Пластическую хирургию было принято считать буржуазной, элитной и совершенно не нужной широким слоям населения. Как говорил с высокой трибуны один партийный функционер эпохи социализма, советская женщина может строить коммунизм и с одной грудью. К счастью, эти времена миновали, и к пластическим хирургам люди идут уже не только в погоне за вечной молодостью и красотой, но и ради совершенно другого качества своей жизни.
Один из первых, кто четверть века назад азартно и страстно взялся развивать эту новую в то время отрасль медицины для Челябинска, города совершенно не гламурного и не столичного, и теперь не сдает лидерских позиций – это Васильев. Теперь пластических хирургов с такой фамилией на Южном Урале уже четверо. Что такое клонирование и ортогнатия, как быть хорошим отцом, высококлассным доктором и бизнесменом одновременно, зачем хирургам нужны стволовые клетки и как отличить мастера от ремесленника, об этом и многом другом состоялся наш разговор с основателем династии пластических хирургов, руководителем клиники «Пластэс» Сергеем Александровичем Васильевым и его сыновьями Юрием, Игорем и Вячеславом.
– Сергей Александрович, так может быть, прав был функционер – а так ли уж нужна россиянам пластическая хирургия? Да и зачем?!
С.А.: Если исходить из определения Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), что такое здоровье человека, – это состояние не только физического, но и психологического комфорта. И если человек не удовлетворен своей внешностью не только потому, что у него была опухоль или травма, а потому что есть какие-то свои индивидуальные изменения, то он чувствует себя несчастным во всех смыслах. И здоровым он считаться не может. Стоит ему всего лишь чуть-чуть что-то подправить, как человек преображается. И мы уже 25 лет видим, как у людей все меняется, улучшается личная или семейная жизнь, карьера идет в гору, они живут полноценно и в удовольствие. По большому счету такой специалист нужен в каждой больнице, и не один: какие-то травмы, осложнения, ожоги бывают всегда, а решить их может только пластический хирург, который знает все подходы, методики, в которые надо углубляться, знать их и владеть ими. Я являюсь национальным представителем Российского общества пластических хирургов Международной конфедерации общества пластических хирургов, которая объединяет более сотни стран, что подчеркивает значимость самой специализации.
В.С.: Пластическая хирургия представлена в России в большей степени как эстетическая, а это только малая часть пластической хирургии, может быть, она и нужна в меньшей степени, чем реконструктивная. К сожалению, пластическая хирургия в России развивается исключительно на энтузиазме каких-то отдельных специалистов и клиник, но системно ее развитие пока ограничено.
– А как вообще появилась мысль заняться именно этим направлением в хирургии? Что в нем особенного?
С.А.: Ну, как же... это было интересно, понимаете? (Улыбается.) Когда я закончил Челябинский мединститут в 1976 году пластической хирургии еще и в помине не было. Тогда в России (в Советском Союзе. – Прим. автора) было всего три клиники, которые этим занимались – две в Москве, одна в Киеве. В 1991 году я попал в Екатеринбург к Владимиру Алексеевичу Виссарионову и прошел специализацию на месячных курсах. К тому времени у меня уже был 15-летний опыт работы, высшая категория, кандидатская диссертация. Но мне как профессионалу и как человеку было любопытно: на тот момент что-то я умел делать сам, что-то видел и понимал, но никогда не сталкивался с тем, как делаются пластические косметические операции. На стажировке я посмотрел, как Владимир Алексеевич выполнял весь их спектр. Он был такой величины, что наши звезды Алла Пугачева, Раиса Горбачева ездили к нему в Екатеринбург на операции, вот такой уровень был в Советском Союзе. За месяц все освоить было, конечно, не реально, и я сам до конца в это не верил. Но потом Виссарионов стал приезжать в Челябинск, и тогда я осознал, что этому реально можно научиться, меня захватило, и я решился. В 1991 году мы открыли свою клинику «Пластэс», тогда это называлось хирургическая косметология.
– Послушайте, Сергей Александрович, ну это сейчас частники в медицине уже никого не удивляют, а тогда, в 1991 году, когда в стране случился путч, как вы решились на такой шаг – уйти из государственной больницы и начать свое дело?
