«Ничего, кроме слов девочки»: интервью с мамой подростка, которого посадили в Волгодонске за педофилию

Дело волгодонского подростка, которого обвинили в педофилии со слов дошкольницы, закончилось для него приговором — шесть лет колонии. Максима судили за то, что он якобы потрогал за гениталии 6-летнюю Настю. Из доказательств — только слова девочки. В интервью нашим коллегам из 161.RU мама Максима, Кристина Солодовникова, рассказала о двух годах расследования, заработанном диабете, давлении следствия и других испытаниях, свалившихся на плечи Максима и матери-одиночки. Подробности — в материале наших ростовских коллег.

Мы приехали к Кристине 5 октября — в день рождения ее сына. Максиму исполнилось 17. В квартире, где он живет с мамой и младшим братом, праздник не ощущается. Там скорее пусто. Это уже третий день рождения, который не проходит для мальчика весело. А в этом году он и вовсе встречает новый год жизни в ростовском СИЗО № 1.

— Уже не первый день рождения, который мы не можем нормально отметить, в праздничной обстановке, без проблем, без забот, так, как это положено детям, — рассказывает мама Максима Кристина. — Но настолько… Это впервые.

Раньше Максим всегда проводил день рождения в кругу семьи — в этот же день родилась и его бабушка, мама Кристины. Он не собирал на свой праздник шумную компанию. «Общается со всеми, но домашний и семейный мальчик», — рассказывает женщина.

Два года назад семейный праздник омрачили начавшиеся следственные действия.

Начало всей истории — это странное происшествие 24 августа 2021 года, когда во время вечерней прогулки Кристина отправила Максима с младшим братом в магазин за водой. Из магазина, до которого идти пару минут, мальчики вернулись нескоро. А когда пришли, младший отчего-то был в сильной истерике, и семья поскорее вернулась домой.

— Мы пришли, я успокоила маленького, потом я села разговаривать со старшим, — вспоминает Кристина. — Он мне пояснил, что на обратном пути Максима отозвала группа подростков. Отвели за дом и стали говорить, что он якобы кого-то трогал. На что сын говорит: «Я никого не трогал». Они стали на него давить, но Максим не соглашался. Тогда они его побили. И когда маленький, видя эту историю, начал плакать, чтобы, видать, не привлечь людей, они просто от Максима отстали.

Кристина рассказывает, что сыну разбили нос, поэтому она написала заявление в полицию.

— Заявление так было написано, чтобы с детьми просто поговорили. Провели профилактическую беседу, — объясняет женщина. — И с мальчиками в ПДН (подразделение МВД по делам несовершеннолетних. — Прим. ред.) провели беседу. Он сожалел, что они побили [Макса]. И [мама и мальчик, избивший Максима] приезжали к нам, извинялись.

По словам Кристины, эти подростки часто гуляли с 6-летней Настей и именно от нее узнали, что Максим ее якобы трогал. При этом сын Кристины в тот вечер оказался не единственным, о ком девочка рассказала старшим друзьям. Она назвала сразу несколько мальчиков, и группа подростков разыскивала «обвиняемых» по району.

— В судебном заседании нашлось четыре ребенка, на которых она говорила, — утверждает Кристина. — Их опрашивали, они выступали в суде, но на тот момент одному Максиму было 14, а остальным меньше. Они тогда не интересовали следствие.

Всё бы, возможно, и закончилось подростковым самосудом, но в тот же злополучный вечер 24 августа полицию вызвали уже из-за взрослого мужчины. Кристина пересказывает слова свидетелей: якобы возле магазинчика со спиртным Настя сидела на коленях у мужчины, который ее обнимал и целовал в шею.

— Достоверно я не видела. Но [о случившемся у магазина] эти подростки рассказывают. Поэтому же, получается, и вызвали полицию: якобы мужчина пристает к маленькой девочке. То есть инспектор из ПДН вообще из-за этого приехал. А потом… как-то туда моего ребенка воткнули, и всё это завязалось.

