно успешно реализовали принцип стационара «мать и дитя». С этой монографией я пришла к нашему начмеду Алевтине Николаевне и сказала, что хочу открыть такой же у нас. Она пошла мне навстречу, мы поставили взрослые кровати, и с 1991 года у нас мамочки лежат вместе с малышами.

– То есть вам все-таки удалось сломать систему?

– Сломать систему было непросто, особенно убедить санэпидстанцию, которая требовала стерильности в палатах с новорожденными, что мамы нужны детям сильнее, чем доктора. Мы боролись за наш проект. И опытным путем доказали санитарным врачам, что мы правы. Дело в том, что в любом отделении есть внутрибольничная инфекция, и она очень быстро распространяется и заметно удлиняет сроки лечения больных детей. И санитарные врачи как раз боялись, что мамы станут дополнительным источником такой инфекции. Однако, наоборот, с приходом мам ситуация изменилась в лучшую сторону, потому что, как оказалось, женский организм является лучшим барьером перед болезнями. К тому же детки через материнское молоко получали дополнительную защиту, и мы о многих болезнях, которые раньше диагностировали у новорожденных в нашем отделении, вообще забыли! Помогло этому и разделение на индивидуальные палаты, где лежало по одной-две женщины с детьми. В конце концов, санэпиднадзор сдался и разрешил мамам находиться вместе с малышами. Это была очень ценная победа и очень ценный опыт, потому что наше отделение оказалось едва ли не самым первым в России, где матерям было разрешено лежать вместе с новорожденными. Подобные стали открываться в других городах только в конце 90-х, в 2000-х годах.

– Почему же чиновники не понимают очевидных вещей?

– Потому что очевидные вещи не всегда поддаются статистике. Ведь преимущества размещения мам с детьми, в первую очередь, психологические. Новорожденные в первые недели жизни воспринимают мир иначе, нежели взрослые или даже годовалые дети – у них сильнее восприятие на уровне энергетики. Такие детки очень тонко чувствуют, есть ли рядом мама, что она переживает, как к ним относятся врачи. Представляете, какой стресс для такого маленького человечка – оказаться одному в незнакомом, пугающем мире и без мамы! Да и для самих женщин нарушение контакта с ребенком – тоже стресс. Кроме психологического, есть и биологический аспект. Какими бы хорошими и полезными ни были современные смеси, ребенок должен вскармливаться грудным молоком. Это и ему дает защиту, и маму избавляет от сцеживания.

– Но ведь были же плюсы, которые наглядно убедили санитарных врачей в вашей правоте!

– Безусловно. Во-первых, как я уже сказала, мы победили внутрибольничные инфекции, потому что на пути у микробов встал организм мамы с большим иммунным опытом, если так можно выразиться. Во-вторых, постоянный контакт мамы с ребенком быстрее улучшает его состояние, и это заметно. Все это привело к уменьшению сроков лечения. Если раньше он составлял 25-26 дней, то теперь сошел к минимуму – 18,5. Ниже этого мы не можем сокращать пребывание, потому что существуют сроки лечения различных заболеваний, сроки обследования и так далее.

– Получается, что мамы – ключ ко всему?

– Да, но, к сожалению, бывает так, что мама после родов по медицинским показаниям не может находиться рядом с ребенком. Как правило, это женщины с обострившимися хроническими заболеваниями, сами нуждающиеся в медицинском уходе. И тогда с ребеночком может находиться папа или бабушка. У нас, кстати, таких случаев немало, когда в больнице лежат именно папы. Знаете, это очень дисциплинирует и тонизирует остальных мамочек.