С.А. Когда я уходил, это был драматический момент, не скрою. В то время я был уже заведующим отделением гнойной хирургии в ГКБ №1, ассистентом кафедры общей хирургии – хорошая позиция для врача, и если бы социализм не закончился, можно было спокойно и неплохо жить. Я бросил все, уволился, на меня сильно обиделись мои учителя и руководители, они сказали мне, ты не понимаешь, что все это никому не нужно, это все развалится, ты посмотри времена какие?! Разве людям до этого? До красоты?! Обратно мы тебя не возьмем.
Но мне было интересно! (Улыбается.) В течение полугода Владимир Алексеевич (Виссарионов. – Прим. автора) еще приезжал в Челябинск и консультировал. Потом сами потихоньку нарабатывали опыт и методики советской тогда еще школы хирургической косметологии с теми результатами, которые она позволяла получить. В 1995 году произошел резкий скачок в нашей профессиональной истории, когда появилась возможность проходить стажировку за рубежом, мы побывали и в Европе (в Германии), и в США. Тогда мы стали ориентироваться на другой, международный, уровень развития этой специальности, который очень сильно отличался от советского.
С 1996 года мы сами стали учить и открыли курсы по обучению пластических хирургов, занимаемся этим и по нынешнее время. Сейчас и на базе университета (ЮУГМУ. – Прим. автора) есть кафедра пластической хирургии. Чтобы чему-то научиться в жизни, освоить науку, специальность, первое, что нужно сделать, – самому получить информацию: прочитать, услышать, посмотреть, как это делают другие и второе – сделать самому, если речь идет о хирургии. Третий обязательный этап – научить другого. Только после того, как ты научишь другого, ты сам поймешь окончательно, как это делать. Эти принципы известны, не мы их придумали. Мы учим потому, что сами хотим учиться.
В этом году нашему центру исполняется 25 лет. Многие центры и многие хирурги, которые сейчас есть на рынке таких услуг, совмещают основную работу и «левак». Существенным отличием нашего центра с самого момента его создания было в том, что мы работали в нем не в свободное от основной работы время, а постоянно.
– Как формировался коллектив? Как разделили обязанности? Вас всего пятеро хирургов – кто за что отвечает?
С.А.: Пластическая хирургия очень обширна, сначала, пока дети были маленькие, я делал все один. (Улыбается.) Это на самом деле было очень интересно и захватывающе! Спектр был очень большой: у кого-то рубчик после травмы остался – надо сделать коррекцию; или убрать возрастные изменения на лице – веки, фейслифтинг, или исправить ошибку природы – форму носа или ушных раковин, тело – молочные железы, живот. Потом стали делать реконструктивные операции после онкологических заболеваний, этим направлением и сейчас продолжаем заниматься. Все было востребовано, поэтому и не зачахло, не прекратилось, как мне предрекали, когда я уходил. Когда пришли сыновья, стали сами оперировать: Игорь – после защиты диссертации в 2008-м, Слава – тоже после защиты кандидатской в 2009-м.
Ю.С.: В 1999 году я закончил мединститут и пошел в онкодиспансер работать не как онколог, чтобы только отрезать, а с прицелом на реконструктивную хирургию. Сергей Александрович стал выполнять такие восстановительные операции примерно с 1995-го года, и со студенчества я ходил с ним в операционную, занимался еще и киносъемкой этих операций, помогал, когда это можно было. В онкодиспансере проработал пять лет, защитил кандидатскую по восстановлению молочной железы, и потом еще 10 лет отработал в челюстно-лицевой онкологии там же, занимался в основном пластикой. Защитил докторскую по всем операциям от макушки до пяток, и мне стали нравится больше косметические, тоже не самые простые. Потом я занялся челюстно-лицевой хирургией в плане изменения формы лица – так называемая ортогнатия, своеобразный конструктор на лице. Это самые сложные операции в пластической хирургии, которые в Челябинске никто не делал и не делает до сих пор.
С.А.: (Добавляет.) Такие хирурги, как Юра, штучные по России, я туда и не вникаю!
– Что это такое ортогнатия? Чем она примечательна и важна?
В.С.: Эстетическая, челюстно-лицевая хирургия предполагают широкий спектр вмешательств по коррекции носа, ушных раковин, век, и так далее, это делают многие, если не все. Ортогнатия – это высший пилотаж, без дополнительных знаний и опыта невозможно ею заниматься. Она трудоемка и крайне специализирована. Нужно потратить много времени, чтобы разобраться во всех ее тонкостях, очень тщательно планировать операцию, конструировать совместно с ортодонтами, готовить пациента.