То, что девочку видели с мужчиной, подтверждают не только подростки. На той улице, где всё происходило, стоят два небольших продуктовых магазинчика. Обе продавщицы рассказали корреспонденту 161.RU примерно одинаковую историю:

— Когда это всё началось, я эту девочку лично видела на коленях у мужика, — рассказывает продавщица из магазинчика на углу квартала. — Мне нужно было на В-7 (название района в Волгодонске. — Прим. ред.) идти, и я смотрю: сидит старый мужик, а эта девочка у него на коленях. И со стороны казалось, что он к ней пристает. Когда я уже подошла ближе, увидела, что он ей что-то на ухо шепчет. Она сидит, улыбается… И постоянно я ее вижу, что она гуляет с детьми не своего возраста. Крутится рядом с этими мужиками на «Девятке» (круглосуточный магазин, где продают спиртное. — Прим. ред.). Мама ее приходит в магазин к нам: хорошая, спокойная женщина, ничего сказать не могу. Да и парень этот, Максим, тоже приходил: хороший, вежливый.

Мужчину, у которого Настя сидела на коленях, отпустили, потому что не нашли в его поведении состава преступления, рассказала Кристина.

— Самое интересное, что в нашем деле ни одного свидетеля, ни видеозаписи, вообще ничего нет в этом деле, кроме слов девочки. И на 6 лет посчитали, — рассказывает мама Максима. — А этот мужчина привлекался к уголовной ответственности за изнасилование, у него была статья.

Поздно вечером 24 августа инспектор ПДН пришел к Кристине домой вместе с Настей и ее мамой. Женщина отлично помнит тот разговор:

— Своих детей я отправила в комнату. Мама Насти стояла молчала, а я пыталась понять, в чем вообще обвиняют моего ребенка. Инспектор говорил, что подробностей не знает, так как его вызвали вообще по другому делу. Он только задавал наводящие вопросы. Этот мальчик? Настя подтвердила. Вчера было? Она снова кивнула. Тут уже я говорю: «Не может быть такого, вчера мой ребенок весь день играл в онлайн-игры дома. Это можно отследить». Тогда девочка говорит, что [всё случилось] позавчера. Я начинаю выспрашивать, где это было. Сама девочка ничего объяснить не могла, больше говорил инспектор. Начал какие-то схемы рисовать, и я сразу сказала: «Абсурд какой-то».

За два года следствие так и не установило точную дату случившегося.

— Дата стоит с 1 июня по 24 августа 2021 года, что является не совсем корректным с процессуальной точки зрения и с точки зрения законодательства, — заявляет один из адвокатов Максима Виола Перепечаева. — Потому что, во-первых, невозможно предоставить алиби. Во-вторых, эти даты не сопоставимы с показаниями свидетелей. Кто-то говорит о начале лета, кто-то — о середине. А одним из предполагаемых дней событий они ставят вообще 24 августа, хотя сама девочка говорила, что это произошло раньше. Видно, что следователь вообще не захотел заморачиваться.

По словам Кристины, Максим всегда гуляет только с младшим братом, «в одиночку не шляется». И позже Настя вспомнит, что Максим якобы был с братиком, хотя изначально утверждала, что парень был один. Кроме того, в первую встречу Настя заявляла, что подросток показывал ей свои половые органы, а не трогал. Когда Кристина позвала трехлетнего сына и спросила его, трогал ли старший брат эту девочку или показывал ей гениталии, ребенок ответил отрицательно.

Сразу же на следующий день Кристина пошла к маме Насти, Анне Сычевой, чтобы поговорить лично. Дверь открыли дядя и тетя девочки — Анна была на работе.

— Дядя с тетей сказали, что мама воспитанием не занимается, девочка вольная и с фантазиями. Но мне всё равно нужен был разговор с мамой. Вечером я снова к ним пришла уже говорить с мамой. Мама пояснила, что девочки дома нет, она гуляет. И с ребенком не разговаривала — не было времени.

На следующий день ситуация повторилась, а мама Насти сказала, что понять дочку не может. Тогда Кристина предложила ей сводить дочку к психологу. Та обещала это сделать во время отпуска, с 1 сентября.

— Я ей звонила, и она сказала, что дочка, по-видимому, врет, потому что ничего внятного сказать не может. То есть она дочке не верит и претензии они к нам не имеют. Через время я ей сказала, если претензии не имеете, то органы поставьте в известность. Она сказала, что хорошо, я успокоилась. А потом в сентябре нам позвонили из Следственного комитета.

Жизнь Максима и его мамы после этого звонка обернулась кошмаром: не успевали они приехать из Следственного комитета, как звонили из ПДН, потом из КДН (комиссия по делам несовершеннолетних. — Прим. ред.) — говорили, что следует прийти и к ним. Между этим приходилось принимать и «гостей» из разных инстанций, которые проверяли жилищные условия Максима. Через какое-то время Кристине пришлось уволиться с работы.

