Олег Пермяков, директор «Корпорации СТРАТУМ»: «В делах я склонен к «глубинному бурению», а в странствиях привлекает широта охвата»

Олег Пермяков – это знаковая фигура в бизнес-сфере Урала, в его послужном списке – десятки успешных инвестиционных проектов. Однако Олег Пермяков покоряет не только вершины бизнеса, но и малоисследованные уголки планеты – от Антарктиды до Аляски. О детских мечтах и о тех ценностях, которые превращают мальчика в настоящего мужчину, он рассказал в интервью сайту ChelFin.ru.

– Олег Анатольевич, каюсь – обещала не мучить дурацкими вопросами о мировой экономике, но удержаться просто не могу: время тревожное... Вас происходящее настораживает? Продолжающиеся с августа обвалы и нервные взлеты на фондовых рынках – и есть та самая, давно ожидаемая вторая волна кризиса?

– Настораживает. И в большей степени потому, что будущее экономики России все больше зависит от внешних, неподконтрольных нам факторов. Ситуация в стране сейчас достаточно стабильная, хотя экономика и не находится на подъеме, особенно в сравнении с предкризисными годами. Но в глобальном контексте мы стали еще более уязвимыми. Как говорится, там барин чихнет, а мы тут загриппуем. И на фоне общей экономической и политической нестабильности особые опасения вызывает непростая ситуация в Европе.

– То есть Америка остается непотопляемой?

– Да. США является архитектором и строителем мировой финансовой системы в ее сегодняшнем виде, крайне выгодном для них. Американцы создали и «раскрутили» многие сложные финансовые инструменты и технологии. За 60 лет американская экономика, доллар, государственный долг и транснациональные корпорации стали системообразующими элементами нынешнего мироустройства. Возможно, это и колосс на глиняных ногах, но все вынуждены его поддерживать, ибо, если он рухнет, то обломками придавит все рынки – валютные, долговые, фондовые, сырьевые, потребительские… Ситуация станет слишком непредсказуемой и неуправляемой.

Сегодня США лидируют в геополитической, технологической, информационной, идеологической, военной сферах и успешно противостоят попыткам изменить статус-кво. Тем более что за дебатами о необходимости некоего «нового мирового порядка» цельной привлекательной концепции не видно.

И все-таки, рассуждать о столь глобальных явлениях, наверное, удел макроэкономистов.

– Давайте о насущном: ваш бизнес потерял или приобрел в кризис?

– Он трансформировался. Три ключевых направления деятельности понесли ощутимые потери. В блоке корпоративных финансов мы адаптировали портфель предложений под изменившиеся потребности клиентов. Раньше это были эксклюзивные услуги, которые в Челябинске оказывал только «СТРАТУМ» – инвестиционное проектирование, организация рискового финансирования, разработка перспективных финансовых стратегий роста компаний, управление стоимостью бизнеса, консультирование по сделкам слияния и поглощения. В кризис стали востребованы «приземленные» антикризисные меры: контроллинг, реструктуризация, финансовая санация и т.п. вплоть до продажи активов и остатков бизнеса. Эти услуги уже не давали прежнего денежного потока, к тому же, оплата иногда поступала со значительной отсрочкой.

Деловые конференции, организатором которых выступала Корпорация, также перестали приносить желаемую отдачу. Все компании резко сократили командировочные и представительские расходы, рекламные и спонсорские бюджеты. Если в 2007 году было две линейки конференций – по финансам и недвижимости, восемь событий в год – в Челябинске, Екатеринбурге, Перми, Уфе, то к 2010 остался, по большому счету, только Уральский инвестиционный форум.

Наибольший ущерб понесло направление девелопмента. До кризиса мы консультировали значительное число проектов торговой и офисной недвижимости, загородных поселков, комплексного развития территории и непосредственно участвовали в двух девелоперских стартапах. В кризис все проекты были заморожены, а в одном из них «СТРАТУМ» стал конкурсным кредитором.

Нет худа без добра: кризис помог четко отделить действительно необходимое и полезное от всякого рода излишеств и заставил сфокусировать стратегию. Благодаря жесткому сокращению расходов, бизнес всегда оставался прибыльным, а отсутствие долговой нагрузки позволило концентрироваться на поиске новых возможностей. На «дне» цен мы приобрели помещение под офис, до этого выгоднее было арендовать. Сам я завершил обучение в Вашингтоне по специализации Real Estate Finance («финансы и недвижимость»). Сейчас мы с партнерами, в том числе, зарубежными, развиваем несколько значимых проектов в российской недвижимости, поэтому много времени провожу в командировках.

