Александр Фриш, заслуженный артист России: «Я рад, что сел в поезд, который привез меня к мечте»

Накануне вечером договаривалась о встрече с известным клоуном, заслуженным артистом России Александром Фришем. «Приходите, – сказал он, – и приносите на завтрак маленькую баночку вишневого варенья». К восьми часам утра я поехала в общежитие Академии искусства и культуры. Без варенья, но с фирменной кружкой 74.ru – в подарок.

По коридору разливалась музыка, на этот звук я и пошла. В номере Александра Владимировича за столом сидели студенты. Все молчали, набрав в рот жидкости. «Вы, наверное, во что-то играете?» – поинтересовалась я. Фриш, с закрытым ртом и раздутыми щеками, показал мне на бутылку с маслом и жестами начал что-то объяснять. После мне рассказали, что каждое утро студенты ЧГАКИ (а Александр Фриш – выпускник Челябинского института культуры) несколько минут держат во рту подсолнечное масло – попадая в желудок, оно прекрасно смягчает его стенки – а потом приступают к традиционному завтраку: геркулесовой каше. Своим рецептом поделился наш знаменитый земляк.

– Нужно промыть овес холодной водой. Подождать 35 секунд, чтобы неочищенные шкурки овса всплыли вверх. Затем вы сливаете эту воду, а в это время у вас на плите закипает вода. Овес – в кастрюлю. Только закипело, вы туда масла. Только закипело, вы туда – сгущенку, мед и в конце – изюм. В это время под подушкой ваших соседей еще осталось тепло после сна, вы эту кашу – под подушку. Зубная щетка уже наготове. Пока чистите зубы, каша пухнет.

– А вишневое варенье зачем?

– Мы бы налили его по краю тарелки, постепенно варенье стекало бы в кашу. Очень вкусно! Вариации разные есть. Когда мы были бедными, у нас был только овес и вода. С утра геркулесовая каша очень полезна. Она делает эластичными мышцы. В цирке геркулесовой кашей кормят животных. Так вот, когда мы стали побогаче, добавили в кашу масло подсолнечное. Когда совсем разбогатеем, возьмем большую тарелку каши и вокруг – йогурт немецкий, французский. Он ложится на края и медленно-медленно стекает к каше. Это уже поэзия.

Под аккомпанемент французских мелодий мы завтракали. Потом студенты ушли на занятия. А у нас с Александром Владимировичем осталось полтора часа до начала его мастер-классов.

– Что такое «Ателье Александра Фриша»?

– Это праздник каждый день. Утром вот праздник каши геркулесовой был. Вчера, например, у нас было джинсовое дефиле. Студенты сделали второе рождение своим старым джинсам, которые они уже забросили на антресоли. Одна говорит: «Ой, я джинсами мою пол!» Я ей отвечаю: «Так это ж здорово! Выстирай их, высуши!» Она сделала заплатки, оригинальную вышивку, аппликации. Получилось очень красиво. Дефиле – это парад!

Мы попытались поговорить с ребятами о разном, но все равно говорили об одном: как важно развивать свое воображение, фантазию. Как важно каждый день придумывать праздник: праздник тыквы, рыбы, например. Праздник пива – какая дурь! Мы сделали праздник морковного сока, в нем есть важное качество жизнерадостности. Нужно делать все самому, а не ждать, когда приедет цирк. Цирк – это праздник, который приезжает, «искусство трагичное», как сказал Марк Шагал.

– Кстати, о цирке, Александр Владимирович. Помню, в 80-е годы в цирк ходили все.

– Сегодня вся ракета «Госцирк» больная. Мы растеряли ее на орбите. Цирк в целом сегодня находится на перепаде: как самолет попадает в воздушную яму. Это неплохо. Просто у каждого в жизни есть этап перепада.

– То есть цирк может возродиться?

– Это слово «возродиться» я вообще не люблю! Цирк никогда не умрет! Потому что это дети. А дети – это лучший бизнес. Куда их деть в воскресенье? Их поведут в цирк.

