Николай Тарасов, уролог, доктор медицинских наук: «Нет такого понятия, как призвание, в медицине, есть чувство сострадания и ответственность»

Регалии и труды профессора Николая Ивановича Тарасова заняли бы добрые полстраницы. В Челябинске его знают как прекрасного врача и очень доброго человека – а это стоит намного дороже, чем многочисленные титулы. Но есть звание, которое как нельзя лучше подтверждает признательность челябинцев этому человеку, – почетный гражданин города. Недавно оно было присвоено Николаю Ивановичу. Как начинался его путь в медицину? Почему была выбрана урология? Какими качествами должен обладать человек, чтобы стать настоящим врачом? Об этом и многом другом мы говорили с гостем редакции – профессором Тарасовым.

«В жаркий Туркестан уеду я...»

– Николай Иванович, вы ведь не коренной челябинец?

– Я родился в Курганской области, в деревне Большое Мартино. Детей в нашей семье было пятеро. По соседству жила родная сестра моего отца с мужем, они учительствовали. У них трое детей. Нами восьмерыми руководила бабушка, без дела сидеть не давала. Мои родители в колхозе работали за трудодни, им некогда было домашним хозяйством заниматься. В 12 лет я научился косить. И никому из нас пятерых не надо было объяснять, что если в огороде не справимся с работой, не соберем в лесу грибы-ягоды, не обеспечим уход за скотом, есть будет нечего. Если не примем участия в заготовке дров, то холодно зимой будет в доме. Это потом, когда запретили держать много скота, урезали земельные участки, – меньше стало работы на личном подворье. Я как-то приехал в деревню, еще отец был жив, мама у нас рано умерла, – народ пьет, в огородах кроме картошки ничего не растет. А в наше время все выращивали: огурцы, помидоры.

– Сейчас часто бываете на родине?

– После смерти отца реже стал ездить. Там живут мои сводные брат и сестра. Они приезжают, когда у них возникают проблемы со здоровьем.

– Школа в вашем селе хорошая была?

– Четырехлетка. Семилетнюю школу окончил в соседней деревне, куда мы уходили в понедельник и жили там на квартирах. А десятилетка была только в райцентре Макушино, поэтому я поступил в фельдшерско-акушерскую школу в Петропавловске (Казахстан) и окончил ее с отличием. Потом поступил без экзаменов в Челябинский медицинский институт. Не ставил перед собой задачи получить диплом с отличием, но получил. Последние четыре года обучения в институте работал в урологическом отделении Челябинской областной больницы.

– Человек чаще все-таки осознанно выбирает профессию.

– У меня не было особых способностей к математическим дисциплинам, хотя и окончил школу на отлично, больше – к гуманитарно-биологическим. В роду у нас медиков не было, а теперь много: моя супруга – офтальмолог, профессор, заслуженный деятель науки, старший сын – хирург, профессор, младший – уролог, но сейчас занимается бизнесом, и пока у него хорошо это получается. Он получил второе образование по президентской программе «Подготовка управленческих кадров новой России». И организовал в Челябинске филиал московской лаборатории «Инвитро», которая в России выполняет самый большой спектр исследований – до тысячи параметров. Затем Москва поручила ему организовать лаборатории на всем Урале. Поэтому сейчас у него много командировок. Старший внук – кандидат наук в области хирургии, но сейчас работает в структуре младшего сына. А мне после ухода сына и внука в бизнес стало понятно, что мы живем в другой стране.

– Вы были против ухода сына в бизнес?

– Младший сын с самого начала проявлял определенную самостоятельность, работал по совместительству в частных структурах. Он не советовался с нами, когда решил получить второе высшее образование. И сам решил, когда структура стала разрастаться, что невозможно работать на два фронта: и в клинике, и в бизнесе. Наверное, определенную пользу в плане самостоятельности ему дала служба в армии.

– И все-таки почему вы в свое время выбрали медицину?

