Карамельные ветра, огород на танкодроме и дети-столяры: 74.ru исследует Мебельный посёлок Челябинска

Территория Челябинска занимает около 53 тысяч гектаров. Это сопоставимо с размерами европейского княжества Андорра и гораздо больше, чем Лихтенштейн, Монако или Ватикан. Многие из нас живут здесь с рождения и привыкли думать, что хорошо знаем свой город. Но так ли это на самом деле? На любом ли снимке вы узнаете Челябинск? И во всех ли районах бывали лично? Корреспонденты 74.ru помогут вам открыть город с новой стороны.

Ковёр на стене, люстра под потолком, телевизор и шкаф-стенка с обязательным сервизом. Так в советское время выглядела стандартная гостиная обычной семьи. Комнатки могли быть небольшими, так что стенка как раз занимала всю стену. Особым шиком считался шкаф из ГДР, но заполучить такой удавалось не всем. Так что во многих южноуральских квартирах стояли свои, челябинские стенки. Их производили в Советском районе — на мебельной фабрике, давшей название целому посёлку. Все ли местные жители там работали столярами? Кто занял цеха после закрытия фабрики? И откуда дуют карамельные ветра? Читайте в новом выпуске проекта «В ЧЕрте города».

Знакомство с посёлком мы начинаем с музея 43-й школы. Именно здесь, в уютном здании на улице Короленко, хранится наследие мебельной фабрики — копии гарнитуров, стенок и тумбочек, выпущенных с конвейера для советских граждан. Сама фабрика создана в 1949 году на базе артели. И выпускала поначалу лишь отдельные предметы мебели, а в 1970-х годах здесь освоили выпуск корпусных наборов для гостиной.

— Я в начальной школе загорелась, я хотела туда приходить очень часто. Мы специально записывались на дополнительное образование, на кружки, потому что мы знали, что они проходят в музее, — вспоминает педагог-организатор, руководитель музея Ирина Белехова. — Мы, например, ходили петь! В музее стояло пианино — старое, красивое, резное — и мы пели под него. И ходили только для того, чтобы посмотреть, поглазеть.

Поглазеть, вспоминает Ирина, было на что. Картины из дерева, резная пушка (её очень хотелось оседлать всем одноклассникам!) и, конечно, миниатюрные «стенки». Они сделаны в масштабе 1:8 и 1:4 с точным соблюдением и пропорций, и оформления. Работали над ними школьники, жители мебельного посёлка — члены клуба «Умелец». Его создатель и руководитель — легендарная в посёлке личность, Пётр Васильевич Дубровских.

— У нас мальчишки учились в этом клубе из моего класса, — вспоминает Ирина Белехова. — С первого класса туда Пётр Васильевич всех брал абсолютно всех! Посёлок у нас своеобразный, дети беспризорные бывали, Пётр Васильевич их к себе — и они занимались. Не болтались по улице, а выжигали, что-то мастерили. Ребята рукастые, он их научил! Он не приходил и не показывал [по головам]: «Ты, ты и ты будешь заниматься у меня». Нет, это не так. Вот они пришли, увидели — и захотели.

Брали в клуб всех желающих начиная лет с семи. И мальчишек, и девчонок.

— Раз в год школьников водили в клуб «Умелец», он на посёлке у нас был. Были мастер-классы для девочек отдельно, для мальчиков отдельно. Подавали списки, кто чем хочет заниматься, — объясняет Ирина. — Руками работать — всё-таки это развитие, это моторика. А ребята, которые всё это постоянно делали, они не без рук до сих пор. Они всё это вырезали, лаком покрывали, фурнитуру прикручивали. Это не один ребёнок делал, а группа детей. Одному это делать очень тяжело!

Сама Ирина в клубе «Умелец» не занималась, её интересовали именно готовые работы. И с пятого класса она вела экскурсии в школьном музее — сюда экспонаты в начале 2000-х передал руководитель клуба.

— Мы всё это смотрели, всё это трогали. Нельзя было трогать, а мы всё потрогали, — смеётся Ирина. — И сейчас дети такие же! Я даю им сейчас всё потрогать, потому что себя помню — как хотелось. Если они погладят мебель аккуратно, она не сломается.