– А «СТРАТУМ» какое место занимает в вашей системе ценностей? Это дело вашей жизни? Или это обычная работа, пусть и любимая?

– По определению из курса физики, «работа» – это количественная мера действия силы, а

в моем ощущении – производное от слова «раб». Это объем произведенных по чьему-то заданию действий в обмен на материальную и эмоциональную компенсацию. В этом смысле, я в своей жизни работал только два года после института в российском представительстве американской компании, занимавшейся тяжелым металлообрабатывающим оборудованием. Это было мне совершенно не близко, не интересно, но позволяло зарабатывать хорошие по тем временам деньги.

С 1995 года я уже не работаю, а занимаюсь своим Делом. В моей системе ценностей это высший приоритет, да и времени занимает, пожалуй, процентов семьдесят. Я считаю, что в жизни мужчины Дело – это ключевой стержень. И если оно действительно твое, то мир платит за него несопоставимо больше, чем за работу. (Улыбается.) «СТРАТУМ» же – это контекст, система, структура, рычаг, юридическая оболочка, целесообразная для моего Дела.

– А как создавался «СТРАТУМ»?
– В 1995 году в Челябинске открылся один из трех офисов программы TACIS «Постприватизационная поддержка промышленных предприятий Уральского региона», куда я был приглашен на должность заместителя директора. Проектом управляла одна из лучших мировых консалтинговых стратегических фирм A.T. Kearney. В программе участвовали порядка семидесяти заводов Челябинской области, в том числе Абразивные заводы Урала, Ашинский метзавод, «Прибор», «Станкомаш», «Теплоприбор», ЮУАИЗ и другие. Западные эксперты помогали руководителям адаптироваться к новым условиям, а мы учились – у первых «семи нотам менеджмента», у вторых – российским реалиям. Это как получить МВА прямо на рабочем месте.

Оценка результатов была очень высокой, но каждый проект имеет свой срок, и в 1997 году программа планово завершилась. Мы хотели продолжить наше дело и впятером создали свою компанию «СТРАТУМ Консалтинг» – и продолжили сотрудничество с предприятиями, по ходу пьесы обрастая новыми клиентами. Вот и все. Никаких гениальных озарений не было, абсолютно...

– В то время, как мне кажется, само слово «консалтинг» было совершенно непонятно большинству руководителей челябинских предприятий. Если максимально упростить, как бы вы объяснили то, чем вы занимаетесь, допустим, трехлетнему ребенку?

– Консалтинг – это нечто, что я не только трехлетнему ребенку, но и себе затрудняюсь объяснить. (Улыбается.) Консалтинг как социальный феномен воистину непостижим. Но в прикладном значении – это профессиональная деятельность эксперта в какой-либо области знаний в части оказания клиентам информационной поддержки для принятия ими возможно лучшего решения. Чуть проще – высказывание экспертного мнения относительно предложенной ситуации или задачи на платной основе как основной род занятий. Или еще проще: систематическая продажа экспертизы на свободном рынке за деньги. Иногда за большие. (Улыбается.) Буквально – экономика знаний. «СТРАТУМ» продает экспертизу в сферах финансов и недвижимости.

Каждый из нас является экспертом в чем-то: в гаджетах, интерьере, кулинарии, футболе… (И уж «каждый суслик – агроном» в политике, вождении автомобиля, семейных отношениях и воспитании детей – если судить по отзывам на вашем сайте). Но, поскольку большинство людей разделяет работу за деньги и хобби для интереса, их экспертный талант либо «зарывается в землю», либо выплескивается на помойку Интернета. Думаю, что это скоро изменится, потому что платежеспособный рыночный спрос уже давно превышает предложение.

– Какие проекты, осуществленные за последние пять лет, вам особенно дороги?

– Начнем с того, что мы всегда были очень избирательны по целому ряду критериев, в том числе и этического характера. Мое предыдущее большое интервью 74-ке лет десять назад было озаглавлено «Мы не консультируем торговцев наркотиками». (Улыбается.)

За эти годы мы выполнили десятки проектов, которыми можно гордиться. Лично для меня самые любимые проекты – девелоперские. В консалтинге, зачастую, конечный результат измерим, но не осязаем, а я люблю видеть что-то конкретное. Чувствую удовлетворение, проезжая мимо завода Carbo Ceramics, который «СТРАТУМ» сопровождал от идеи до запуска. С удовольствием пью кофе в гостинице Holiday Inn – в этом проекте мы были вовлечены от концептуализации до привлечения финансирования. То же касается и покупки мелочей для дома в гипермаркете «Home Center». Ну, вот эти проекты, пожалуй, особенно дороги. В скором будущем, надеюсь, еще пару-тройку запустим.

