Почему Екатеринбург смог, а в Челябинске опять смог. Субъективное сравнение двух уральских столиц

В центре Екатеринбурга порой охватывают мысли из серии: «Далеко ли отсюда до Красной площади?». Кое-какие панорамы напоминают Москву, и приезжему здесь несложно забыться. Но от высоток «Екатеринбург-Сити» до Красной площади 1416 километров, так что пусть это не Москва, но один из претендентов на статус третьей столицы России. Во время двух недавних поездок в Екатеринбург я задавался вопросом: почему он смог то, что Челябинску, по мнению многих, не под силу? У городов близкий генезис, и в некоторых аспектах они похожи, как братья. Но взглянешь с другой точки — как братья от разных отцов. Ниже очень субъективное и, вероятно, поверхностное сравнение городов, столь разных и одинаковых одновременно.

Стоило мне заикнуться о красоте Екатеринбурга, как посыпались возражения знакомых, бывающих здесь часто: мол, ты увидел лишь красивый фасад, но сделай шаг от центра — и начнутся такие же промышленные гетто, как в иных районах Челябинска. Поэтому во второй поездке я завернул в удаленные районы, чтобы оценить этот тезис. Он справедлив отчасти: вдали от центра действительно много унылых домов, от сталинских бараков до более поздних панелек, да и сам Екатеринбург местами выглядит всклокоченно и загроможденно, как Челябинск — углы, провода, винегреты вывесок. Этот слой серости нарос здесь во время советских ускорений и промышленных рекордов и является одной из основ города. Но всё же тут и там индустриальную серость протыкают шпили многоэтажек. Они не столь живописны, как в центре, но в них чувствуется стремление вверх, характерное для Екатеринбурга вообще. И хотя я нашел в городе множество ветхих домов и «забросов», вокруг них видны следы деятельности: какие-то готовятся к сносу, какие-то возвращают к жизни.

Челябинск и Екатеринбург формально похожи: оба являются крупными промышленными мегаполисами, возникшими в первой половине XVIII века (Челябинск младше на 13 лет). Кстати, и статус уездного города они получили одновременно — в 1781 году, причем поначалу оба относились к Пермской губернии, но Челябинск быстро переподчинили Уфе.

Но есть несколько принципиальных отличий. Например, если Екатеринбург изначально был крепостью-заводом, то Челябинск задумывался как крепость-пограничник — для обороны южных рубежей. А главное, Екатеринбург существенно выиграл в инфраструктурном аспекте, потому что первая дорога государственного значения, Большой Сибирский тракт, прошла здесь в 1780-х годах, тогда как Челябинску пришлось ждать еще 110 лет появления Самаро-Златоустовской железной дороги, построенной при Александре III невероятными темпами за четыре года.

Со временем эта разница нивелировалась: основной индустриальный бум начался уже при советской власти, в том числе за счет эвакуации предприятий из центральной России, и оба города стали гнездами для предприятий тяжелой промышленности, машиностроения и металлургии. Челябинск получил тракторный и трубопрокатный заводы, а также множество металлургических (и близких им) предприятий, которые со временем стали доминирующими, в том числе по выбросам в атмосферу. Екатеринбург освоил выпуск шагающих экскаваторов (Машзавод), дизелей и турбин (Уральский турбинный завод), оборудования для химической и нефтяной промышленности (Химзавод), военной техники и компонентов (УралТрансМаш, ЗиК) и так далее — город отличается очень широкой номенклатурой изделий.

Оба города столкнулись с большими экологическим проблемами. В обоих случаях большой вклад в загрязнение воздуха вносят теплоэлектростанции, но если в Челябинске с ними сопоставим урон от металлургии, то в Екатеринбурге баланс смещен в сторону предприятий тяжелой промышленности. При этом в Челябинске проблемы с воздухом стоят (точнее, висят) острее: например, общий объем выбросов в 2017 году был в полтора раза выше, чем в Екатеринбурге. И если в столице Урала на долю стационарных источников (то есть всех, кроме транспорта) приходится 20% загрязнений, то в Челябинске — чуть ли не втрое больше. Проще говоря, при сопоставимых масштабах промпредприятий челябинские создают городу куда более зловещий имидж.

Но ведь депрессия начинается не от проблем, а от неумения с ними справиться, и вот здесь разница между городами, пожалуй, даже более заметна. Я не буду сейчас судить о причинах (среди них могут быть и объективные), но Екатеринбург провел саммиты ШОС и БРИКС и этапы чемпионата мира по футболу, а Челябинск первые профукал, на вторые даже не претендовал. В Екатеринбурге оси координат задают небоскреб «Высоцкий» и башня «Исеть», в Челябинске таким ориентиром мог бы стать новый «Конгресс-холл» невероятной формы, но вместо него — лишь «арт-объект», прозванный в народе ребрами Левиафана.