О том, насколько крепка мебель от челябинской фабрики, Ирина знает на личном опыте. В доме её родителей до сих пор стоит такая стенка — и ломаться не собирается.

— Это ещё бабушка на свадьбу родителям дарила. Раньше же всё дарили, вставали в очереди. Папа выбросить не разрешает, — улыбается руководитель музея. — Сказал: «Сначала новую купи, потом выкидывай». Там ничего не оторвалось! Всё цело. Только ручки… Мы маленькими постоянно хотели подёргать ручки. Они 250 раз выкручивались, мы их обратно вкручивали, новые шурупы делали. Взять хоть тумбочку с выдвижными ящиками. Раньше была рейка заточенная, ещё рейка, ты вставляешь деревянное дно в эти рейки. И ничего с ними не происходило! Они вечные. А сейчас они какие? Железно-пластиковые на колёсах. Мы с мужем три года назад купили стенку — и всё, колёса выехали. А той стенке лет 30 — и она в порядке. Я туда слона могу засунуть — и ничего не будет. Раньше всё было вечное. А сейчас качество другое.

И даже в макете советской квартиры, сделанной воспитанниками «Умельца» в 1970–80-х, до сих пор горит люстра и крепко держатся все элементы.

— Это был заказ именно под выставку. И дети готовили эту квартиру именно к выставке, — рассказывает Ирина. — Это была выставка детского творчества на ВДНХ. Там было абсолютно всё! А так как посёлок был связан с фабрикой, повезли меблированную квартиру. Делали её десять человек — от 11 до 16 лет. Она призовое место заняла, одно из призовых. Это воплощение советской квартиры. В основном советские квартиры из чего состояли? То, что стабильно находилось в квартире, — это стенка, диван, стол и советский телевизор. Кто-то в очередь успел и на кресла. Но у нас вот не было у бабушки кресел.

По экспонатам музея, улыбается Ирина, можно даже отследить эволюцию мебельной моды. Первые стенки, к примеру, были из тёмного дерева. Довольно простые. Затем появились декоративные украшения — тоже деревянные. И только ближе к 1980-м дизайн разнообразили вставки из декоративного металла. И это, кстати, была идея ребят из «Умельца».

— Допустим, не было раньше стенок, где были железные каёмочки. Это воображение детей, у них же воображение другое, — объясняет руководитель музея 43-й школы. — Материал был уже более-менее доступен, было уже не только дерево и стекло. Если это будет смотреться, если производитель это может сделать, почему бы и нет? Эти вставки были придуманы детьми, и эта идея была воплощена — с мебельной фабрики, с конвейера пошли такие стенки. Они, правда, были не золотистые, а тёмные — под бронзу. И дерево было чуть-чуть темнее, чтобы контраст смотрелся. Видела я такую стенку, она из самых последних.

То, что детские идеи фабрика воплощала в жизнь, — закономерно, ведь руководивший кружком Пётр Дубровских и сам работал на производстве. Столяром устроился ещё в 1955-м, а с 1963 года возглавил отдел внедрения.

— Они меня присмотрели, руководители. И поставили руководителем группы внедрения — внедрять новую мебель, — вспоминает Пётр Васильевич. — Чтобы запустить в производство ту или иную мебель — шкаф, диван — нужна оснастка, все возможные технические приспособления. Я разрабатывал её и делал оборудование. У меня было в подчинении семь человек. У нас на мебельной фабрике работали женщины. А женщина когда работает, ей нужно лёгкий труд сделать. И я всё внедрял приспособления для женщин, чтобы они работали. Такая была моя задача.

Ещё через несколько лет — в 1969-м — Пётр Васильевич и создал клуб «Умелец». Говорит, сделал это в память об отце.

— Когда отца в армию взяли, мы в деревне жили. Он меня на лавочку поставил, похлопал, погладил по голове и говорит: «Сынок, не паси коров, учись и учись». Слова его я запомнил на всю жизнь. Когда он ушёл на фронт, его убили. И я вспомнил эти слова и решил поехать учиться — крадучись от матери, мать не отпускала из деревни. Я уехал в город с другом. Только столяром или часовым — одно из двух, такие мысли были у нас с другом. И нас приняли в 25-е училище рядом с трубопрокатным заводом. Получил я с отличием удостоверение этого училища. И я клятву вспомнил и сказал: «Я буду учить детей».