– Вы, можно сказать, закоренелый отличник: в первом классе учились меньше месяца – и сразу были переведены во второй, а к десятому классу свободно разговаривали по-английски и среднюю школу закончили с золотой медалью. А за пять лет обучения в Московском государственном институте международных отношений умудрились получить сразу два диплома: красный по специальности «Международные отношения» и обычный по специальности «Международное право». Это были сознательные усилия или просто учеба легко давалась?

– И то, и другое. Вообще, стараюсь использовать любую возможность научиться чему-то новому. Если чувствую, что «не моё», то составляю системное представление и останавливаюсь на разумно достаточном уровне среднего специалиста. Так было с маркетингом, информационными технологиями, социологией и десятком других дисциплин. Это очень помогает в бизнесе, позволяет видеть любую ситуацию под разными углами, в объеме.

То, что «зацепило» осваиваю в полном объеме до экспертного уровня – в этом я отличник-рецидивист (Улыбается.) Здесь стратегический менеджмент, корпоративные финансы, инвестиции, недвижимость. Еще корпоративное правление – я обучался в Российском институте директоров по профилю «корпоративный директор» и был независимым директором в Советах директоров ряда компаний.

Ну и что-то для досуга – курсы дайвинга и яхтенного шкипера, дизайн интерьеров, фотография, компьютерный моддинг.

Насчет перфекционизма… Мое убеждение – проще сразу сделать все на «5», чем абы как, и потом переделывать.

И все же главное – это выбор цели и вектора движения. В моем случае, это было абсолютно осознано, причем на ранней стадии – еще классе в шестом. В советское время общество было четко разделено на касты, возможности пробиться на уровень, где жизнь интересна и комфортна – это либо пойти по комсомольско-профсоюзно-партийной линии, либо выбрать одну из крайне ограниченного перечня «элитных» сфер профессиональной деятельности – в том числе, дипломатическую службу. Номенклатурный вариант был не привлекателен, оставалось идти в МГИМО и все было этому подчинено. Не пошла бы в 1991 страна по состоявшемуся пути развития – так не было бы «СТРАТУМа», а я бы служил в МИДе.

– Вас привлекала такая перспектива?

– Нет, иначе я бы выбрал ее. Во время учебы в институте я успел поработать в посольствах СССР на Кубе и в Экваториальной Гвинее. Это такая маленькая страна на самом экваторе, единственная в Африке, где официальный язык испанский. Население меньше миллиона человек, а президентом был живодер Обьянг Нгема Мбасого. На практике я быстро понял, что «дипломат» звучит красиво, но каждый, даже самый младший, сотрудник дипслужбы заключен в гораздо более жесткие рамки, чем другие госслужащие. Не все готовы с этим жить.

– А предложения пойти во власть когда-нибудь поступали?

– Нет.

– Думаете, по глазам видно: «Не предлагать!»?

– Я об этом вообще не думаю. (Усмехается.) Истинная власть вон там (Показывает пальцем вверх.), а все остальное люди сами себе напридумывали. Государство, политика? Просто цветовая дифференциация штанов. Прислуживаться тошно... Лучше сосуществовать с властью в параллельных вселенных, но в сегодняшней России это непросто.

– Удивляет, как Вы с таким мировозрением родились и выросли в СССР. Какие книжки Вы в детстве читали?

– Да те же самые, что и все. «Как закалялась сталь», «Два капитана». Жюль Верн, Дюма.

– А какая из недавно прочитанных книг оставила глубокое впечатление?

– «Хижина», Уильям Пол Янг. Хотя попала она ко мне в руки уже давненько – год-полтора назад. Это художественно-философская книга, ставящая серьезные экзистенциальные вопросы: в чем истинные причины происходящего с человеком? Насколько предопределена его жизнь? Справедливо ли существование зла? Где найти источник вдохновения, когда привычные опоры уничтожены? Сюжет строится на парадоксальном контрасте страшной личной трагедии главного героя и его легкого, даже ироничного, разговора с тремя воплощениями Бога. Возможно, высший смысл посылаемых человеку тяжелейших испытаний – реализация безусловной свободы нравственного выбора в пользу веры, прощения, благодарности – или отказу от них. И то, что он выберет, по большому счету, определит смысл, состояние и содержание его последующей жизни.

