Без грима и декораций. Как москвичи снимают в Златоусте сериал про вирусный апокалипсис

Оказавшись на съемочной площадке, я первым делом спросил: «Слушайте, ну вы Златоуст выбрали, потому что следы апокалипсиса здесь видны невооруженным взглядом?» Киношники смеются: нет, мол, просто режиссеру Андрею Прошкину нравится рельеф города. Я выхожу на улицу 1-ю Нижне-Заводскую, где всё готово к съемке, и вижу в просвете домов колоритный златоустовский недострой — мрачное десятиэтажное здание. Киношники подтверждают: «Да, на его фоне тоже снимали, жуть». Вот я и говорю — сплошной апокалипсис.

Восьмисерийный сериал с рабочим названием «Вы — живые» — это история о диковатом мире, оставшемся после очередного катаклизма. Людей в нём, как водится, поразил вирус, от которого впадаешь в летаргический сон и не можешь проснуться, пока не разбудят. Структурно фильм сделан в виде восьми новелл, связанных единым сюжетом. Короче, интригует, но спойлеров не ждите — я сам ничего не знаю.

А почему вообще Златоуст? Андрей Прошкин, сын режиссера Александра Прошкина, в 2003 году уже снимал здесь фильм «Игры мотыльков» с Оксаной Акиньшиной и Алексеем Чадовым и с тех пор проникся к горному Уралу интересом. В «Играх мотыльков», кстати, Златоуст показан явно: шикарные панорамы гор, улицы из желтых сталинских домов и молодежные посиделки на гаражах — всё очень узнается, да и название города мелькает на вывесках. Новый сериал уже не конкретизирует место: Златоуст сыграл собирательный образ российской глубинки, пережившей очередной конец света.

Не поймите превратно: я в самом деле верю, что режиссера привлекла природа. Однако сложно отделаться от впечатления, что Златоуст и правда напоминает город после апокалипсиса, который случился еще при Сталине. Это видно по кирпичным ожогам на каждом втором фасаде, не видевшем ремонта этак с полвека (да-да, Сталина на них нет). По пути к месту съемок я наткнулся на дом по улице Карла Маркса, за который губернатор Алексей Текслер три месяца назад отчитал главу Златоуста Максима Пекарского словом «Позор!». Впрочем, сам Пекарский назначен не так давно, год назад, — дадим шанс.

Впрочем, сериал-то у нас называется «Вы — живые», и Златоуст, несмотря на все проблемы, производит впечатление как раз таки живого города, просто местами запущенного. Он действительно фотогеничен и разнообразен, и потому каждый видит свое: кто-то — следы упадка, кто-то — дикость и красоту его гор.

Караван киношников расположился около большого мусорного ковша, куда жители окрестных районов сносят разный хлам. Продираясь мимо вагончика, где в этот момент гримируют Артура Смольянинова, мужик с парой старых досок спрашивает меня:

— Э-э-э, прицеп можно отодвинуть? Нельзя? Мля, ладно, пролезу. Чё тут происходит?

— Кино снимают, — говорю.

— Срать-колотить, — равнодушно отзывается тот, вышвыривая хлам в мусорный ковш. — Вы вон мост через Чувашку снимите, может, хоть починят...

Участники съемок переговариваются с помощью раций, поэтому я начинаю ориентироваться в процессе. Становится ясно, что Артур Смольянинов сейчас в гримерном прицепе.

— Леночка-гример, — потрескивает рация. — Ну что у вас там с Артуром?

Леночка отвечает, что нужно еще поколдовать с бородой, но это минут десять, не больше.

Поймать в кадр Смольянинова стало для меня идеей фикс, и, поняв, что у него будет борода, я на всякий случай щелкал всех бородачей, появлявшихся вблизи гримерного прицепа. Включая и нескольких местных бомжей, которые как будто бы и не выходили из образа выживших после апокалипсиса.

Другой бородач привлек мое внимание фактурным лицом и оказался статистом — жителем Златоуста, который снимается в сериале уже в четвертый раз. Киношники приезжали сначала в сентябре, а потом вернулись в ноябре ради местных снегопадов. Я застал последний день съемок — 4 декабря.

Пока Леночка облагораживала бороду главного героя, съемочная группа крепила к борту «Урала» невероятную конструкцию из труб, на которую установили камеру, нацелив внутрь салона. В этой сцене Смольянинов и его напарница едут в кабине и о чем-то напряженно говорят. Думаю, диалог примерно такой:

— А может в России хоть один год обойтись без апокалипсиса?

— Ну вот 2020-й был неплохим.

— Это да... Но потом-то...

Шучу, конечно.

Подготовка к съемке одной не самой сложной сцены с едущим «Уралом» занимает этак часа полтора. Экранное время сцены составит порядка 30 секунд, а всего за день при хорошем стечении обстоятельств снимут минут пять. С непривычки этот процесс кажется изнурительным и даже слегка муторным.

