Вова Вишняков, художник-мультипликатор: «В каких бы потемках ты не витал, Мотылёк, все равно полетишь на свет»

В галерее ОкNо можно было познакомиться с «Кляксикой» Вовы Вишнякова и Николая Брежинского – весьма оригинальных представителей современного искусства Челябинска. Продвинутая публика знает их как перформеров, дизайнеров, организаторов фестивалей неумелого кино «Клара Стобой» и «Goffman». Но интерактивная медиа-инсталляция «Музей оживших фотографий», объекты и мультфильм «Фрикозоиды», криворисование открыли нам иные горизонты художника и импровизатора Вовы Вишнякова.

Капризы художника

– Вы были актером в театре, занимались фотографией. Что сегодня?

– Еще поиски в дизайне, артефакты, музыка, мысли – оказалось, все это нужно было для того, чтобы получилась история на экране. Сейчас мы с режиссером Илюшей Юдовичем, который из Челябинска, снимаем в Москве полнометражный мультфильм. Уже год работаем. К примеру, чтобы наша лошадь пошла, как лошадь, мы три дня придумывали специальный для нее штатив.

– Это пластилиновый мультфильм?

– Да, Илюша лепит персонажей из пластилина, я выступаю в роли хирурга – придумываю «скелетики» для персонажей, чтобы они ожили. И есть еще оператор Паша Ух, который ставит кадр и свет. Все процессы проходят через Илюшин взгляд.

– Кто автор сценария?

– Мультфильм – полностью затея Илюши Юдовича, он выносил идею, в которой есть мощная позитивная сила. Но мы никогда не знаем, выстроив все, во что это выльется. Как будто мы подготовили воду, в которую нужно погрузиться и плыть. И когда персонажи оживают, ты смотришь на них с удивлением, словно никогда к ним и не притрагивался. Они становятся самостоятельными, у каждого свой характер, своя харизма. (Смеется.) Все это немножко похоже на профессию Бога, который вдохнул жизнь в плоть и смотрит, как поведёт себя персонаж дальше.

– Кто-то уже купил ваш конечный продукт – полнометражный пластилиновый мультфильм?

– Нет. И мы об этом пока вообще не думаем. Сомнительная затея – продавать искусство. У нас есть один Большой хороший Друг, который предоставил Илюше студию, пластилин, технику, и студентов, которых чему-то надо учить. Студенты Илюши Юдовича – ребята продвинутые, чокнутые на своей шизе и, конечно же, все тусовщики. Мне, признаюсь, студенты мешают, но их надо воспитывать, не перегибая палку с моралями. Для меня процесс съемок – дело очень интимное, потому что важно поймать волну, как дайверу, не поломать её в процессе съёмки. Это своего рода капризы.

– И много таких капризов?

– (Смеется.) Я очень капризный человек. Стараюсь, правда, себя укрощать. Если капризы берут над тобой верх, то ты буксуешь как художник.

– Получается держать себя в руках?

– Не знаю. Уже месяц занимаюсь своим моральным воспитанием. Тяжкое это занятие, но для духа полезное. Хочу выдержать хотя бы 40 дней (как пост). Эта вот выставка и рисунки на стенах в «Манекене», на самом деле вахта, которую сейчас несу как художник. Это совсем не ради того, чтобы потешить свое самолюбие.

Фрикозоиды и криворисование

– То есть сейчас у вас перерыв в съемках и вы вернулись в Челябинск, чтобы сделать выставку, оформить фойе студии театра «Манекен»...

– В Москву я езжу на «сессии». Там мы снимаем мультфильм. Там моя малая родина. Свой кусок жизни и дорогие сердцу люди. Здесь мой дом, жена Маша, здешние друзья , пущенные корни и моя креативная база фрилансера.

– Эта выставка – некий возврат позитива, подаренного художником зрителю. Но ведь выставки – явление не частое. Все остальное – «для себя»?

– Все остальное – материал для будущих работ. Я не выбрасываю ничего. Вот Колины рисунки, которые он не считает искусством, мне очень нравятся. В них есть школьный наив, интеллектуальный абсурд и остроумный сарказм. Они лежали у меня в папочках. И вот они на выставке. Еще из них хулиганские мультики получаются. Но с этим надо поаккуратней… Все это инструменты для художника.

– Музеи, спектакли, Интернет – тоже?

– Честно признаюсь, в музеях и театрах давно не был. Дизайнерский багаж, да, пополняется Интернетом. Я собираю картинки и фотографии, в основном сюрреалистические, по вкусу своей шизоидности. Но более всего дает сама жизнь, улица, люди. Я люблю наблюдать за людьми и собаками... в бинокль. И за насекомыми – через лупу. Фрилансеры работают дома. Это всегда хозяйство. У меня есть собака Клёпа, она отрывает меня от компа: с ней поиграй и два раза в день погуляй. Это полезно! Она навещает свой собачий форум, а я собираю любопытные безделушки. Потом бывают гостевые дни, когда вообще поработать не дают. Приходится работать ночью…

– Из прогулок родились ваши фрикозоиды?