- Я знаю, что ваше увлечение – путешествия в малоизведанные уголки мира. Как оно возникло?

– Это не увлечение, это другая важнейшая ценность моей жизни кроме Дела. И это вторая причина, по которой я в свое время выбрал МГИМО: страна была невыездная, и максимум, на что мог рассчитывать простой советский гражданин – это провести летний отпуск в Болгарии. Возможность отправиться в любую точку на карте была для меня категорически важна, и МИД был если и не единственным, то одним из очень ограниченного числа ведомств, сотрудники которого имели возможность побывать в разных странах.

В чем ценность странствий? Прежде всего, это лавина новых впечатлений – в первую очередь, зрительных. Красота заполярья и красной пустыни, ледников и сельвы, снежных вершин и Большого барьерного рифа… Величие Сан-Сити, пирамид Теотиуакан, ночного Сингапура, Тадж Махала и Каджурахо. Дома мозг перегружен непрерывным потоком разнообразной информации, постоянной необходимостью ее анализировать, обобщать и реагировать, а странствия дают возможность устроить передышку, переключиться на эмоциональное восприятие. В поездках сознательно отказываюсь от новостей, только изредка почту проверяю. Тело тоже благодарит за «движуху» – восхождение, рафтинг, поход на байдарках среди айсбергов, ночное сафари, треккинг по леднику ... Это просто праздник!

К тому же, в своей стране живешь, как рыба в воде. Новая информация из привычных источников – РБК, «КоммерсантЪ», деловых журналов – лишь слегка дополняет давно сложившуюся в сознании картину устройства водоема. Рыба поймет феномен воды, только покинув ее. Ведь есть совсем иные миры – на суше, в воздухе, под землей… Чтобы ощутить, как там живут, надо погружаться в другую среду почаще и на подольше. Очень сознание расширяет.

И, наверное, еще одна причина – мне просто очень нравится перемещаться в пространстве. Конечно, приходится много времени проводить в кабинете, за компьютером, но по натуре я все-таки непоседа.

– Если поиграть в смыслы слов, то путешествия и странствия – это не одно и то же.

– Да, в слове «путешествие» в значительно большей степени присутствует вектор целенаправленности, конкретная исследовательская цель. В этом смысле Джеймс Кук, Марко Поло, Афанансий Никитин, Крузенштерн были великими путешественниками. А «странствие» – это огромный выбор возможностей, ни одна из них не является доминантно приоритетной и сам процесс является результатом. Они даже не ранжированы в каком-то порядке – я хочу побывать в различных уголках планеты, и что «выстрелит» в этом году, по большому счету, не принципиально важно. Так, Антарктида вовсе не была мечтой детства, но как точка на карте она меня всегда манила. Подвернулась возможность – поехали! Затем – Африка, Австралия, Гималаи и в промежутках по мелочи. В этом году получилась Аляска. Не потому, что я в детстве запоем читал Джека Лондона и мечтал побывать в тех диких и прекрасных краях, но в большом списке намерений Аляска всегда присутствовала. Сейчас готовлюсь к Амазонке.

– Какого рода впечатлений вы ищете в поездках?

– Частично об этом мы уже говорили, но попробуем копнуть глубже. (Усмехается и задумывается на пару мгновений.) Сказать «системных» было бы, наверное, слишком заумно... Но я действительно стремлюсь составить в своей голове полную картину мира. Я не фанат дикой природы, я горожанин, у меня нет тяги к нетронутым уголкам земли, где не ступала нога человека, нет у меня необоримой потребности устроить летом вылазку в лес или на уральские озера... Я не большой знаток искусства и в поездках не упираюсь в изучение архитектуры или посещение музеев. Я не психолог, по большому счету, равнодушен к большинству окружающих людей. Но когда речь идет о целых социумах, верованиях и представлениях разных народов об окружающем мире, их понимании добра и зла – это интересно. Я не юннат – в том смысле, что по своей инициативе вряд ли когда-то приду в зоопарк или буду птичек в бинокль разглядывать. Но мне прикольно наблюдать за пингвинами, на животе «выстреливающими» на льдину, за лениво отдыхающим прайдом львов, за тем, как всплывает в паре метров от корабля огромный кит... Когда я попадаю в совершенно иную, незнакомую среду, становится интересно буквально все: и природа, и города, и люди, и животные. Привлекает новизна, символичность – мыс Доброй Надежды, где встречаются два океана, буддийская ступа, маленький городок с чудным названием Северный Полюс – и зацепить может все, что угодно. Как профессиональный эксперт-аналитик, в делах я склонен к «глубинному бурению». Но в странствиях меня привлекает именно широта охвата – я скольжу по поверхности и по возвращении из поездки не лезу в Интернет, чтобы раскопать все детали.