– Я мог поступить в любой техникум. Может, это влияние покойного отца, который сказал: «Фельдшер всегда на кусок хлеба заработает». (Смеется.) Но когда начал учиться в Петропавловске, никаких противоречий не возникло, мне понравилась медицина. Окончил фельдшерскую школу, захотелось поступить в мединститут, окончил институт, решил писать диссертацию. Поехал на усовершенствование врачей в Ленинград, там мне предложили поступить в аспирантуру. Но тогда я не думал об этом. Правда, мне очень понравился Ленинград, и я решил – если когда-нибудь буду поступать в аспирантуру, то только в этом городе. Через год подал документы в Первый ленинградский мединститут. Было три претендента на место, но я был принят. Срок окончания аспирантуры – 1 октября 1965 года, а 20 сентября защитил кандидатскую диссертацию. И как мы тогда пели: «Ты уедешь к северным оленям, в жаркий Туркестан уеду я...» – вот в жаркий Туркестан досталось ехать мне. В те годы Первый ленинградский мединститут шефствовал над Туркменским институтом, а там не было преподавателя. Естественно, я не собирался там долго работать, но остался в Ашхабаде на 15 лет.

– Вы создали там первую урологическую клинику?

– Шеф мой – профессор Ашот Михайлович Гаспарян – мне сказал: «Там нет урологической службы, как сможешь сделать – так и будет». Вот на стене его фотография, а рядом – его последователь и мой друг профессор Владимир Николаевич Ткачук, выше – мой шеф по докторской – академик Николай Алексеевич Лопаткин, а это его предшественник – председатель Российского общества урологов, покойный ныне профессор Юрий Антонович Пытель. Короче говоря, быстро сделать докторскую диссертацию было сложно, а без докторской уезжать из Туркмении тоже вроде бы нелогично было. Таким образом, я теперь – заслуженный врач иностранного государства.

– Судя по тому, что их портреты всегда над рабочим столом, вы очень благодарный ученик.

– Для меня это аксиома. Ашот Михайлович к тем, кто хорошо работал, относился как к своим детям, и это невозможно не ценить. А к Лопаткину я обратился, когда умер Ашот Михайлович. Лопаткин мне сказал: «Я вам не отказываю, но я вас не знаю и не знаю вашей диссертации». Первое, что он сделал – прислал в Туркмению комиссию Минздрава СССР, чтобы проанализировали работу урологической службы. А когда я написал диссертацию, он предложил: «У меня нет времени читать ее, но есть пять докторов наук, которым вы доложите свои материалы на конференции, отобьетесь от моих, буду вас поддерживать». После защиты у нас сложились прекрасные отношения, он ввел меня в состав редакционного совета журнала по урологии, по его инициативе в 2004 году коллектив руководимой мною кафедры был удостоен премии имени академика Лопаткина за достижения в научной, практической деятельности и вклад в развитие российской урологии.

Будет УГМАДО, будет и кафедра

– Сегодня сохранились связи с Туркменией?

– Первые 10 лет после возвращения в Челябинск я регулярно зимой ездил туда, оперировал, лекции читал, консультировал. И пока Союз не распался, на усовершенствование в наш институт приезжало много моих бывших студентов. Сначала на мою фамилию ехали, потом, пользуясь информацией о достаточно сильной клинической базе у нас, больных к нам присылали. А когда Союз распался, все прекратилось. Ученики, правда, до сих пор звонят. По возможности высылаю им книги по урологии, если бывает оказия. Все стало сложнее: визовый режим, почта у них работает плохо. В последний раз я там вместе с кафедрой был в 1991 году, мы провели выездной цикл повышения квалификации урологов. Кроме лекций и практических занятий за месяц сделали 70 операций.

– Еще одна значительная часть вашей жизни – создание УГМАДО. Кому пришла в голову идея создания такого института в Челябинске?

– Институт создавался в рамках концепции организации региональных институтов усовершенствования врачей в стране по постановлению Совета министров СССР. Идею поддержало руководство Челябинской области, Екатеринбург и Пермь отказались организовывать такое учебное заведение. Предполагаю, что идея выдвинуть меня на пост ректора принадлежала покойному ныне профессору Даниилу Александровичу Глубокову. Я в то время прошел по конкурсу и стал заведовать курсом урологии в Челябинском медицинском институте. Через семь месяцев меня приглашают в «большой дом» и спрашивают: «Как вы думаете, для чего мы вас сюда пригласили?» Говорю: «Невозможно представить, сюда приглашают либо наказывать, либо поощрять. Ни того, ни другого я не заслужил». Мне в ответ: «Неплохо было бы в Челябинске организовать институт усовершенствования врачей». «Может, и неплохо, – говорю. – Но я-то тут причем? Я 20 лет отсутствовал в Челябинске, меня здесь никто не знает». Короче говоря, отказался, мотивируя тем, что не справлюсь, в ответ секретарь обкома КПСС Николай Иванович Соннов говорит: «В Туркмении у вас не было поддержки, но вы смогли многого добиться». Через некоторое время мы с ректором мединститута Глубоковым написали письмо в Минздрав Российской Федерации с предложением организовать кафедру урологии в нашем институте. Все для этого было: институт первой категории, я – доктор наук. Но нам отказали. Затем в Челябинск приезжает замначальника учебных заведений Минздрава СССР Владимир Викторович Кондратьев и говорит: «Соглашайтесь быть ректором УГМАДО, и у вас будет кафедра». Вот так потихоньку-полегоньку начали создавать институт, кафедру и здесь, в горбольнице №3, клинику, которая сегодня занимает лидирующие позиции. Не стану скрывать, сегодня мне греет душу, что Челябинск – один из пяти городов России, где есть две академии медицинского профиля. К тому же наша академия обеспечивает последипломную подготовку по 74 из 96 существующих врачебных специальностей. База позволяет, кадры готовим сами. Созданы диссертационные советы по аттестации в области офтальмологии и кардиологии на учёную степень кандидата медицинских наук.