– И они вывели меня из творческого кризиса, в который загнали рекламные ролики (художник сегодня на рекламе зарабатывает) и Сальвадор Дали, с которым трудно иметь дело. Я делаю мультфильм про него из фотографий. А вот этих побрякушек – обломков игрушек, болтиков и других артефактов, которые я собирал как раз, когда прогуливал Клёпу, – набралось очень много. Я купил суперклей в магазине «Дикси» и, сидя возле компьютера, в ущерб рекламоделу начал клеить – к одной штучке другую, к этой третью... Вот это – развлечение! Потом фрикозоиды любопытно ведут себя в мультиках.

– А в детстве чем увлекались?

– Я до сих пор не знаю, закончилось ли оно для меня? Мне кажется, детство продолжается. Я много рисовал, когда оставался дома один. Мама запрещала смотреть телевизор. Потому что он был старый, мог задымиться, и мама переживала, как бы он не взорвался. Что было делать? Я рисовал. Помню, как-то лошадка получилась неправильной, потому что линию повел не туда. Позднее осознал в этом художественный шарм, сегодня я специально приучаю руку двигаться необдуманно, каждая нетрадиционная завитушка рождает такие образы! Я называю это криворисованием.

Старые фотографии оживают

– Ваши клипы, «Музей оживших фотографий», мультики – все говорит о хорошем музыкальном чутье художника, ваше прочтение музыки очень пластично.

– Музыка и должна так восприниматься. По крайней мере, для меня она неразрывна с пластикой тела. Наверное, потому что я занимался в театре Геннадия Абрамова. Это был театр импровизаций. Экспрессивная пластика. Когда через свободное движение актёр извлекает свой характер, доводя образ до абсурда.

– А в детстве занимались музыкой?

– В школе пытался играть на аккордеоне, получилось бездарно. А в шестнадцать лет увлёкся меломанией и слушаю по сей день много. Всякая музыка диктует свою специфику движения. Я выбираю формат согласно мультипликационной харизме. Например, во время съемок пластилинового мультфильма звучит только армянский фольклор.

– Признайтесь, вас дразнили за фантазерство, непохожесть на многих других?

– Дразнили Вовочкой, а в театре называли Альбатросом, потому что парил все время в каких-то высотах. Я всегда был очень маленьким, и сейчас не высокого роста. На физкультуре стоял самый последний. Только лет через 20 понял, что последний с одной стороны – это первый с другой. Школа мне мало чем запомнилась. Для меня главнее был Театр, а главным Учителем – Геннадий Абрамов. И не только в пластической импровизации. Хотя, что такое мультики? Это пластика, собираемая по кадрам.

– Можно сказать, что вашими университетами была практика и только практика?

– Да, вся учеба моя относится к школе самоучек. В искусстве все давно изобретено. Есть опасность заглушить свою харизму академическим образованием. А Челябинск стал для меня тем городом, где началась самая результативная практика. Кстати, здесь я немного поучился в фотостудии, у Алексея Гольянова. Но я очень непослушный ученик...

– Именно тогда появилось увлечение старинной фотографией и начал собираться «Музей оживших фотографий»?

– Это увлечение началось давно. Я люблю рассматривать старые фотографии.

На них люди очень часто уважительно смотрят в лицо Вечности, держа в руках образ своего ремесла, или чего-то дорогого сердцу. Тогда к фотографии было особенное отношение. Я начал возиться с ними, работая на цифровом фото на документы. Люди приносили фотки на ретушь. Тогда я понял: ретушировать старинные фотографии не уважительно ко Времени, оставляющему свои следы.

В «Посткарде» я изучил Flash 5, появилась мысль сделать анимационный сайт (он до сих пор висит – старенький и сырой www.postcard.chel.ru). Первая фотография, где мужик с трубкой листает альбом, когда к нему прикасаешься мышкой. До конца никогда не знаешь, какое действие тот или иной персонаж в себе держит. Я подолгу работаю с каждым. Бывает, что кто-то должен отлежаться некоторое время, не все получается сразу. Это то самое приручение себя к материалу, с которым работаешь. Только так он начинает открываться тебе. Порой с самых неожиданных сторон. Поэтому музей делается по какой-то странной логике, мне самому мало понятной.

Мало того, он диктует свою загадочную стилистику.

– Что-нибудь подобное где-то встречали?

– Есть Олег Пащенко – гениальный художник. В своё время он на меня сильно повлиял в плане оживления фотографий, превращения их в псевдо-кино. Дело в том, что количество кадров в секунду влияет на фактуру восприятия. В мультике про фриказоидов у меня кадров 10 в секунду, музей – 15 кадров, а видео – 25 кадров, чем больше кадров, тем экспрессивнее, глаже движение. При меньшем количестве появляется ощущение шероховатости. Это я увидел у Олега Пащенко. Но его искусство мрачное, это не совсем мое. Когда мне попался журнал с его рисунками, я их только посмотрел, но брать не стал. Считаю,что в каких бы потемках ты не витал, Мотылёк, все равно полетишь на свет.