— Конечно, я понимала, что никому такой проблемный сотрудник не нужен. Я ведь работала старшим кассиром, инкассация кассы, закрытие и открытие магазина — на мне. Первое время пытались помогать, но потом пришлось уйти. Два месяца я сидела дома. Потом пришлось найти другую работу: детям же нужно что-то есть.

Папа Максима в жизни ребенка не участвует, только платит алименты.

— Ему неинтересно [заниматься воспитанием ребенка], а я не напрашиваюсь. Когда навалилось, было, конечно, желание позвонить, попросить какой-то помощи. Но вот как-то не дошло, и больше меня такое желание не посещало. И да, ребенок рожден в законном браке, и мы оба русские, — добавляет мама, уставшая от некоторых комментаторов в интернете.

Долгое время Кристина считала происходящее недоразумением, верила, что органы разберутся.

— Осознанность пришла, когда меня с ребенком вызвали на допрос и там следователь устроила маски-шоу. Я была с трехгодовалым ребенком на руках, Максим сидел в кабинете. Следователь вызвала конвой при мне и маленьком ребенке, Максима арестовали, не дав даже его обнять. Как будто он преступник. Нас отодвинули в сторону, выводили его в наручниках и посадили в конвоирку. Сутки ребенок пробыл в СИЗО Волгодонска. В 15 лет. На следующий день мы вышли в суд и просили сменить меру пресечения. После этого Максиму надели [электронный] браслет. Год и три месяца он в нем ходил.

Мама рассказывает, что ношение браслета — это как минимум дискомфорт для растущего подростка. Ослабить его могли только люди из органов, которых приходилось для этого каждый раз вызывать. Что уж тут говорить о том, что браслет мешал на тренировках ММА, которые посещал Максим, невозможно было поплавать в бассейне. Не раз, по словам женщины, ее сын травмировал ногу из-за браслета.

Каждый месяц в суде адвокаты боролись за то, чтобы мальчика освободили от «украшения». Просили оставить под подписку о невыезде, под ответственность мамы.

— Предоставляли характеристики, а мне в суде говорили: «Это он у вас хороший, потому что с браслетом».

С давлением во время следствия Кристина сталкивалась не один раз. Максима защищали два адвоката: Виола Перепечаева и Дмитрий Заходякин.

— Мне Федоров (один из судей по делу Максима. — Прим. ред.) прямым текстом говорил, что «мама, поменяй адвоката, а то с этим не то что оправдательный не светит, а еще плюс три года». Не нравился им мой Заходякин, — говорит Кристина.

Против Заходякина даже возбуждали дело во время следствия и проводили у него обыск: его обвинили в оскорблении следователя Анны Кульбаевой, которая вела дело Максима. В итоге он продолжил защищать мальчика, но с запретом на определенные действия. Что касается самой Кульбаевой, у Виолы Перепечаевой есть свое мнение о роли следователя в деле Максима:

— 132-я статья — статистическая. И следователю под конец года это [дело] было нужно, конечно же. Нужно было закрыть вот этот пробел по такому тяжкому преступлению в защиту детей. Потому что борьба с педофилами должна быть активной, потому что люди требуют этого. И она это сделала.

По информации издания «Блокнот-Волгодонск», Анна Кульбаева уже в 25 лет была старшим следователем. А в ноябре 2022 года, пока Максим носил браслет, доросла до заместителя руководителя Зимовниковского межрайонного следственного отдела.

В 2018 году следователь рассказывала в интервью для «Блокнот-Волгодонск», что влюблена в свою профессию со школьных лет. «Я получаю удовлетворение от своей работы. Когда тебе удается раскрыть дело, пускай даже проведя несколько месяцев в поисках улик, беседах с потерпевшими и допросах подозреваемого», — цитировало издание девушку.

— Она в эту девочку вцепилась, носила ей сумки домой, дарила подарки на Новый год, — рассказывает Перепечаева. — У следователя появилась пристрастность.

Как рассказала адвокат, следователя не заинтересовали и два пройденных Максимом полиграфа. На первый решились еще до заведения уголовного дела, потому что понимали, что процент оправдательных приговоров очень низкий.