– По какому принципу вы подбираете попутчиков?

– Странствия – это не семейный отдых и от напарника многое зависит. Помимо соображений безопасности, взаимоподдержки и экономической оправданности, появляется объемное видение: точки зрения различаются, каждый улавливает что-то свое, идет обмен впечатлениями и получается картинка, как сейчас модно все называть, “3D”. (Улыбается.) А важны, прежде всего, разделяемые цели и ценности, поэтому напарник всегда кто-то из ближнего круга. Конечно, должна быть хорошая психологическая совместимость – мой ритм странствий подразумевает непрерывное движение. Так, в последней поездке в две недели уложилось двенадцать городов и тринадцать гостиниц, триста километров в день на автомобиле и ежедневные «активитиз». Года три назад мы даже определение специальное дали – «отдых на износ». (Улыбается.) Не каждому это по вкусу, кто-то хочет просто лечь на берегу моря и потягивать коктейль через трубочку, любуясь закатом. Безусловно, чувство юмора. Ну, и наконец, возможность распоряжаться своим временем – взять отпуск на целый месяц в нужное время и, при необходимости, его скорректировать.

– Как рождаются маршруты?

– По-разному. В одно из первых странствий, в 1997 году – надо же, четырнадцать лет назад! – мы проехали на автомобиле от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса, пересекли границу восемнадцати штатов. Это заняло четыре недели. У нас на руках был только авиабилет «туда-обратно», и автомобиль, забронированный через моих американских знакомых. И отправились в путь, руководствуясь только картой, пониманием конечной точки пути и собственными желаниями: решение о том, где мы сегодня будем ночевать, принималось спонтанно, понравился город – могли задержаться на пару дней, а пустыни Нью-Мехико, Аризоны, Невады преодолевали длинными перегонами.

Другое дело – Антарктида. Ты на ледоколе и маршрут предопределен. Нельзя подойти к капитану и сказать: «Мне вон та гора нравится, давайте высадимся на берег!».

Вообще, дальние поездки – это всегда стремление охватить максимум возможного каждый раз. Добираться до Африки почти два дня (и столько же назад), да и стоит недешево, поэтому ты стараешься как можно больше увидеть на месте, чтобы через год не возвращаться. И планируешь пять стран за раз, в каждой по два-три-четыре места, где хочется побывать. Так и рождается напряженный график под девизом: «Отдохни навсегда!». (Улыбается.)

– Вам комфортно живется в этом времени?

– В этом времени – да. Очень хорошее время. В том числе и с точки зрения странствий. Три века назад путешествия были сопряжены с немыслимыми рисками и неудобствами. Плыть месяцами на корабле, питаясь одной солониной и страдая от цинги... Нет уж, я страшно рад, что живу в эпоху самолетов! И надеюсь, доживу до того времени, когда перемещения в пространстве будут занимать считанные минуты. Комфортно, когда есть смартфон с навигатором, ноутбук с фильмами, чтобы не скучать в самолетах, кредитная карта, чтобы прямо из автомобиля оплатить гостиницу и не напрягать мозг на тему обмена валюты. Я – приверженный сторонник пластика, не люблю с собой кэш носить. Через пару лет сделают девайс-трансформер с месячным зарядом батареи, так вообще настанет сказка для легкоходов, как я. (Улыбается.)

– А с кем из ныне живущих или уже умерших людей вам хотелось бы побеседовать?

Если о простом, житейском, то кумиров у меня нет. Побеседовать интересно с любым неординарным человеком, имеющим цельную систему взглядов и отличное от моего мироощущение. Есть, что спросить у Далай-ламы, у Тэтчер и Обамы, у Цукерберга или Брина. Главное, чтобы разговор получился искренним и доверительным. Вот, мне нравится творчество Тома Уэйтса – композитора и певца, который живет в Лос-Анджелесе. Было бы прикольно встретиться с ним, причем не на концерте, а посидеть на берегу океана, спросить: «Ну как дела, брат Том?» – «Да так как-то, брат Олег». (Смеется.) Меня занимает устройство мира. Как он видится глазами крупного политика, успешного бизнесмена с многомиллиардным состоянием, всемирно известного артиста – очень интересно сравнить...