В Екатеринбурге есть куцеватое, но всё же метро, в Челябинске — только пара недостроенных станций (справедливости ради, Екатеринбург успел начать стройку в 80-е, тогда как челябинскому метро не повезло попасть на 90-е). Под Екатеринбургом есть Белоярская атомная электростанция, под Челябинском — мегалиты недостроенной Южно-Уральской АЭС. И опять присутствует элемент невезения: строительство нашей АЭС было остановлено после известных событий в Чернобыле.

Может быть, в этом есть историческая закономерность — Челябинск младше Екатеринбурга, поэтому к очередному этапу подходит позже, что иногда чревато — меняется время, меняются ориентиры. С другой стороны, я не мог избавиться от ощущения, что хватка Екатеринбурга гораздо крепче, а настрой — конструктивнее (видимо, помогает архитектура в стиле конструктивизма). Челябинск любит прожекты, начинает всегда пышно и с помпой, за которой уже чувствуется будущее наедалово. И, к сожалению, от главного «проекта века», челябинского метротрама, исходит такой же кисловатый привкус, хотя буду рад ошибиться.

Может быть, дело просто в разных финансовых возможностях? Сравнить кошельки разных городов — задача очень не праздная, но если взять за ориентир бюджет города, Челябинск — совсем не аутсайдер. Так, расходная часть на 2021 год составляет 43 миллиарда рублей, у Екатеринбурга — 53 миллиарда рублей, но разница в районе 23% вполне объясняется пропорциональной разницей в населении городов. Для сравнения, бюджет Казани и вовсе 34 миллиарда рублей, такой же — в Тюмени.

Гораздо больше разница бюджетов Челябинской и Свердловской областей (209 миллиардов против 319 миллиардов в 2021 году), при этом налоговые сборы от населения и предприятий в областной бюджет контрастируют не так сильно (105 миллиардов против 137 миллиардов — данные за 9 месяцев 2020 года). Проще говоря, Челябинск уступает Екатеринбургу в абсолютных цифрах, но не настолько, чтобы считать его беспомощным. К тому же городская среда — это не только количество денег, но и умение их потратить.

Или дело в людях? Екатеринбург — город исторически более оппозиционный, и я, например, удивился, что во время референдума 1991 года о сохранении СССР Свердловская область была единственным регионом России, кто проголосовал за отказ от Союза. Здесь почитают знаменитого земляка Бориса Ельцина, построив в его честь впечатляющий культурно-образовательный центр. А центральная площадь 1905 года названа в память о кровавой стычке студентов с казаками 19 октября указанного года. Безбожники расстреляли в центре Екатеринбурга царскую семью, но город словно «открещивается» от этого изобилием храмов, в том числе на том самом месте. И снова это напоминает протест, пусть даже против самого себя. В городе чувствуешь флюиды перемен, и на фоне консервативного (а сказать честнее — апатичного) Челябинска северный сосед опять же ближе к Москве. Чего стоит эпичный снос телебашни — недостроя, который напоминал о временах застоя и потому в новом Екатеринбурге был неуместен.

Перед поездкой мы с женой разошлись во мнениях, стоило ли екатеринбуржцам так отчаянно бороться за сквер возле Драмтеатра, где «Русская медная компания» планировала построить к 300-летию города (в 2023 году) храм Святой Екатерины. Стоя на Октябрьской площади около спорного сквера, я думал о том, что не вижу особенной проблемы, если бы здесь действительно возник храм. Это, в конце концов, красиво и фотогенично. Жена же, как и участники протестов, сетовала на то, что строительство храма подрезало бы сквер и загромоздило изрядную часть прогулочной зоны. И я бы согласился, не будь я челябинцем, потому что меня в то время больше волновал другой проект той же «Русской медной компании» — строительство у самых границ нашего города колоссального медного карьера (часть Томинского ГОКа). На этом фоне, думал я, храм в центре города волновал бы меня куда меньше. При этом екатеринбуржцам удалось отстоять сквер, в Челябинске же протесты против Томинского ГОКа, сначала активные, постепенно рассеялись и потеряли массовый характер. И дело даже не в самом ГОКе, а в отношении — раз за разом Челябинск становится заложником чужой воли, и после каждого поражения, каждого несбывшегося обещания, всё больше теряет веру в себя. Сейчас, правда, всё та же РМК взялась за строительство крупного спортивного центра и храма в Челябинске, и есть ощущение, что эти проекты доведут до ума, но удастся ли им всколыхнуть город? Я, впрочем, надеюсь, что удастся.