Поначалу, вспоминает Пётр Васильевич, не было даже помещения.

— Мне дали дом на Белорецкой — от мебельной фабрики. Там хрущёвочка и кладовка. И я в этой кладовке принимал по пять человек детей, — улыбается создатель клуба «Умелец». — Потом своих детей я водил по 15 человек на рабочие места. Они учились, до армии доходили, отслужат — и приходили работать на мебельную фабрику. Потом я всё списанное оборудование мебельной фабрики переделал на учебные занятия с детьми. И привёз единиц 25. На этих станках и занимались.

Таких подмастерьев у Петра Васильевича были сотни. Дочку он тоже научил работать с деревом — создавать картины. И до сих пор многие жители посёлка узнают его на улице.

— Иду по посёлку — останавливают: «Пётр Васильевич!» А говорю: «А я не знаю вас». — «Ну вот, вы уже забыли. А я же у вас учился. Плеханов». — «О, — говорю, — помню!» — улыбается Пётр Дубровских. — Фабрика не бедная была. Она выстроила для рабочих несколько домов здесь.

Мебель для дома, кстати, Пётр Дубровских делал сам — на оборудовании фабрики.

— Оформил законно, деньги заплатил за материалы, сделал и привёз. Это моя выдумка всё. Тогда было в моде красное дерево, но мы его испортили. Зачем было красить? — сокрушается Пётр Васильевич и сам же себе отвечает. — Затем, что много было мебели по программе. Надо, чтобы она вся подходила, а текстуру не так-то просто подобрать. А когда накрасят, она почти одинаковая вся. Поэтому и испохабили красное дерево. А мебель сделана из ценной породы — её с Кубы привозили, с Дальнего Востока. Потом мода отошла. Потом люди поняли, что надо светлую мебель — а это дуб, ясень, клён, берёза. Из такой древесины стали делать. Мы же работали для покупателей.

А ещё вместе с детьми готовили подарки — для заграничных гостей.

— Скажем, наша делегация едет в Чехословакию по обмену опытом. Мы делаем им подарки — они там вручают, — вспоминает Петр Васильевич. — Особенно популярным был в то время портрет Ленина. Мы делали и папкой его, и как угодно. Генеральный директор поехал на Кубу и повёз Ленина, говорил: «Ой, что там было!» Все его так уважают, Ленина.

Сохранить клуб «Умелец» удалось даже после распада фабрики.

— Когда мебельная фабрика крах потерпела, её убрали, мне некуда пойти было. Кто платить за клуб будет? Тогда я пошёл в администрацию. Буренков был тогда. Я говорю: «Михаил Васильевич, как быть?» Он сказал: «Ну, ничего, не расстраивайся, придумаем». Ну и придумали. Тогда была директор дома творчества Людмила Дмитриевна, она говорит: «Пётр Васильевич, я вас с удовольствием беру. Дайте только согласие».

Согласие Пётр Васильевич дал, и клуб много лет работал в 107-м доме на улице Дарвина. Детей стало меньше, признаёт ветеран, мастерить мебель современные школьники не спешат. Но желающие всё равно находятся. Теперь клубом руководит ученик Петра Васильевича, а сам он в силу возраста стал помощником.

— Я по настоящий день веду клуб, учу детей. Но, похоже, они меня хотят сократить, — неожиданно заявляет ветеран. — Все 50 лет учил детей, и такого удара я не ожидал. Когда пошли в отпуск на месяц, мне старшая [дома] сказала: «С первого сентября здесь по-новому будет. Вам ключи не понадобятся». От меня вообще избавляются, ключи не дают.

Потерять место, сокрушается Пётр Дубровских, может и его ученик. И для ветерана это особенно больной вопрос.

— Я же многими государственными наградами награждён. Этот клуб при доме делали для меня — Пётр Иванович Сумин, я помогал его строить, с архитекторами работал. Какой мне нужно, такой и сделали, — вспоминает Пётр Васильевич. — Меня как раз готовили на Героя Советского Союза, но как раз попал этот материал в переворот Ельцина, и меня так и не наградили. Я не жалею. У меня и так орден Ленина есть и орден Трудового Красного Знамени.

Впрочем, жили в посёлке не только жители мебельной фабрики. Здесь же давали квартиры бюджетникам Советского района. Два таких дома находятся прямо возле 43-й школы.