Почему у нас в центре города казино? Это же разгул, разврат, убийства! А цирк не работает!

– Но сегодняшние дети не хотят в цирк! Приезжает шапито, они не идут. Дети смотрят сериалы, они ходят в кино с попкорном, в досуговые центры, где устраиваются специальные мероприятия со знаменитостями. Им не нужен цирк.

– Цирк должен быть нужен государству, как и балет, и театр. Нужны агенты, чтобы искать талантливых артистов по России, помощь администрации. Аллё! Мы же теряем детство! Нужно фестивали из Москвы перетаскивать в другие города. Организовать в Челябинске детский праздник, пригласить гостей из разных стран. Фестиваль жонглеров, например. У нас есть великий жонглер Сергей Игнатов, его имя занесено в Книгу Гиннеса, его именем названы школы в Калифорнии и в Европе. А я его встретил в Лондоне, он там работает, потому что русский цирк всегда интересовал зарубежных артистов. В Канаде есть французский цирк Дюсалей. Дети русских родителей, которые там работают, спрашивают, что же такое русский цирк? Они приезжают сюда и привозят совсем другой цирк: без животных, с другой эстетикой. Но я за старый наш цирк, с именами Никулин, Карандаш, Попов. Олег Попов, кстати, живет сейчас в Германии и, наверное, приехал бы, если б его пригласили. Нужны люди, которые организовывали бы большие, яркие цирковые мероприятия. Но в России не хотят этим заниматься и всему находят оправдание.

– Вы считаете, цирк интересен челябинской молодежи?

– Я провел «Ателье Фриша». Думал, будет желающих человек 25-30, а набралось около ста. Мы проводили мастер-класс в здании цирка. Животных нет, цирк пустой. Мы помыли манеж, я рассказал ребятам об этом уникальном здании в центре города. И они загорелись: мы можем карнавал устроить, и еще то и это! Нужно внедрять новое. Не надо пытаться вытянуть цирк на старом. Молодежь – это новая сила, новые эмоции.

– После Челябинска, небось, снова в путь?

– Завтра я улетаю в Швейцарию на фестиваль географии, который проходит в маленьком городе Сан-Дени-Девож. В течение 27 лет там на три дня собираются географы со всей планеты. Каждый год они выбирают страну. В этот раз выбрана Америка. Первый день – это история страны. Второй – кухня: собираются повара из разных стран. И третий – будущее страны.

Случайно в самолете я познакомился в внуками русских, которые живут в Париже и организовали ассоциацию «Франция-Урал». Они так бережно относятся к уральской земле, природе, красной рябине. Я с ними дружу, и они мне предложили участвовать в фестивале, поскольку я три раза объехал земной шарик с цирком и много чего повидал. Тема моего выступления «От Аляски – до Брайтон-Бич». То есть я должен проследить путь: как мы открыли Аляску, через 128 лет продали за семь миллионов 200 тысяч долларов золотом и так далее. Я буду рассказывать о великой русской нации, о русских людях и обо всем интересном, что узнал сам. В Сан-Франциско, например, есть местечко – первое поселение русских с 1812 года – называется Форт-Росс. Там течет русская речка – Russian River. Я знаю маленький город Санкт-Петербург во Флориде, основал который русский. Человек приехал в Америку без копейки, заработал, построил железную дорогу во Флориде, основал город, который назвал Санкт-Петербург. Ему сейчас поставили памятник.

– Вы много повидали. Какой город вам больше понравился?

– О каком городе сказал Хемингуэй: «Праздник, который всегда с тобой»? Париж! Там люди все в себе, никто не лезет с вопросами, поучениями. Там прекрасно!

– Вы работали с Юрием Никулиным. Какие требования у него были к коллегам, артистам?

– У него было одно требование – не предавать! Он доверял нам, за это мы его любили. Он помог поставить моим родителям телефон в Еманжелинске, помог купить мне квартиру и получить прописку в Москве. Не мне одному. Принцип Никулина был – помогать людям. Его правилом было: если хочешь жить для себя – живи для других.