По статистике, по части 4 статьи 132 «Насильственные действия сексуального характера» практически все приговоры обвинительные: за 2022 год из 1550 только 16 приговоров были оправдательными. В 2021 году — 5 из 1386. Кроме того, в случае возбуждения уголовного дела по этой статье сторона обвинения не может отозвать заявление и нет возможности примирения сторон, а для принятия решения не созывают суд присяжных.

— Также мы понимали, что за такой период ни один человек не предоставит свое алиби на каждый день. Чтобы уголовное дело не завели, мы самостоятельно попросили следователя, официально сделали запрос, чтобы нам провели полиграф, — рассказывает мама мальчика. — Нам отказали в нем, указав, что ребенку только 14 лет. С 14 лет полиграф разрешен, но с согласия родителей. То есть им это не нужно, они нам его назначать не будут. Тогда мы решили самостоятельно пройти полиграф, который показал, что ребенок этого не делал. Мы попробовали результаты приобщить к делу до того, как завели уголовное дело. Но следователь посчитала, что ей это не надо, и уголовное дело было заведено.

Второй полиграф потом предложила пройти уже сама следователь. На допросе был эксперт с 12-летним стажем, процедура длилась семь часов.

— По итогу на незначимые вопросы полиграф показал, что ребенок говорит правду. А ответы именно на те вопросы, которые имеют значение, специалист не смог ни подтвердить, ни опровергнуть. Причем мы сделали рецензию на «их» полиграф и на «свой». И всё это предоставили в суд, но [там] опять ничего не учли, — подытожила Кристина.

После повышения Кульбаевой и ее перевода в другой отдел дело отправили на дорасследование другому следователю.

Несмотря на браслет и постоянные суды, Максим продолжал ходить в лицей — в 2021 году он перешел в 9-й класс. В лицее к нему отнеслись с большим пониманием и поддерживали юношу. Как рассказала Кристина, одноклассники старались эту тему просто не обсуждать и «ни разу не сделали так, чтобы он нервничал». Максим планировал доучиться до 11-го класса и потом выучиться на военного.

— Он такой сдержанный, уравновешенный, спорт любит. Классный руководитель тоже склонялся, что сын будет военным. Но потом у ребенка пропало это желание, — описывает мама мальчика.

После девятого класса Максим со средним баллом 4,3 (троек в аттестате не было) решил пойти учиться на сварщика. Кристина осталась не очень довольна его желанием, но давить на сына не хотела. А когда началась учеба в колледже, поняла, что жалеть о поступлении туда не стоило.

— У него там отличная группа и классный руководитель. Отличный психолог, которая все судебные заседания с ним прошла. А после оглашения приговора не выдержала и взяла больничный… Для нее вердикт был шоковым.

Максим не захотел бросать учебу, даже когда его отправили в СИЗО. Попросил выписать ему учебники для самостоятельного изучения. Одногруппники будут присылать ему ксерокопии конспектов.

За два года следствия Максим изменился. Кристина вспоминает, что он всегда был очень спокойным, но из-за происходящего стал замыкаться в себе.

— Тогда мы пошли к психологу. Ребенок стал плохо спать, стал молчаливый совсем. Головой об стены не бился, но видно напряжение, в каких-то думках весь… Я очень боялась этого состояния, потому что не знала, что от него ждать. Психолог поработала с ребенком и сказала, что Максим на грани нервного срыва. Тяжеловато в этом плане было. И ребенку, и нам. Не могла в какие-то моменты поругать его, наказать. Пытались как-то это всё сглаживать. Спасибо, что, когда появилась огласка, хоть давить на нас перестали. И адвокаты не давали нас в обиду.

При этом Кристина уверена, что мальчика сломить не удалось. По ее словам, Максим никогда не жаловался, ему пришлось быстро повзрослеть. Юноша и сам утешал и поддерживал маму.

— Он и сейчас там держит себя в руках. Другой бы уже давно расклеился, — рассказывает мама. И плачет.

«Там» — это в ростовском СИЗО № 1. Поговорить с сыном Кристине удалось только через две с половиной недели после заключения из-за технических сложностей. Всё это время к мальчику ездили адвокаты.

— Он, опять же, не жаловался. Он никогда не будет ябедничать, потому что вот такой стойкий, терпеливый «солдатик». Сказал: «Мама, не переживай, всё хорошо: нас выводят на прогулку, четыре раза в сутки кормят, не мерзну». Ребенок успел переболеть там.