Наконец всё готово, и Артур с обещанной бородой и военной разгрузкой решительно проходит к кабине «Урала» и взбирается за руль. Начинается репетиция. Я не слышу фраз героев, но различаю комментарии Андрея Прошкина в рации:

— Ну это какой-то заё...нный (заезженный. — Прим. ред.) вариант, перебодрили. Давайте как-то поспокойнее.

Когда режиссера устраивают интонации, слышен зычный голос одной из помощниц:

— Уважаемые мои, любимые, давайте соберемся и снимем сейчас эту сцену!

Артур уверенно сдает задним ходом в самое начало улицы 1-й Нижне-Заводской, когда возникает предсказуемая проблема: словно по команде, на улицу вытекают пешеходы и посторонние машины. Рядом находится школа, автомобилисты же используют улочку, чтобы срезать путь. Трафик прямо-таки нервирующий.

Человек двадцать из съемочной группы обеспечивают перекрытие улиц и тротуаров. Сначала они вежливо просят автомобилистов не выезжать на дорогу, но уже перед самыми съемками добавляют жара:

— Уважаемый, вот там на горке «Урал» без тормозов, вы уж, пожалуйста, пять минуточек тут постойте.

Перефразируя Аль Капоне, доброе слово и «Урал» без тормозов убедительнее просто доброго слова.

Съемочный процесс выглядит не так эффектно: «Урал» проезжает мимо на обычной скорости, актеры произносят свои фразы, но их мы не слышим. Интересное начинается потом, когда, взмыв на небольшой уклон в конце дороги, «Урал» соскальзывает куда-то вбок, как кусок мыла.

Глядя на это, я поначалу раздулся было от самодовольства, потому что знал — «Урал» на всесезонной резине явно не годился для златоустовских круч. Город вообще отличается невероятным рельефом, по которому не то что ездить — ходить иной раз страшно. Впрочем, моя спесь ушла, когда на обратном пути я сам проскользил метров триста под стрекот АБС на шипованной резине. Златоуст — это город с крутым характером.

В этих кручах — генетика Златоуста. Изначально его судьба была очень типичной для поселений горнозаводской зоны, набухавших вокруг железоделательных заводов. Но если многие из них так и застряли в «железном веке», у Златоуста появилось новое ремесло — выпуск оружия. Сначала холодного, потом стрелкового, потом и ракетного. Местный Машзавод производил ракеты морского базирования для подводных лодок, и вокруг него возникло то, что в народе называли Новым Златоустом. Хотя мой дед и бабушка по отцовской линии отработали конструкторами Машзавода всю жизнь, я понятия не имел, чем они занимались, — разговоры о работе не велись никогда. Ее словно не существовало: была лишь проходная, куда дед иногда исчезал.

Уже перед развалом Союза до нас стали доходить отголоски историй вроде семейной байки о том, как дед, плавая на атомной подводной лодке, видел гигантских белых тараканов. Само расположение Златоуста в морщинах гор, по одной из версий, помогало скрывать его деятельность от вражеских разведок. Над городом действительно висели шапки туманов, ливни начинались внезапно, а земля тряслась от загадочных взрывов, которые никто не объяснял. Говорили лишь, что землетрясения в старых Уральских горах невозможны (позже оказалось, что это не так).

Бабушка с дедом идеализировали Златоуст, противопоставляя его «вонючему Челябинску», что казалось во многом справедливым. Но было у истории и двойное дно. Как-то вечером под Новый год мы с бабушкой засиделись на кухне: я чистил мандарины, она вспоминала молодость. И вдруг в ее рассказах проступил другой Златоуст, куда ее, жительницу Подмосковья, забросили по распределению как авиационного инженера — в Союзе ведь это было нормой. И сколько бы ни было красоты в местных горах, я не мог избавиться от впечатления, что Златоуст остался для нее чужим. Он был трудовым лагерем, который она научилась любить, мечтая всю жизнь о родном Павловском Посаде.

Может быть, поэтому упадок Златоуста в постсоветские годы стал для меня таким явным: накануне смерти деда, осенью 2002 года, я вдруг ощутил невероятную тоску от города, который поставил себе целью остаться в пятидесятых, когда он был полон надежд. Рушились фасады домов, дребезжали старые трамваи, молодежь уезжала, но город словно не замечал этого. Тот фильм Андрея Прошкина, «Игры мотыльков», он как раз об этом периоде.

А потом случилось и вовсе невообразимое. В 2005 году я внезапно оказался за проходной секретного Машзавода, где китайцы налаживали выпуск откровенно дрянных внедорожников Shuttle. Выложенный паркетом пол, на котором когда-то шла финальная сборка баллистических ракет, сейчас был заляпан маслом — на стапелях скручивали очередной чайнакар. Казалось, это финиш.