– Сколько языков вы знаете?

– Никогда второй язык ты не будешь знать, как родной. Ты можешь выучить какой-то раздел. Мои друзья акробаты выучили на английском раздел акробатики. Я рассказываю о том, как делать папье-маше, о дороге, о чемоданах – на французском, на английском, на японском, на китайском. Кстати, в Китае мне больше всего нравится их тост. Они говорят один тост один раз в году: «Я желаю тебе больше денег». И обмениваются конвертами. Нет денег, тоже не беда! Они выпускают к Новому году шоколадные деньги и обмениваются ими.

Так вот, мой родной язык – русский, но прежде других языков, мы выучили на нашей зоне татарский.

– Почему вы говорите «зона»?

– Наш маленький Еманжелинск, откуда я родом, был разделен на зонки: зона татар, зона немцев и так далее. Моя бабушка Эдельтруда Эрнестовна Штельцер приехала сюда из Германии через Швецию по работе в Москву. Началась война. Бабушку в Казахстан, а папу моего – ее сына – на Урал, в шахты. Она жила в маленькой квартирке с соседями. Спала на раскладушке, обливалась холодной водой, а утром шла на кухню и варила кофе. Запах жареного кофе – это запах нашего детства. А кашу она посыпала корицей. У них все забрали во время войны. Она только и смогла сохранить баночку корицы и пишущую машинку с немецким шрифтом. Бабушка моя говорила на родном немецком языке, не забыла французский и английский. До своих 89 лет занималась переводами книг о балете, искусстве с этих языков на русский. Так что мы узнали о Дягилеве, о Джордже Баланчине, о великой Павловой, Нижинском еще тогда, когда о них никто не хотел говорить и вспоминать.

– Вы пошли по стопам отца?

– Мой отец был уникальным клоуном, танцовщиком – он закончил школу стэпа в Швеции. Он был клоуном нашего города. По сути, я выполнил мечту своего отца. Папа хотел стать артистом цирка, но ему помешала война. Артистом цирка стал я.

– Счастливы?

– Когда мне задают этот вопрос, отвечаю: «Счастлив, что прозвонил вовремя будильник». Мы его ставили в ведро, чтобы не проспать. Мой брат кормил свиней, сестра занималась курами, а я доил корову. Я так счастлив, что не ударил по голове этот будильник, который сам же вечером заводишь, а потом раз – по башке ему! И думаешь: ну посплю еще пять минут, ну еще немножко. И все! Просыпаешь поезд, остаешься на перроне с чемоданом и опаздываешь к своей мечте. Поэтому я рад, что сел в поезд, который привез меня к этой мечте. Мама хотела, чтоб дети ее не были алкоголиками. И нам – мне, сестре и брату – это удалось.

– Чем ваши брат и сестра сейчас занимаются?

– Татьяна живет в США, приехала в гости ко мне и вошла в эту страну, как домой к себе. У нее там ресторан «Сибирский пельмень». Потом мы узнали, что пельмени на самом деле придумали китайцы. Сейчас ей надоело лепить пельмени, закончила курсы визажиста, открыла свой салон. Всех же причесывать надо! Брат Евгений вот коз «причесывает» в Еманжелинске. (Смеется.) Живет в родительском доме, у него там хорошее хозяйство. Мы часто встречаемся.

– А ваши дети нашли свое призвание?

– У меня два сына. Один учится на адвоката, а второй – работал в цирке гимнастом, устал немножко. И сейчас решил попробовать себя в шоу-бизнесе: вроде организатора шоу-программ.

– Я смотрю, у вас в руках барабан.