Кристина рассказала, что Максиму постоянно шлют письма, а он пишет ответы. Вот только отправить пока не может. Говорит, что не объяснили как.

С Анной Сычевой и ее дочкой Кристина общалась только до возбуждения уголовного дела.

— Следователь мне сказал, что если я буду ходить к маме [Насти], то мама напишет заявление, что я на нее давлю. И тогда следователь сменит меру пресечения на более строгую (тогда Максим уже ходил с браслетом. — Прим. ред.).

Через несколько месяцев после этого журналисты издания «Блокнот-Волгодонск» взяли интервью у самой девочки. На вопрос, есть ли у нее враги, девочка ответила «Да, и это Максим». При этом Настя желала, чтобы его просто наказали, но не сажали в тюрьму.

— Может быть, ты пошутила так над [Максимом], чтобы ему плохо сделать? — спросила тогда журналист «Блокнота».

— Нет, с чего бы я врала и шутила. Я только над сестрой шутила, и всё. Над [Максимом] я не шутила. Зачем мне над ним шутить? С чего бы я придумывала? Если бы вы там были, вы бы сразу поверили мне, — ответила ей девочка.

Сама Анна Сычева высказалась на программе «Мужское и женское», когда участники уголовного дела пришли обсудить ситуацию. Мать девочки вошла в студию с фразой, обращенной к Кристине: «Ты покрываешь своего будущего педофила».

На программе Анна доказывала, что ее ребенок никогда не гуляет один — только с двоюродными братом и сестрой. Тогда ведущая задала вопрос, как при наличии старших могла произойти такая ситуация.

— Потому что один раз она вышла рядом с подъездом погулять, сидела с девочкой, — объясняла женщина. — Это она мне рассказывала. Подошел Максим, прогнал эту девочку и позвал моего ребенка…

А на претензию Александра Гордона, почему Настя рассказала о произошедшем маме только 25 августа, мама ответила так:

— Она устала держать в себе.

На программе девочка также призналась, что не хотела рассказывать маме, потому что «когда я ошибку делаю, [мама] нервничает, бьет меня». Экспертизу у психолога и гинеколога девочке провели только с подачи следствия. В передаче также участвовала тетя девочки, которая заявила, что случай с Максимом — рецидив.

— От Следственного комитета я всё это узнала, когда они (Кристина и Максим. — Прим. ред.) жили в деревне Чертково, это [похожая ситуация] происходило. И после этого они переехали в Волгодонск, — заявила сноха Анны в эфире Первого канала.

Мама Максима рассказала, что из деревни она переехала, потому что там закрыли роддом, а она как раз была беременна вторым ребенком. Максим тогда учился в шестом классе и никаких подобных случаев, по словам мамы, там не происходило.

В интервью изданию «Блокнот-Волгодонск» Сычева в декабре 2021 года призналась, что сначала и сама не поверила, когда узнала о домогательствах по отношению к дочери. Но после того как Настя пообщалась с психологом и тот сказал, что девочка не склонна к фантазиям, мама доверилась словам дочери. И всё же тогда женщина считала, что Максима следует не сажать, а дать другое наказание.

Корреспондент 161.RU попытался поговорить с Анной Сычевой уже после оглашения приговора Максиму, но женщина отказалась давать комментарии, заявив в телефонном разговоре, что журналист напишет про нее с дочерью гадость.

Кристина рассказывает, что выдержать столько испытаний помогла колоссальная поддержка людей.

— Первый раз когда мы давали огласку, для меня это очень страшно было. Но люди начали поддерживать. Я поняла, насколько у нас добрые и искренние люди, которые готовы помогать, бороться. Есть люди, которые хотят помочь, но они далеко находятся, поэтому помогают финансово. Даже просто СМС со словами поддержки шлют.

В 2022 году в поддержку Максима был запущен специальный хештег. Тогда на дело обратил внимание глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин, который попросил руководителя следственного управления СК РФ по Ростовской области Аслана Хуаде взять на контроль это дело. Но плодов это не принесло. Уже после приговора жители Волгодонска запустили петицию, требуя пересмотреть решение суда и утверждая, что мальчик невиновен. На момент публикации ее подписали больше 16 тысяч человек.

В громкое дело включилась и депутат Госдумы от Ростовской области Екатерина Стенякина. Она делала депутатский запрос, писала обращение в СК.