Но Златоуст всё же нашел в себе силы переродиться. Апокалипсис — это ведь не всегда история про разруху и беспредел, это еще и история про людей, которые им противостоят. На меня, например, произвели впечатление события 2019 года, когда Златоуст восстал против промышленных варягов из группы «Силарус», планировавших строительство кремниевого производства. И не то чтобы завод был таким уж вредным, скорее чиновники сами себя перехитрили, пытаясь протащить проект по-тихому, чем создали ему крайне негативный имидж. Но то, как златоустовцы ринулись защищать свою природу, не могло оставить равнодушным: челябинцам, например, это не удалось.

Тем временем съемочная группа перемещается к зданию Златоустовского техникума. Готовятся снимать сцену на городской площади с участием десятков статистов. Настроение веселое и слегка нервное — вполне себе рождественское.

Андрей Прошкин заклинает исполнителя эпизодической роли:

— Дима, проще! Максимально просто! Не переигрывай!

Дима, который по сюжету отказывается от предложенной Шадриным шабашки, снова произносит текст и уходит из кадра, на что Прошкин замечает:

— Понимаешь, у тебя походка сытого человека. Представь, как будто ты много дней не ел...

Тем временем из здания техникума выносят бутерброды и чай, и Дима, глядя на всё это, мгновенно вживается в роль. Помощник режиссера обращается к остальным:

— Пожалуйста, не надо так сильно топтаться на месте: да, вы замерзли, но настолько обессилены, что нет сил даже топтаться. Движения должны быть скупыми.

Артуру снова подправляют бороду, и он выходит на авансцену, спрашивая у режиссера, что вообще происходит. Фильмы снимают не в хронологической последовательности сцен, поэтому актеры часто не представляют, какой именно кусок нужно отыграть сейчас. Андрей Прошкин объясняет, что Шадрин пришел на постапокалиптическую биржу труда, чтобы нанять несколько олухов на работу, с которой вернутся не все, предлагая им тройной гонорар, что уже наводит на мысли. Но коль скоро время голодное и вирус, все, кроме вожака (Димы), соглашаются. А тот уходит из кадра своей несытой походкой.

Сцену снимают достаточно быстро: дольше готовились да разгоняли прохожих, которые то и дело возникали на заднике в своих цветастых шапках. За полдня, что я провел на съемочной площадке, сняли примерно полторы минуты экранного времени, и я еще раз похвалил себя за то, что никогда не хотел быть актером. При всей гламурности есть в профессии и кочегарский труд, и множество разочарований.

Съемки фильма, о которых весь Златоуст прекрасно знает, особенного ажиотажа уже не вызывают. За всё время лишь один прохожий попросил Артура сфотографироваться с ним, но тот ответил сердечным голосом Высоцкого:

— Извините, я на работе.

В нём (или образе Шадрина) вообще есть что-то от Высоцкого. Когда очередной дубль срывается из-за прохожих в кадре, Артур кричит съемочной группе:

— Ну что вы всё на женщину бросили? Она же всех не остановит! Парни, ну пойдите, помогите ей — ну что вы?

Когда сцена с рекрутами закончена, наступает не обед, а еще большая суета: к зданию техникума подтягиваются толпы людей. Начинается подготовка к съемке следующего эпизода, и да, нужно торопиться — погода пасмурная, стемнеет часа через два.

Статисты репетируют сцену, похожую на знаменитый эпизод из «Приключений Шурика»:

— Цементный завод!

— Я!

— Погрузка угля!

— Я!

— Уборка конюшен...

Они учатся поднимать руки по команде помощника режиссера, а я уже выдвигаюсь в обратный путь с чувством некоторого облегчения. Съемочной бригаде предстоит снять еще две трети запланированных сцен, а я уже сыт по горло и замерз. Вечером часть группы отправится в Москву, остальные же будут снимать проезды машин в Златоусте и Сатке, которая тоже засветится в сериале. Да, съемки кино — процесс весьма тяжелый. Его нужно любить.

Сам фильм выйдет на платформе Okko ориентировочно весной 2021 года.

Не знаю, каким получится Златоуст на экране: будет ли там больше мрака или, напротив, красот — в городе избыток того и другого. Но в любом случае хорошо, что колорит города, пусть и противоречивый, привлекает художников. А для нас это лишний повод посмотреть на себя со стороны и, может быть, еще раз осознать: мы — живые. Нас просто иногда нужно будить.

Мы любим ездить по уральским городам, и некоторые оставляют очень хорошее впечатление, например Троицк. А вот рассказ о бывшем городе углекопов — Копейске, сумевшем найти новую идентичность. Но судьба многих горнозаводских поселений весьма печальна.