– Мой папа любил раскрашивать жизнь. Однажды он попросил меня привезти барабаны. Я спросил: для чего? Он говорит: «Вези, потом посмотрим». Я вез из Америки через Австралию большие красные барабаны на подставке. Папа попросил, почему не привезти? Ему ведь ни джинсов, ни жвачки не надо было, только барабаны. Представьте, утро, барабаны стоят перед домом, лавочка. Издалека идет табун, мой одноклассник Витька гонит коров. Папа начинает (Стучит ладонями по барабану.) играть на барабане. Одновременно появляется навоз: шмяк, шмяк. Папа любил играть и на губной гармошке, чтобы петухам было весело. Потом он купил тромбон. И коровам весело, и удой молока повысился, и папе хорошо: он медитирует утром на лавочке. Как-то раз соседка говорит маме: «Анастасия Ивановна, что это ваш Фриш не пьяный, а веселый с утра?» Мама взяла и пошутила: «Да у него не все дома!» А соседи, они же сплетники! Новость сразу облетела всех, и стало легче жить: не все дома, и ладно.

Мой папа один из немногих немцев, который не уехал из России. Он говорил: «Все немцы уехали, я не уеду! Мы выжили! Нас Сталин поселил в землянки и в шахты, чтобы мы умерли, но мы выжили!» Папе приснился сон в 44-ом году, что в поле лежит хлеб. Он проснулся, вышел в майке в сорокаградусный мороз, смотрит: в поле холмики лежат. Набрал в майку хлеба, принес домой, и с соседями выжили.

Тем временем мы переместились на кафедру в ЧГАКИ, и снова налили чаю. Александр Владимирович отжал свой пакетик и аккуратно отложил в блюдце:

– Пакетики чайные мы собираем в течение дня, а утром пьем второй завар. Ты же за завтраком пила чай из вчерашних отжатых пакетиков.

– Какой смысл заваривать пакетик чая еще раз?

– Во-первых, есть люди, желудок которых не принимает крепкий чай. Во-вторых, вдруг чая нет дома, а у тебя есть второй завар! Это как кусок хозяйственного мыла про запас. Мой папа, когда нашел в поле хлеб, не мог ложиться спать, если в доме нет куска хлеба. Даже когда он приезжал к нам в Москву, жил у нас, спрашивал, есть ли хлеб. Нет? Бежал ночью в маленькую хлебопекарню на Садовом кольце, покупал булку черного или серого хлеба, а потом спокойно ложился спать.

– Есть ли фраза, которой вы могли бы охарактеризовать свое отношение к жизни, саму жизнь?

– Есть! По-французски она звучит так: colorier la vie. Это значит «раскрась свою жизнь». Делай многоцветным утро своей жене, каждый день дари праздник зрителям, соседям. (Смеется.)

– Похоже, вам всегда везло с соседями.

– Да. Потому что нужно начинать с уборки улицы, а не своей квартиры. Наши соседи в Москве поддержали нас: нужно сделать сначала ремонт подъезда – это же увертюра твоей квартиры! Доставляйте радость себе и окружающим! Вот у моего друга Славы Полунина мельница под Парижем. Мы там раскрашиваем жизнь. Четырехэтажная мельница стоит на реке, с дизайном, с комнатами. Там есть даже моя спальня. Это его школа клоунская, мы там стартуем.

– Вы живете сейчас в Москве?

– У нас с женой квартира в центре Москвы, на Цветном бульваре. Мы привезли табуретки из Вологды, купили шкафы крашенные, как на Руси раньше были, – так обставили наш дом.

У меня жена француженка – Валери. Мы с ней живем уже всю жизнь. В Советский период она окончила университет в нашей стране. Журналистка по образованию. Когда ей исполнилось 10 лет – в то время она жила в Марселе – проснулась и сказала маме: «Я хочу изучать русский язык». Сама начала учить, познакомилась с русскими, заинтересовалась русской культурой. Потрясающая, смешная, любит Россию. Мы живем в Москве, в Париже и в Нью-Йорке. А осенью – в Еманжелинске. Как у Набокова: «Мечтаю открыть окно и увидеть уральскую осень». Это хорошо, когда у тебя есть несколько мест, где стоят чемоданы. Когда надоест в чемоданах жизнь возить, где-то определимся.