– Когда больше готовили врачей в академии – сейчас или в прошлые годы?

– Количественно среднегодовой контингент несколько увеличился благодаря тому, что открыты новые кафедры. Что касается качественной стороны, можно сказать, что преподавательский состав набирается опыта, уровень преподавания постоянно растет, на базах большинства кафедр используют самые современные технологии в области диагностики и лечения. Наша клиника, к примеру, благодаря поддержке губернатора еще до кризиса получила новейшее оборудование на очень большую сумму: ультразвуковые аппараты экспертного класса, уродинамическую систему, рентген-телевизионную установку для эндоскопических операций, поменяли пять операционных столов и пять светильников в операционной, купили установку для того, чтобы успешно лечить больных раком почки (на ранней стадии) без открытых операций. В медицине сегодня высокие технологии возможны только при наличии современной техники.

– Сколько уже таких операций сделали – рак почки на ранней стадии?

– Пятнадцать. Здесь важно раннее выявление болезни, а рак почки не имеет ранних клинических проявлений. Необходимо профилактическое ультразвуковое обследование, но это, к сожалению, пока невозможно. Иногда люди сами идут на УЗИ. В отделении артериальной гипертонии нашей больницы мы всех пациентов проводим через УЗИ и таким образом выявляем заболевание на ранней стадии. А операция заключается в том, что под контролем ультразвука специальное устройство игольчатого типа вводится в область опухоли. Операция длится 15 минут, на следующий день пациента можно выписывать. Такие операции не только у нас, но и во всем мире пока на начальном этапе. Я получаю два журнала по урологии – американский и европейский, поэтому отслеживаю информацию. Но возможность развивать это направление у нас уже есть. И слава Богу.

В медицине не должно быть «лишних»

– В конце 80-х – начале 90-х у челябинских врачей появилась возможность обмениваться опытом с коллегами из США, стран Европы. Это явление сохранилось?

– Надобность в этом есть всегда. Не секрет, что мы во многом отстаем от развитых стран. Главным образом – по производству медицинского оборудования. А прогресс в медицине именно за этим. В 1990-е была сделана попытка создания городов-побратимов. Побратимом Челябинска была названа столица штата Южная Каролина, город Коламбия. Глава города Вячеслав Тарасов ездил туда, я был в составе челябинской делегации. Мы познакомились с урологами и создали программу пребывания челябинских врачей в Южной Каролине и ответного визита американских урологов на Южный Урал. Президентом Американской урологической ассоциации тогда был Билл Тернер. Все расходы по нашему пребыванию в Штатах взял на себя Медицинский университет Южной Каролины, мы только платили за дорогу. Во время пребывания там мне предложили вступить в Американскую ассоциацию урологов. Билл тогда сказал: «Но вы должны знать, что американская бюрократия – самая плохая бюрократия в мире, мы вам дадим рекомендации, вас стопроцентно примут в ассоциацию, но процедура будет длиться год». Я в ответ: «Билл, вы не знаете российскую бюрократию. В Туркмении в таких случаях говорят, что у чужого барана курдюк всегда жирнее». Он рассмеялся: «У нас тоже говорят, что за соседским забором трава всегда зеленее».

– Часто пользуетесь туркменскими пословицами? Есть любимые изречения?

– Например, «Делай, как говорит мулла, но не делай, как делает мулла». (Смеется.) Я был принят в ассоциацию американских урологов. И теперь за тот взнос, который ежегодно плачу, получаю американский журнал – ценнейшее медицинское издание.