— Здесь учителя, врачи и милиция заселялись. У нас планировка очень хорошая, — рассказывает одна из жительниц дома, пенсионерка Фания Балагурова. — Вообще, я здесь всех знаю. Я же в образовании работала, в управлении. И тут учителя все свои, Советский район — у кого подошла очередь.

У Фании Ахметовны с Советским районом связана вся жизнь. Родилась она в соседнем посёлке — при Автоматно-механическом заводе. И Мебельный посёлок тоже помнит с детства.

— Здесь был кинотеатр «Маяк», в посёлке, мы ходили туда. АМЗ же недалеко, и мы сюда приходили. Там клуб Автоматно-механического завода, а тут — кинотеатр «Маяк». Я бы не сказала, чтобы он прям большой. Стулья, стулья, стулья — экран. Пришёл, взял билеты и пошёл, — вспоминает Фания Балагурова. — Индийские были фильмы. Я даже, помню, плакала сидела. Там же, знаете, душещипательные фильмы. Ещё когда девчонкой была, плакала над ними. Их фильмы смотрела и наши, советские. Потом американские фильмы пошли, но это мы уже ездили в «Киномакс». И на танцы мы сюда бегали! Раньше же не было дискотек, были танцы. Бегали на танцы нечасто, раз в месяц, а в кино-то каждую неделю ходили. Когда ребёнком была, билет 10 копеек стоил. А потом уже не помню. 10 копеек — это детские фильмы.

Квартиру в мебельном посёлке Фания Балагурова получала дважды. Сначала — в доме недалеко от улицы Блюхера, затем — в домах для бюджетников, в глубине посёлка.

— Я работала в управлении образования, на работу всю жизнь ездила. С транспортом нормально было. Троллейбусы ходили до 12 ночи, — объясняет Фания Ахметовна. — Добиралась иногда с пересадкой, но мы жили там, возле троллейбуса, и было очень удобно. Когда мы сюда, вглубь переехали, маршруток ещё не было и приходилось бежать 20 минут на остановку. Вот это было неудобно. А теперь есть маршрутки. Села и поехала хоть куда. Дорога тут, прямо за домами.

Прямо за домами посёлка находится и ещё один вид транспорта — железная дорога. И им жители тоже активно пользовались.

— Я когда восемь классов закончил, поступил в железнодорожное училище. Городское профессиональное училище номер два в Косовском саду, — вспоминает житель посёлка Борис Нефёдов. — Ездил учиться на электричке, две остановки, уже бесплатный билет там давали. Тогда электрички ходили как трамваи. Утром — через 30, даже 20 минут, днём пореже. А сейчас вообще по одной, похоже, ходят в сутки.

В посёлок семья Нефёдовых переехала в 1960 году. Взяли участок с недостроенным срубом и сами довели до ума.

— Мы до этого жили в Колупаевке, в посёлке имени Урицкого возле завода имени Колющенко. Там болото было, самое натуральное болото. И улица у нас называлась Заболотная. Оно и затапливало, и не совсем благоприятное было, — вспоминает Борис Александрович. — А ещё там начиная где-то с 53-го, 55-го года завод Колющенко пытался расширяться. Там был воинский тупик, угольный склад, они потихоньку подбирались и собирались весь посёлок — где улицы Златоустовская, Заболотная, Народная, Рабочая — забрать, завод расширить. И постоянно, каждый год предупреждали — вы ничего в огороде не садите, завод будет сносить, всё отбирать. А потом тут подвернулся участок, брат на соседней улице жил, подыскали этот дом недостроенный. Достроили его и переехали сюда жить в 1960 году.

Школу, кстати, Борис Александрович заканчивал 17-ю, в Колупаевке — ездил туда каждый день. Но и с местными ребятами подружился быстро.

— Здесь спокойно, тихо было. Никогда никто не знал ни про какую наркоманию, пьянство, никто не воровал. У меня товарищ напротив жил, в другом доме ещё ребята. Мы уходили, гуляли — и никто дом никогда не закрывал, никто собак никогда не держал, — рассказывает Борис Нефёдов. — Приходили-уходили и в 12 часов летом, никто не закрывал. А потом, позже началось хулиганство. И сейчас по-другому. Практически из всех, кто здесь сейчас остался, стариков нас трое. В доме напротив — женщина, она на десять лет меня старше, да через дом сестра моя живёт. Вот и все первые жители. В остальных третий хозяин, второй, четвёртый.