– Это довольно нестандартно…

– Наше отделение во многом нестандартное. В подобных отделениях, где лечат новорожденных, обычно лежат детки первого месяца жизни. Но ведь заболевания бывают настолько тяжелыми, что не отпускают малыша и во второй, и в третий месяц. Поэтому мы продолжаем лечить таких пациентов на протяжении трех-четырех месяцев. С 2000 года мы стали заниматься выхаживанием недоношенных. Это тоже нестандартный ход, и он требовал серьезной подготовки – как технической, так и медицинской. Нужны были особые инкубаторы, кроватки с подогревом, подача теплого кислорода. Все это мы приобретали. Обучали персонал, особенно сестринский состав, потому что основная часть ухода ложится на них. Так отделение с 30 выросло до 55 коек, появилась некоторая масштабность. Увеличилось число узких специалистов в связи с появлением недоношенных детей – это и сурдологи, и неврологи, и окулисты. Успешно развивается неонатальная хирургия. Такое отделение, как наше, я знаю, есть только в Санкт-Петербурге, поэтому в какой-то мере мы уникальны.

– В чем же секрет успешного выхаживания деток, рожденных с патологиями или недоношенных?

– Самое главное для новорожденного – это создание комфортных условий выхаживания и адекватное питание, а медикаментозная помощь отходит на третий план. Ведь если отработаны этапы выхаживания, если ребенок нормально питается, то значит и прогноз любого лечения будет обнадеживающим.

– Все-таки персонал, его профессионализм на первом месте. Как найти таких врачей? Или их можно только вырастить?

– Врачей приходит много, потому что молодым людям, особенно после института, кажется, что работать с новорожденными детишками легко, они такие милые, беспомощные и так далее. Но на деле остаются в отделении единицы. И это особенно касается сестринского состава, потому что работать у нас сложно и тяжело в связи с большой нагрузкой. Это надо настолько любить детей, любить свое дело, чтобы остаться здесь! Многие уходят, не выдерживают. Идут во взрослые отделения, в частную медицину, где меньше ответственности, меньше нагрузки. А остаются – наши на сто процентов.

– Лучшая проверка – временем?

– Да, большинство наших сотрудников работают здесь десять и более лет. В первую очередь это, конечно, медсестры, потому что основной уход за малышами осуществляют они. Работа трудная: днем не присядешь, ночью не приляжешь. К тому же детки очень нуждаются в общении, в эмоциональной поддержке. Знаете, у нас никогда не пустует палата интенсивной терапии. И вот если ребеночек, который там находится, чувствует, что за него борются, что он нужен, то он быстрее идет на поправку. К сожалению, бывает и так, что мамы за весь период лечения не появляются в отделении. У нас был такой случай: грудничок почти три месяца проходил лечение, и мы никак не могли связаться с мамой, найти ее. Когда малыш поправился, оформили его в дом ребенка, и через некоторое время объявилась его мамаша: «Где мой ребенок?!» Согласитесь, неприятная ситуация.

– Много у вас отказников?

– Да, бывают. Медсестры, конечно, стараются поддержать их, носят на руках, разговаривают с ними, но все равно присутствие мамы ничто не заменит. Есть у нас такая сестричка, которая отказников называет сыночками и доченьками, заходит к ним в палату: «Ну, где тут мой сыночек?» Берет на руки, укачивает, гладит. Вообще, у наших медсестер давно сформировалось отношение ко всем деткам в отделении, как к своим. Это должен быть определенный склад характера, поэтому многие не выдерживают психологической нагрузки. Поэтому у нас остаются те, кому интересно, у кого в глазах огонь. Когда он есть, то трудности не пугают, а наоборот, разжигают интерес к работе. Это касается и медсестер и врачей. Интерес к работе и любовь к детям – вот две основных составляющих нашей деятельности.

– Наверное, любовь к чужим детям лишает собственных родительского внимания?

– Уверена, что его в той или иной мере лишены дети любой мамы, которая увлечена своей работой, которая ответственный специалист и высококлассный профессионал. К тому же у врачей к своим детям отношение иное. Бывает, что при заболевании собственного ребенка врач теряется, боится совершить ошибку. Я недавно стала бабушкой и, конечно, в силу своей профессии помогаю ухаживать за внучкой, но только в том, что касается купания, пеленания, кормления и так далее. Если ребенок заболевает, для меня это стресс. Я говорю ее родителям: «Обратитесь к педиатру». Я хочу остаться для внуков бабушкой, а не доктором.