– Так хорошо владеете английским, что можете его прочитывать самостоятельно?

– Не настолько хорошо, но статью, которая меня интересует, в состоянии перевести. Никого об этом не прошу, перевожу со словарем. От корки до корки я журнал, естественно, не читаю. В этом нет необходимости. Но просматриваю внимательно оглавление и рекомендую прочитать статьи тем, кто занимается наукой на кафедре. Есть для кого-то статья, вот он ее и пусть переводит. Я также являюсь членом Европейской ассоциации урологов и тоже получаю журнал. Кроме того, Европейская ассоциация присылает учебные видеофильмы, и мы демонстрируем их слушателям УГМАДО.

– Если говорить о медицинском оборудовании, в силах ли Россия его создавать, или в этом нет смысла?

– По-моему, это как в автопроме. То же самое – в фармацевтической промышленности. Однако президент Медведев такую задачу поставил, и надо полагать, она будет решаться, несмотря на трудности. На Западе, если страна имеет свое высококлассное оборудование, она его и закупает, а если в мире есть оборудование лучше, она закупает импортное, японское, например. Качество важно в медицине.

– Вы пришли в медицину в советское время, и на ваших глазах страна изменилась, как вы считаете, в чем все-таки заключается профессия врача, зачем человеку становиться врачом?

– В медицине не должно быть «лишних», то есть случайных людей – малоответственных или вовсе безответственных. И второе – это качество трудно поддается воспитанию – врач должен сострадать больному. Есть вещи в медицине, которые не могут проконтролировать начальники, и только сам врач, если он способен сострадать, сделает все возможное. Могу из собственной практики привести пример. Я тогда работал в Нязепетровске, куда можно было добраться только по узкоколейке (вертолетов не было), и потому в экстренных случаях мы сами должны были принимать все решения. Благо, что там работал покойный Вячеслав Задорин – врач с опытом, он потом стал деканом одного из факультетов в мединституте. Так вот, дело было в субботу, поступила женщина, даже фамилию помню – Бархатова – учительница, мать пятерых детей, беременная. У нее было предлежание последа и кровотечение – прямые показания для кесарева сечения. Гинекологи сделали кесарево, а кровотечение маточное не прекращается. Они не могут попасть в вену, давление низкое, пациентка теряет сознание... Вызвали меня, я обнажил вену, поставили капельницу, воду льем, а она теряет кровь. Надо остановить кровотечение. Я не акушер-гинеколог, но хорошо помню, что при сильных кровотечениях после кесарева сечения есть вероятность, что оставлены кусочки последа. А оперированную матку как выскабливать? Говорю: «Все равно это надо сделать». И нет крови для переливания! Из Челябинска доставить кровь невозможно. У нас была санитарка Валя Усольцева с соответствующей группой и резусом, перелили ее кровь. Но кровотечение продолжается. Потом все-таки выскоблили матку, кусочек последа убрали – остановилось кровотечение. А кровопотеря не компенсирована. Ни у одного из нас нет нужной группы крови. Но мы нашли все-таки доноров и до утра перелили полтора литра крови. Все стабилизировалось. А формально как можно было поступить? Крови нет – и все, и никто бы не осудил. Но если кратко ответить на ваш вопрос: в моем понимании нет такого понятия, как призвание, в медицине. Есть высокая ответственность и чувство сострадания.

Дан приказ: в Нязепетровск

– На каком этапе вашего пути в медицину была выбрана урология?

– Пока человек не имеет понятия о предмете, ему трудно ориентироваться. Я помню, когда учился в фельдшерской школе, преподаватель хирургии нам говорил о том, что травму уретры при переломе костей таза лечат урологи. Мы спросили его тогда: «А в Петропавловке есть урологи»? И он ответил: «Не видал». Я в урологическое отделение пришел, когда учился в мединституте. И там ближе познакомился с методами диагностики, лечения. Это тяжелая работа – и психологически, и физически. Но методы диагностики в урологии – более точные, чем тогда были в хирургии. Будучи медработником среднего звена, я уже тогда вел больных и писал истории болезни, потому что коллектив маленький, и это давало возможность заведующему отделением в летнее время давать врачам отпуск. Вот так я пришел в урологию. В какой-то мере случайно, потому что в этом отделении была вакантная должность медбрата. А потом, когда окончил институт, со мной вели переговоры, чтобы поступал в аспирантуру, но на теоретическую кафедру. Меня это не интересовало. Предлагали также ординатуру на терапии для подготовки к преподавательской деятельности. Тоже отказался. Был запрос из областной больницы – оставить меня врачом в урологическом отделении. Но не оставили, хотя на следующий же день после выпускного вечера я приступил там к работе. Вышел грозный приказ облздравотдела направить меня в Нязепетровск.