Сейчас, добавляет пенсионер, новые соседи часто держатся особняком — не то что раньше.

— Все соседи друг друга знали, дружно — как семьёй жили. Тогда, в то время суббота была рабочая. Вечером собираются, скамеечку, стол выносят — и до утра в карты, в домино играют, — улыбается Борис Нефёдов. — Если кому-то что-то надо было помочь, выходили все и помогали. Я с самого детства занимался и электричеством, и радиотехникой, так у меня на этой стороне — где 14 домов — нет ни одного дома, чтобы я там что-то не делал. Кому-то электричество, кому-то что-то приварить, ещё что-то.

Был у местных жителей и свой способ определить направление ветра. Иметь флигель было вовсе не обязательно.

— Все здесь в шутку говорили: если ветер с севера дует, с северо-запада, можно выходить на улицу, ставить самовар и пить чай, потому что рядом кондитерская фабрика. И от кондитерской фабрики шёл очень сильный запах, приятный такой — карамелью пахло, — смеётся Борис Нефёдов. — Потому что кондитерская фабрика работала на полную мощность. А с другой стороны лес, и тут уже немножко по-другому говорили. Если ветер дует с юго-востока, то мы нюхаем запах портянок. Потому что там воинская часть стояла. Но это шутка такая.

Кстати, поначалу удобства в частном секторе тут были минимальные, обживаться стали со временем.

— Когда мы приехали, здесь воды не было. Печное отопление во всех домах. Потом, в 1974 году, кое-как пробили водопровод. Это уже великое дело. В 1984 году на нашу сторону провели газ. Сейчас у нас и газ, и водопровод, — перечисляет Борис Александрович.

Вот только сетям этим теперь требуется ремонт.

— По улице Белорецкой под землёй идёт теплотрасса, водопровод и газ, — объясняет житель посёлка. — И вот недавно, недели две назад, порвало теплотрассу. И горячая вода попала в угловой дом — в подвал. Можно подойти и посмотреть даже. У них вишня посажена, картошка в палисаднике — всё сварилось. И то теплотрассу порвёт, то водопровод порвёт. Ладно хоть газ пока не трогает.

На РЖД, где Борис Александрович отработал 54 года, ему предлагали жильё, благоустроенную квартиру. Но он от всех таких предложений просто отказался.

— На работе предлагали, давали квартиру. Но я посёлок ни на что не променяю! Как сюда приехал, так отсюда и увезут, — смеётся Борис Нефёдов. — Я привык в своём доме, с землёй копаться. Даже вот помидорку свою вырастил — считается твой труд. Я очень люблю цветы, сам их выращиваю. Картошку мы тут не садим, а огурцы, две яблони есть. Только для себя, для внуков — огурцы, помидоры, морковку, свёклу. Десять морковок, десять свёкл. Здесь весь участок-то [небольшой]. Это сейчас дают участки — хоть сотни гектаров бери. Её дают, а за ней не ухаживают. А раньше давали, когда начали посёлок нарезать до железной дороги, по 4,5 сотки давали. А здесь вот нам давали 5,17 всего.

Бывают во время копки огорода и сюрпризы.

— Здесь же раньше это место пустовало, тут же раньше был танкодром. Где-то в 1950-х годах тут была воинская часть, а тут — танкодром, — объясняет Борис Нефёдов. — Мы даже сейчас огород с сыном копаем, и иногда чуть поглубже яму надо выкопать — под мусор. Мы же мусор не выносим, а листья, траву в землю закапываем. Так вот копаешь — то трак найдём, то палицу. Я просто в армии служил танкистом, и сын у меня танкист.

— Когда-нибудь так и целиком танк соберёте, — шучу я.

— Если только он провалился, — улыбается Борис Александрович. — Провалиться тут можно. Грунт очень плохой. Когда мы приехали, здесь до воды было два метра. А потом, когда плотину сделали, уровень воды поднялся — и до воды стало даже меньше чем полтора метра. Мне пришлось в подпол, в яму, которые были построены до меня, привозить земли, глины — и сантиметров на 60–70 я засыпал. Раньше у соседа была под домом мастерская. Я к нему спускался, мы там что-то делали. И я с моим ростом входил спокойно, даже до верха не доставал. А потом у него затопило всё это.