Ю.С.: Мои подопечные – в основном молодые люди, у которых в процессе роста, формирования костей лица происходили какие-то изменения: верхняя челюсть отстает в росте или, наоборот, нижняя. Особенности развития проявляются еще в детском возрасте – расщелины губы, неба, всего лица, и они должны быть настолько значительны, чтобы человек решился на операцию. Такие деформации не столько уродуют внешность, лицо, но и приводят к нарушениям функций, прикуса – человек не может открыть и закрыть рот, не может жевать, говорить нормально.
В.С.: Моя специализация – регенеративная хирургия: не столько отрезать, сколько выращивать. До недавнего времени эстетическая хирургия основывалась на чисто механическом удалении: если появляются избытки, что-то провисает, – значит надо их удалить, подтянуть к ушам. При этом контуры все-равно оставались нарушены: терялся объем жировой ткани, которая, как оказалось, является золотым запасом стволовых клеток, обладает выраженным омолаживающим эффектом. Мы удаляем их при липосакции просто так. А тут – бери и используй для лечения заболеваний!
– Как стволовые клетки можно использовать в регенеративной хирургии?
В.С.: Мы работаем уже не только в рамках пластической хирургии, но и вышли на междисциплинарный уровень, сотрудничаем и с сосудистыми хирургами, и, в частности, с колопроктолагами. Недавно мы закончили совместную работу по лечению очень сложных больных с ректовагинальными свищами, образовавшимися после лучевой терапии, когда между влагалищем и прямой кишкой сформировано соустие. При этом заболевании качество жизни очень сильно страдает, как правило, люди становятся глубокими инвалидами. Чтобы помочь и восстановить вот эту перегородку, им выполнялись очень сложные операции, очень рискованные, с большим процентом тяжелых осложнений. К сожалению, часто эти попытки заканчивались пожизненным стомированием и ношением специальных устройств, потому что ткани, перенесшие лучевую терапию, изменены и не могут заживать в нормальном режиме, и попытки улучшить ухудшали все.
Наша методика имеет существенные преимущества – через проколы выполняется введение специальной субстанции, продукта – той же жировой ткани. И эти дефекты заживают самостоятельно в течение нескольких месяцев. Операция занимает 20 минут без разрезов и все. Бережная методика! Это к вопросу о возможностях регенеративной хирургии.
С.А.: Методика может применяться, и такой опыт в мире есть, в кардиохирургии, урологии, онкологии, травматологии и ортопедии, когда изношенные ткани, требующие замены, не удаляются радикально, а замещаются, довыращиваются – это возможный путь лечения. Регенерация – то, что появляется вновь в замен износившегося, утраченного, разрушенного, есть перспектива выращивания тканей и даже органов – запасных частей для человека. Это такие чудеса, но если подумать, как человек появляется всего из двух клеток, то не так уж это и невероятно – задача понять, как это работает в природе, и повторить.
– Фантастика! А что-то классическое в понимании обывателя из хирургии красоты у вас есть в клинике?
И.С.: (Смеется.) Самая традиционная, наверно, специализация у меня. Это пластическая малоинвазивная хирургия – инъекции, филеры, нити, круговые подтяжки, очень популярное направление. Докторскую диссертацию я пишу по сосудистым нарушениям у детей (гемангиомы), а параллельно углубился в малоинвазиную косметическую хирургию: это инъекции ботокса, техники нитевого лифтинга, филеры и так далее. Мне интересно возвращать людям молодость, красоту, при этом действовать щадяще.
С.А.: Еще один важный член нашей команды – Карпов Игорь Александрович, профессор кафедры пластической хирургии. Он работает вместе с нами уже 15 лет. Он отвечает за обучение пластических хирургов, занимается разработкой новых программ, работает с документацией. И, конечно, же выполняет весь общий спектр операций, в основном по реконструктивной хирургии у онкобольных. Исторически так сложилось, что была свобода выбора, и каждый нашел что-то свое, чем он очень успешно и занимается.
Главное, что не сказал, как складывался коллектив – все началось с клонирования. (Улыбается.) Это один из ярких прорывов в современной медицине, когда был расшифрован геном животных и человека и предприняты попытки клонировать животных, человека клонировать нельзя. А моя жена Лариса считает, что проблему клонирования человека она решила давно и успешно – родила трех мальчиков. Благодаря этому у нас и есть коллектив в клинике. (Смеется.) Как сделать так, чтобы дети последовали твоему примеру?
– Хороший вопрос! Как?