– Почему грозный?

– Не выполнена разнарядка по распределению. А расчет, наверное, был прост: моя супруга годом раньше окончила медицинский институт. То есть получалось, что в сельскую местность будет направлено сразу два врача.

– Вы с женой познакомились в годы учебы?

– И женились в студенческие годы. Мы дружили с преподавателем-хирургом, который жил по соседству, и он спрашивал: «Как вам хватает денег на жизнь»? В ответ я тоже спрашивал: «Вы получаете с женой две зарплаты, а мы с женой – две стипендии и мою зарплату, есть разница»?

– В советские времена, когда врачей распределяли жесткими приказами, состояние медицины в селах и маленьких городах было лучше, чем сегодня?

– Да. Но циркуляция тоже происходила, потому что жилье не предоставлялось, условия не создавались. Человек отрабатывал три года и уезжал. На его место – новые. Мы в Нязепетровске жили на квартире. Через год главный врач областной больницы, легендарный Николай Семёнович Клюков, как и обещал, вернул меня в урологическое отделение. Правда, на меня в Нязепетровске было заведено персональное партийное дело... (Смеется.)

– А совсем недавно вы стали почетным гражданином Челябинска. Кто первым принес эту радостную весть в ваш дом?

– Позвонила младшая сестра жены: «По телевизору сказали, что тебе присвоили звание». Через час на 31-м канале можно было новости посмотреть, я включил... Интересно меня представили: «И снова Тарасов». При чем здесь «снова Тарасов»? А потом в городской думе глава города вручил знак, удостоверение.

– Ваша жизнь после этого как-то изменилась?

– Было много поздравлений. Конечно, очень приятно получить признание в таком крупном городе, как Челябинск. И я прекрасно понимаю, что есть не менее достойные люди. Я благодарен судьбе, Минздраву СССР и руководству Челябинской области тех лет за то, что мне было доверено осуществить самый крупный проект в моей жизни – организовать в нашем городе Уральскую государственную медицинскую академию дополнительного образования.

Спасали горы

– Часто ли сегодня приходится заниматься медицинской практикой?

– Каждый день. Мне сдают рапорты о дежурстве, без моего участия не принимается ни одно решение об обосновании диагноза, о плане операции. Все в клинике происходит с моим участием.

– Как строится рабочий день?

– Приезжаю рано – в половине восьмого. До рапорта есть время осмотреть оперированных и тяжело больных. В половине девятого – рапорт. В 9:00 сажусь за бумаги. Обычно с половины первого читаю лекции врачам. Рабочий день заканчивается в 16:00. Приходится еще что-то читать-писать. Вечером люблю домашними делами заняться.

– Говорят, врачей могут поднять и ночью. Такого уже не бывает?

– Сейчас нет. Когда в Туркмении работал, такое случалось постоянно. Когда номер моего телефона передали соседу, он через неделю взмолился. (Смеется.) Встретились как-то с ним, он спрашивает: «Где вы работаете? Без конца звонят со всех концов республики». Много по Туркмении приходилось летать, во всех областных центрах оперировал.

– Очень многое сделано, но что хотелось бы сделать в самое ближайшее время?

– Как можно скорее надо выпустить запланированные диссертации, это особо важно. Подготовлена рукопись монографии к изданию, пока не знаем, где издавать, все сейчас сложно, потому что сами вынуждены искать для этого деньги. Вот такие ближайшие планы.

– Чем спасаетесь и спасались от огромных нагрузок на работе?

– В Туркмении спасался тем, что ходил постоянно в горы. Какая там красота! А воздух... Это позволяло не просто отдыхать, а здоровье поддерживать в нужном порядке. Когда вернулся в Челябинск, пришлось вновь адаптироваться к холодной зиме. Благодаря тому, что мы с друзьями каждую неделю ходили в настоящую русскую баню и играли в волейбол, я постепенно вернулся в уральский климат. Младший сын с нами всегда играл и сейчас постоянно занимается спортом. Раньше с женой обязательно уезжали в отпуск летом – в горы, к морю. Но с 2000 года никуда уже не ездим. Летом живем на даче, где тоже работаем с диссертантами, над статьями и монографиями.