— Но ей отвечали обычными процессуальными документами о том, что да, спасибо, мы разбираемся, следствие еще идет, приговора еще нет. Всё, — рассказывает Виола Перепечаева.

На помощь пришли и местные общественные деятели — по словам Кристины, большую поддержку оказал Леонид Петрашис, который с 2001 по 2010 год был депутатом гордумы Волгодонска в округе, где живет Максим. Также он был председателем донской общественной наблюдательной комиссии по контролю за обеспечением прав человека в местах лишения свободы Ростовской области.

Как рассказал Петрашис корреспонденту 161.RU, все два года он наблюдал за ситуацией.

— Город Волгодонск небольшой. И потерпевшая девочка известна многим, и семья известная, — говорит Леонид Петрашис. — Вся эта ситуация была настолько банальна, что даже никто в нее не верил. Кристина до последнего надеялась, что в суде-то разберутся. В итоге шесть лет. <…> А мать этой девчонки вначале, как мне известно, сама не верила дочке. Вот такая бредовая история.

После приговора мама Максима обратилась к Петрашису как «к компетентному и опытному человеку» с просьбой помочь согласовать митинг в поддержку мальчика, так как у членов инициативной группы в поддержку Максима просто не приняли заявление.

— Нам отказали по различным причинам [в проведении митинга], — рассказал Петрашис. — Но, если честно, мы-то на это и рассчитывали — придать бо́льшую огласку делу и не нарушать закон.

В день оглашения приговора Кристина практически не нервничала. Женщина была уверена в том, что ее сына оправдают, что их приговор попадет в тот самый мизерный процент оправдательных.

— Я думаю: «Вот и всё, слава богу, сейчас всё, я вздохну, забуду это как страшный сон». Мы спустились вниз [во двор]. Ребенок нервничал. Я обняла его, говорю: «Сынок, сейчас всё это закончится, сейчас буквально полчаса, и мы вернемся домой».

Но еще до вынесения приговора Кристина поняла, насколько она заблуждалась. Конвой запустили в зал суда еще до того, как судьи объявили срок заключения в шесть лет.

— Меня в тот момент накрыла истерика. Ребенок тоже заплакал. Мы уже поняли, о чем речь пойдет дальше.

Кристина говорит, что даже не может представить, каково ее ребенку было там в первые дни. Ей самой понадобилось два дня, чтобы просто отойти от шока. За два года следствия у женщины развился диабет первой степени. Каждый день к Кристине приходят ставить капельницу, да она и сама уже научилась делать себе укол с инсулином.

И у мамы Максима, и у адвокатов еще есть надежда на другой приговор. Виола Перепечаева тоже не верила в такой исход.

— Не ожидали, — говорит Перепечаева. — Мы верим в наше правосудие. Я говорю вам как адвокат, осуществляющий защиту мальчика: несмотря на всё то, что творил один следователь в нашем городе, несмотря на то, что творили некоторые люди из прокуратуры города Волгодонска, я всё равно понимала, что сама система государства, правосудия, она не такая. И что вот эти люди просто ее очерняют. Но они исключения. И у меня искренняя вера была в то, что наша система правосудия достаточно грамотная и глубокая. И что наш президент, он как бы задумывал это правосудие не таким, каким оно получилось в данном конкретном деле. Это произошло здесь и сейчас по вине единиц, которые допустили ошибки. Именно поэтому я считаю, что если мы будем сейчас продолжать, то мы заставим тех, кто находится в истоках этого правосудия, контролирующих всю эту систему, исправить эту ситуацию.

Адвокат рассказала, что апелляционная жалоба уже подана. Окружение мальчика надеется как можно скорее изменить решение суда, так как время в заключении наносит отпечаток на психике ребенка. По информации Леонида Петрашиса, сейчас Максиму в СИЗО ничего не угрожает: он находится в камере для несовершеннолетних, их там четверо, и он самый старший.

В комнате юноши до сих пор ничего не тронуто: вещи спустя три недели его отсутствия остаются на своих местах. Даже шорты висят на спинке стула, будто Максим вот-вот вернется домой. Кристина достала из сумки нательный крестик сына, снятый с него в день приговора.

— У меня за спиной такая поддержка людей, которые верят в невиновность моего сына, — рассуждает мама мальчика. — Поэтому, конечно, силы бороться еще есть. Не может быть так всё плохо. Свет в конце тоннеля есть.