Рядом с Октябрьской площадью есть закрытое здание, где когда-то базировался Свердловский рок-клуб. Как поклонник групп «Агата Кристи» и «Чайф», я не упустил возможности постоять на ступеньках, где отвечал на вопросы Юрия Дудя еще один известный уралец — журналист и радиоведущий Михаил Козырев. И вот очередная загадка: почему Екат дал стране несколько самобытных и ярких групп, а Челябинск не дал? Точнее, у нас были «Ариэль» и Олег Митяев, но дело даже не в том, что их расцвет пришелся на более ранние времена. Для меня, скорее, значимо, что Владимир Шахрин (солист «Чайфа») продолжает жить в Екатеринбурге и участвует в его жизни, а Олег Митяев и Валерий Ярушин (солист «Ариэля») давно переехали в Москву и никакого влияния на наше житие уже не оказывают.

У меня в машине есть сборник челябинского рока, где разные исполнители, включая и «Чайф», исполняют песни на стихи челябинского рокера Юрия Богатенкова (группа «Резиновый дедушка»). И недавно, по дороге в Касли, я в очередной раз послушал диск и поймал себя на странной мысли, что стихи Юрия берут за душу, но вот нюанс — в каждой строке сквозит странное упадничество, которое, я думаю, есть отражение челябинского настроя вообще. Я даже себе выписал:

«Моя любимая девушка прячет лицо, ее сердце сгорело дотла, ее сердце сгорело дотла, у нее для меня нет тепла…»

«Странное лето, смутное лето, немного неуютно без бронежилета…»

«Парусники тонут в помойном ведре, как тебе живется в этой дыре?…»

«Я рак-отшельник, я живу один, я тяжел на подъем, я редко схожу в магазин…»

Или вот песня «По цехам» про фрустрации челябинского рабочего, мечтающего о морской романтике:

«Я всегда выполняю план, а когда я бываю пьян, не ору, не валяюсь как хулиган, я ложусь на диван. И я снова плыву по волнам…»

Как любой поэт, Юрий Богатенков, и сейчас живущий в Челябинске, просто отразил какую-то часть местного мировоззрения, может быть, не единственную, но в наши дни доминирующую — неверие в себя. У «Чайфа» тоже есть серьезные и грустные песни, но, как ни крути, а «Чайф» — это всё же драйв, жизнелюбие и оранжевые краски, и, наверное, это тоже идет от земли, на которой группа выросла. Может быть, дело именно в этом? В настроении людей и их отношении?

Отношение людей — категория хоть и нематериальная, но со временем превращающаяся во что-то зримое. Скажем, много мы слышим о проектах крупных челябинских предпринимателей по улучшению города за рамками их личных интересов? Такие проекты есть, но порой самопиара в них больше, чем нетленности. Челябинск как бы опасается вкладывать в свое будущее, потому что опять же не чувствует уверенности в себе и будущем. У Екатеринбурга же такая уверенность (или вера) есть, и, скажем, высотки «Екатеринбург-Сити» или город-спутник Верхняя Пышма, которые производят сильное впечатление — это проекты «Уральской горно-металлургической компании». Дело тут не только в деньгах, но и в организационных усилиях: такие проекты задают инвестиционный вектор и тем самым привлекают другие компании и других людей. И одно цепляется за другое.

Бродя по красивому центру Екатеринбурга, я не ощущал зависти. Скорее, пример северного соседа вдохновлял и служил психотерапией. Он как бы доказывал, что в кость промышленный город может быть и привлекательным, и перспективным. Он показывал, что исходные данные Челябинска вполне достаточны для жизни. Чего у нас недостаточно — это умения доводить до конца, дожимать, догрызать. Челябинск часто работает для галочки, как бы сам опасаясь собственного замаха. Мы попали в замкнутый круг неверия, в котором сомнения людей передаются бизнесу и властям, а через них идут обратно в народ. Екатеринбург сумел найти разрыв в этом порочном круге, и я думаю, со временем найдем его и мы. Но сначала нужно решить пару фундаментальных проблем.

В Екатеринбург я уезжал 11 августа в мареве объяснений Минэкологии, что едкий туман на улицах Челябинска — это эхо якутских пожаров, которые задушили нас, но почему-то не задели северных соседей. И это, конечно, не добавляет нам ни оптимизма, ни инвестиционной привлекательности. В сухом остатке Челябинску нужно победить две экологические проблемы: одну физическую, другую ментальную. Нам нужно перестать загрязнять свой воздух формальдегидом, а свой разум — сомнениями и апатией. И это, на мой взгляд, поважнее строительства метротрама.

На днях стало известно, что в Челябинске планируют строить свой элитный район с высотками. А фишкой Челябинска к 2024 году должен стать метротрам — подземный трамвай. Еще один важный инфраструктурный проект — дублер трасс М-5 и М-7 из Челябинска в Казань.