Два города

– Вы родились не в Челябинске?

– Я из Обнинска, два часа езды от Москвы. У Геннадия Абрамова я занимался в Москве. И однажды мы приехали на гастроли в Челябинск, здесь проходили «Театральные опыты». Это было более 10 лет назад. В этом городе я нашел свою любимую женщину.

– Где сегодня ваш дом?

– В Москве я на туристическом положении. В Челябинске – мой дом.

– И здесь вы зарабатываете на жизнь?

– Да… Садишься на свой прожиточный минимум и работаешь потихонечку. Челябинск – это город, где все друг друга знают, поэтому заказы приходят как-то сами собой. Оттуда что-нибудь прилетит, отсюда, того глядишь, оп, и крупный заказ упал... (Смеется.)

– В Москве таким образом, наверное, еще больше можно «наловить» крупного и мелкого?

– Ошибочно думать, что Москва – хлебосольная кормилица. К тому же, и желающих заработать там больше. Москва, как море, там нужно найти свою маленькую бухточку, аквариум, засесть в нем и работать, работать. Хотя, это привычный и родной для меня город. К Челябинску я привыкал долго. В любом месте нужно заслужить, чтобы стать своим.

– Заслужили?

– Мне кажется, что я здесь неспроста. У меня есть чувство нужности этому городу. За эти 10 лет он стал лучше и роднее.

Демоны под замком

– Вы следите за тем, что происходит вокруг, за политическими событиями, например? Или это мешает, отвлекает?

– (Улыбается.). Художников часто винят в нетрезвости, аполитичности, иллюзорности и инфантильности. Мне ребята показывали фотографии с Манежной, когда там был бунт межнациональной розни. Я всё это время был на съёмках в студии. И я только из них узнал про этот ужас... Сколько неповинных людей в переплёт попало. А кукловоды всё равно остаются в тени. Я не хочу участвовать в массовых провокациях. Я верю, что у каждого свой час, до которого нас бог бережет.

– Из всего, что я увидела, – рекламных роликов, музыкального клипа «На планете незнакомой», мультиков ваших, сегодняшней выставки – не могу не сделать вывода, что ваше искусство пронизано позитивом.

– Клип мы сделали с Андреем Федотовым – челябинским креативщиком, на музыку группы Цэ.Пэ.,стихи Е. Гладкова, это был их заказ. Там есть путь миссионерства на Луну (Никитка с факелом) через боевое препятствие местных аборигенов (агрессивные индейцы). А Солдат-Проводник Миссии там в шварцнеггерском замесе по Филиппу Дику! Андрюха – он воин по сути своей. У нас с ним постоянный диалог на тему агрессии в искусстве и классический вопрос: что ты, как художник, несешь людям? У каждого из нас в творчестве есть демонологические стороны. Только одни их выставляют на показ. А другие хранят в столе. Ответственность несут и те, и другие. Своих демонов нужно держать при себе.

– Всегда?

– Как знать... Когда вытрясешь немного гвоздей из своих мозгов, поймешь, почему по молодости люди жестянку рубят, а потом что-то в них переключается и они начинают петь о цветочках и ангелочках. Мне интересно, как и при каких обстоятельствах приходит это понимание. У каждого это сверхиндивидуально. Один грибов объелся, а другой в поезде ехал, ему попутчик из православных попался и натыкал носом в грешное-то. А кому-то книги было достаточно, которая истину открыла. Искусство, как явление в человеческих головах и глобальном архивариусе всего, – это некое пространство, где идет все та же игра темного и светлого.

– Вы выбираете светлое?

– Я быстро устаю от демонов. Однажды делал на заказ работу – сплошь из женских портретов, пронизанных фактурой дыма – про страсть. Дело шло, как по маслу. Получился некий видеонаркотик. Показав его нескольким людям, по их реакциям понял, что перестарался. Испугался того, кто водил моей рукой! После этой работы мне понадобилась реабилитация, срочно нужно было сделать что-то в противовес. А у отца был день рождения, и я решил сделать ему подарок – смонтировать фильм из старых любительских пленок. На старую музыку. Получился очень философский фильм «Колыбельная прошедшим Временам». Хотя пленки-то все были из жизни, далекой от идеала.

– Вам хочется остаться в истории искусства?

– Каждый художник, думаю, этого хочет. Даже если говорит, что ему все пофигу. Неправда. Хоть с краешку, но хочется остаться в истории. Надеюсь, «Музей» мой останется, эта работа еще не окончена.

– «Музей ожившей фотографии» можно найти в Интернете?

– Боюсь, это его убьет. Нет, это не для Интернета. Я мечтаю прокатить его по Европе, в России показать на фестивалях. Но пока не до этого, работы много.