О том, что вода поднялась из-за строительства плотины, Борису Нефёдову рассказали специалисты.

— Я чисто случайно узнал об этом. В 84, 85, 86-м году я был в депо освобождённым председателем профкома, и у нас на озере была база своя — для локомотивного депо. И надо было каждую весну привозить медиков, водяников, пожарных — сдавать, чтобы они базу принимали, — вспоминает Борис Александрович.

Причём повлияло Шершнёвское водохранилище не только на Советский район. Уровень воды поднялся и в соседнем Ленинском.

— А когда я ещё жил в Колупаевке, мы ходили на озеро Смолино купаться. Пешком. Там, где сейчас сады, где «Меридиан», там не было дороги, а просто был посёлок Смолино — два ряда домов. И озеро Смолино — как Маркизова лужа было. От берега идёшь, идёшь, идёшь, уже берега не видно, до середины дошёл — а воды по грудь. И вода была такая солёная! Выйдешь, тебя ветром обдуло — ты весь белый, — вспоминает Борис Нефёдов. — Мы когда обратно собирались, приходили в посёлок, там колонка была. Вот мы у этой колонки отмоемся, жжёт ведь! Но было озеро целебное. А потом, как подняли плотину, вода поднялась, причём сильно поднялась.

А недавно у жителей появилась новая забота — отстоять деревья на улице Дарвина. Сначала частично вырубить власти поручили зелёный «остров» на перекрёстке с Блюхера — там существующее «кольцо» с деревьями разделят на два поменьше, и перекрёсток станет похож на Т-образный. По задумке, это должно избавить от автомобильных пробок. С той же целью расширить планировали и улицу Дарвина — но люди встали на защиту деревьев, и проект пообещали пересмотреть.

— Как можно деревья вырубать? Конечно, мы против. Но вроде как сказали, что здесь не тронут больше ничего, что лес останется, не будут полностью асфальтировать, — рассказывает жительница Мебельного посёлка Ольга Паращенко. — Мы против, что на Дарвина вырубали. Пыль с дорог вся летит, там дома стоят. Вдоль домов зачем деревья рубить? Да и всё равно красиво смотрится. Мы за зелень, чтобы было свежо. Мы потому и с посёлка никуда не уезжаем, потому что здесь карьер, лес, здесь вообще всё шикарно!

А вот подруга Ольги — Елена Пашнина — из Мебельного посёлка пару лет назад уехала. Теперь живёт в Металлургическом районе и, говорят, очень скучает по прежним временам.

— Здесь очень хорошо, я бы сюда вернулась, — мечтательно говорит Елена. — Мы там в свою квартиру переехали, а вообще, я бы тут жила.

— Тут и Шершни, и карьер — всё под боком, — перечисляет Ольга.

— Тут два карьера — Голубой и Изумруд. В любую точку города отсюда уехать можно, центр рядом. Областная рядом психушка, — улыбается Елена.

— Всё рядом, всё под рукой, — со смехом подхватывает Ольга.

— И тут такого движения машин, как по городу, нет, — уже серьёзно продолжает её подруга. — У нас на ЧМЗ под окнами прямо гоняют, на Черкасской. И здесь посёлок, и если в сторону садиков идти — там не разрешено ездить. Дети ходят спокойно.

В ЧЕрте города

Наш проект — о Челябинске и для челябинцев. И каждый понедельник 74.ru рассказывает вам об интересных локациях. Так, неделю назад мы побывали в посёлке золотодобытчиков — драгоценный металл в начале XX века добывали на Градском прииске. Жители рассказали нам, как работали местные фабрики, кто ими владел — и зачем подняли «Запорожец» на крышу. Перед этим мы побывали в доме на площади Революции — чтобы узнать, есть ли там подземные ходы и комнаты для прислуги, и по какому случаю жильцы покупали икру стаканами. А самым читаемым выпуском проекта стала история о цыганском посёлке недалеко от Шагола — там живут самые юные бабушки, на жизнь зарабатывающие гаданием.

Все выпуски читайте в разделе проекта «В ЧЕрте города».