С.А.: Я очень хотел, чтобы они тоже занимались медициной. Это захватывающе! Мне было очень интересно, и я подумал, что им тоже будет это интересно и занимательно, и как было бы здорово.... Ничего не приказывал, не заставлял, но когда приходил с работы, то ставил кассету в видеомагнитофон и показывал те операции, которые мы выполняли сегодня и снимали на видео. И пока мы ужинали, то смотрели все это, дети тут же ползали...
– А жена разве медик?!
С.А.: Нет, она музыкант, пианистка, преподаватель музыки, а сейчас помогает нам с административной работой.
– А внуков сколько?
С.А.: Шесть пока, и у них тоже другого пути нет. (Смеется.)
Случай из практики: когда появляется опыт, то уже понимаешь с порога, с какой проблемой пришел пациент. Хотя бывали и проколы, и довольно забавные. Однажды на прием пришла молодая женщина, нос которой явно нуждался в хирургическом вмешательстве, настолько он был бесформенным и уродовал лицо. На вопрос «доктор, вы видите, что нужно сделать» только я открыл рот, чтобы сказать «да, конечно, мы выполним вам ринопластику», как женщина воскликнула «вот»» и победно ткнула пальцем в маленький прыщик на щеке...
– В чем особенность работы с пациентами? В чем секрет такой популярности и востребованности клиники?
С.А.: Основа – это общечеловеческие принципы сосуществования с людьми: порядочность, прежде всего нельзя обманывать человека. Частная клиника должна зарабатывать деньги, и тут, казалось бы, появляются два противоречащих друг другу принципа: с одной стороны, надо заработать как можно больше денег, с другой стороны, человеку нужно помочь. Врач не может думать о том, чтобы заработать на человеке деньги. Бизнесмен должен так думать, ему не важно, что ты делаешь, главное – получить прибыль. Много случаев, когда человек приходит с одной проблемой, а его «разводят» на гораздо большее, навязывают услуги или товары, которые он и не хотел покупать, но его вынудили.
Важно понять, чего хочет пациент. Мы – бегуны на длинную дистанцию, у нас перспективы – не «денег заработать и разбежаться», мы планируем работать долго, и нам важен наш авторитет. Мы должны уважать пациента, быть честным с ним, делать свою работу качественно, поэтому заработанные средства и время мы вкладываем, прежде всего, в свой профессионализм, чтобы добиваться хороших результатов.
Второй очень важный принцип – это безопасность, особенно в эстетической хирургии. Любая операция – это риск, и надо сделать так, чтобы минимизировать его. Если мы видим, что есть несколько методов, чтобы решить проблему, и один из них менее опасный, а другой – рисковый, то мы выберем менее рискованный. Пусть результат будет поскромнее, но зато это точно не причинит вреда пациенту.
– А выбор в этом случае вы оставляете за пациентом или за собой?
С.А.: Ну, пациенту трудно быть квалифицированным экспертом в области пластической хирургии, как говорят, квалифицированным потребителем в области медицинских услуг. Многие, конечно, готовятся, ищут информацию в Интернете, читают, смотрят, потом говорят – хотим вот так сделать. Но когда мы отвечаем, что вот «так» делать точно не надо, а надо вот так, быстро соглашаются. Конечно, объясняем почему, но решаем мы.
– Осложнения бывают?
С.А.: Конечно, бывают. Такого быть не может, если у хирурга после операций нет осложнений, это не правда. И результаты бывают разные: и отличные, и хорошие, и средние, есть и неудовлетворительные. Когда методики отработаны, уровень квалификации достигнут достаточно высокий, все возможные риски минимальны, и если они возникают, то их можно исправить, вылечить.
– А как быть с синдромом неоправданных ожиданий?
С.А.: А это прямое противопоказание к проведению эстетической операции, потому что такому человеку не понравится любой результат. Проблема в том, что такого человека трудно распознать. И, нет-нет, да попадаемся и мы, вплоть до судебных разбирательств. Ожидания должны быть реалистичными, чтобы их можно было воплотить, исходя из тех данных, которые есть у самого пациента. Слава богу, в России пациенты нормальные, адекватные – они понимают, какие есть риски, но согласны рискнуть. Тем более сейчас прежде чем определиться с клиникой, с доктором, пациент собирает всю информацию не только о самой процедуре, но и о клинике, о докторе, затем приходит на консультацию, и только потом делает окончательный выбор. И основа этого выбора – доверие, для человека важно почувствовать, что он может довериться доктору. Как это происходит, почему – важен и опыт, и имидж, которые нарабатываются годами, и отзывы, и сарафанное радио. Человек чувствует, когда его хотят обмануть, и когда на самом деле готовы решить именно его проблему.
Ну, и, конечно, у нас есть свое собственное портфолио наших работ: оно закрыто в доступе, мы используем его только на очной консультации, чтобы показать, каких результатов можно будет достигнуть и почему.
– Так как же найти хорошего пластического хирурга? В Интернете есть целые опросники: узнать, сколько операций он выполнил, прочитать все отзывы, просить показать результаты... Это работает?
С.А.: По всем этим вопросам очень легко обмануть: можно сказать, что делаю по 30 операций в день, результаты найти в Интернете и выдать за свои – как вы проверите? Единственный совет, к которому я пришел, это предъявить так называемый гамбургский счет, когда профессионала оценивают профессионалы. Есть такие мероприятия общества хирургов, на которые каждый хирург может приехать и показать свои результаты, которые оценят специалисты. И если потом меня спросит пациент об этом хирурге, то я могу ответить, что да, я видел его работы. А если никто из коллег не видел работ этого хирурга, то тут уж сказать нечего. Логика простая: если показывает, значит, ему не стыдно за свои результаты, а если они «не очень», то он никогда и не пойдет к профессионалам, никогда их не покажет им. Ищите на страничках докторов раздел с выступлениями и публикациями. У нас такая страничка есть. Это подсказка для пациентов, остальное – на совести самого хирурга.
– 23-24 сентября в Челябинске анонсирована конференция по пластической хирургии. Будете принимать в ней участие?
В.С.: Конечно! Мы же ее и организовываем. Конференция будет международная, основные докладчики – из Москвы и Санкт-Петербурга. Она интересна тем, что будет посвящена новому направлению – регенеративной медицине, которая объединяет многие специальности так же, как и сама пластическая хирургия, использованию стволовых клеток не просто для заживления ран, но и для восстановления тканей и даже органа. На конференции будут выступать травматологи, гинекологи, колопроктологи, урологи, стоматологи, челюстно-лицевые хирурги – все те специальности, где может происходить разъединение и затем заживление тканей. Принципы регенеративной медицины едины для всех специализаций, например, когда нужно улучшить кровоснабжение и фактически заново создать капиллярную сеть независимо от того, требуется это в нейрохирургии или заживление раны после травмы. Они могут применяться фактически в любой хирургической специальности, поэтому мы и задали такое узкое направление для конференции.
– Ну вот, на дворе – кризис, а вы – стволовые клетки! Это же дорого?
В.С.: Применять принципы и методы регенеративной медицины просто, и это не потребует больших затрат или каких-то дополнительных вложений ни для больниц, ни для пациентов. На данном этапе самые современные клеточные технологии пока что применяются как инициативные клинические исследования. Есть отработанные методики, но большая часть – это не паханное поле, и надо разбираться, где они работают и как. Это не решит всех проблем медицины и не даст ответ на все вопросы, но эра клинического применения клеточных технологий и продуктов уже началась, и не нужно отставать!
К тому же, при поддержке минздрава Челябинской области на базе нашего медунивера (ЮУГМУ. – Прим. автора) в настоящее время создается лаборатория как структура НИИ иммунологии, где будут проводится исследования, организованные по международным стандартам при поддержке и контроле Центральной больницы Управления по делам президента. У нас в клинике «Пластэс» также накапливается свой определенный опыт регенеративной хирургии, близкий к клеточным технологиям, чтобы это направление развивать и дальше, нужно собрать много специалистов вместе. Они узнают и поймут, обсудят базовые аспекты и конкретные методики, что для этого нужно, чего ждать и где его, как специалиста, место, как начать применять, какие нужны условия. Мы создаем такую площадку, привлекаем специалистов из разных специальностей, чтобы развивать это вместе большим блоком.
С.А.: Регенеративная хирургия – новейшее направление медицины, это уже 22-ой век. Это прорыв, междисциплинарная тема. Во всем мире это развивается очень активно. Вот и мы приоткроем завесу на будущее и помечтаем!
Центр пластической и эстетической хирургии «Пластэс»,
г. Челябинск, ул. Воровского, 15в;
Тел.: +7 (351) 237-89-22, +7 (351) 237-97-45, +7 (351) 263-33-38;
Рlastes.ru;
mail@plastes.ru.
Фото: Фото Олега Каргаполова
