Алексей Кравченко, актер: «Как только Петрухин надевал свои очки, он становился до тошноты мне противен!»

Каждый первый в России разбирается в рекламе и футболе. И каждый считает своим долгом покритиковать современное искусство. Кино в данном случае не исключение. Много ведется споров по поводу того, есть ли будущее у российского кинематографа. Фильм «Мужской сезон: Бархатная революция» дает однозначный ответ: есть! Будущее за качественными фильмами с хорошей режиссерской, операторской и, естественно, актерской работой.

13 сентября в «Мегаполисе» состоялся предпремьерный показ фильма, на который приехали его актеры, чтобы ответить на вопросы тех, кто захотел увидеть это раньше других. Саму пресс-конференцию было решено провести после просмотра. Во-первых, потому что рассуждать о фильме, не смотрев его, просто невозможно, а во-вторых, потому что актеры были только что с самолета и буквально умирали с голоду.

О сюжете рассказывать не буду. Скажу только, что «Мужской сезон» оставил неоднозначное впечатление. В голове роилось множество вопросов: почему? зачем? когда? Очень хотелось узнать мнение режиссера, почему он использовал тот или иной прием, чего хотел этим достичь. Но Олег Степченко не приехал, потому что именно 13 сентября в Москве стартовал кинорынок, на котором Олег должен был презентовать «Мужской сезон» и сделать рекламу новым работам.

Итак, в зале зажегся свет. За столики, установленные на небольшой сцене, неспеша рассаживаются актеры фильма Алексей Кравченко (майор Вершинин), Алексей Петрухин (майор Суворовцев), Алексей Огурцов (офицер УБНОН) и Игорь Жижикин («Щука»). С ними – мужчина в форме. Это помощник начальника управления Госнаркоконтроля Челябинской области Евгений Савченко. Естественно, первый вопрос к нему.

– Евгений Юрьевич, насколько то, что показано в фильме, правдоподобно? Верить ли зрителю в то, что ему преподносит режиссер и актеры?

Евгений Савченко: – Вымысел, конечно, определенный есть. Это ведь кино, художественная условность. Но все-таки реальность работы спецслужб показана достоверно. Все, что касается вооружения, методов работы, опасности – так и есть. Да и электронное оснащение для наших сотрудников становится все больше главным атрибутом работы.

Когда вы слышите по радио, что где-то изъята крупная партия наркотиков, то не секрет, что для этого были задействованы так называемые оперативные деньги. Надо сделать контрольные закупки, чтобы быть уверенными и брать бандитов с поличным. К тому же среди наркодилеров большой популярностью пользуются дорогие машины, ликвидная недвижимость. Нам приходится это добывать и использовать в негласных методах работы, которые существуют.

Алексей Петрухин: – Мы снимали не документальный фильм, а художественный, поэтому даже не старались показывать все именно так, как есть, один в один. Если бы мы так делали, то фильм вышел бы под рифом «Совершенно секретно». (Смеется) Где-то мы приукрасили, где-то сгладили шероховатости, где-то попросту додумали. Самое главное в любом фильме – идея. Надо, чтобы каждый фильм заставлял к чему-то стремиться. Если раньше опера ездили на старых «девятках», то теперь они постепенно пересаживаются на хорошие машины. Наш фильм показывает не то, что есть, а то, к чему нужно стремиться.

ЕС: – Я хотел обратить внимание на то, что в этом фильме интересна не столько работа спецслужб, сколько психология героев. Насколько я понимаю, до массового зрителя пытались донести истинную картину работы, жизни работников УБНОН. Проблема, поднятая в фильме, не нова, все о ней знают, но не все знают, каково это каждый день бороться с такой преступностью. Проблема здесь намного глубже. Например, в 2003 году в Афганистане произведено 300 тонн героина для экспорта в страны СНГ, в 2004 году – 430 тонн, а в 2005 – более 500 тонн. При таких размахах речь идет уже не о бизнесе, а о политике. Ведь если наркозависимых в России будет более восьми процентов, это повлечет за собой необратимые последствия: будет подорван генофонд, фонд трудовых и интеллектуальных ресурсов. На сегодняшний день уже четыре процента россиян имеют наркотическую зависимость. Можно сказать, что наркобизнес – это геноцид. «Мужской сезон» как раз показал в доступной форме то, с чем мы имеем дело, показал все опасность этой проблемы.

– На вас как повлиял фильм?

Алексей Кравченко: – Вопрос очень широкий, и ответ на него будет такой же. С одной стороны, я работал над фильмом, я его создавал, переживал жизнь главного героя. Я общался с настоящими наркоманами. И это не объяснить: они другие. Они улыбаются, вроде живут обычной жизнью, но что-то внутри у них сломалось. Смотреть на это… Слово «страшно» не подходит. Слушать, как они рассказывают о своей жизни, – невозможно. Помните, как в фильме показано состояние героини после укола. «Страшно падать» – это не придуманные слова, это слова тех людей. Как вы считает, каким должно быть мое отношение к этому? У меня есть ребенок, он каждый день идет в школу, и я всегда боюсь, что однажды к нему подойдет какой-нибудь урод и предложит попробовать таблетки или порошок.

Тема наркомании актуальна не только для нашей страны. Мое отношение к этому? Все, что я делал в фильме, мной прожито как актером. Фильм тяжелый, но концовка у него достаточно открытая, она не грузит. Зрителю дается понять, что идет тяжелая война, но выход есть, потому что есть люди, которые с этим борются.

АП: – Влияние кинематографа на общественное мнение если не огромное, то значительное. Американцы это давно поняли, и теперь формируют отношение мировой общественности к той или иной проблеме с помощью Голливуда. Помните наш черно-белый еще фильм «Коммунист»? После его просмотра остается одно желание – вступить в партию, пойти работать в колхоз, отдавать себя идее. Вот это хорошее кино, качественное. Последние 10–15 лет в России нет таких фильмов, это все только возрождается.

Когда начинали снимать «Мужской сезон», мы изначально хотели сделать просто экшн. Но чем больше работали над картиной, тем яснее проступали социальные проблемы. Художественное произведение должно заставлять задумываться, вызывать волну, реакцию. Не важен успех фильма, его кассовые сборы, честное слово, не важны! Важно, что мы подняли тему, которая затронула зрителей, заставила их вступить в дискуссию с нами, друг с другом. У нас был случай в Казани, когда после просмотра фильма человек из зала начал возмущаться, зачем мы показываем кино про наркоманов, усугубляя тем самым из без того тяжелую ситуацию. «Лучше бы сказали, как бороться с этим!» – выкрикнул он. Наш ответ: «Бороться с этим злом мы должны сами. Для этого не обязательно становиться майором Вершининым, мы должны проявлять участие в жизни близких нам людей, воспитывать своих детей и так далее». И этот зритель замолчал, потому что он понял: фильм и поднятая в нем проблема вовлекли его в дискуссию, заставили задуматься. Этого мы и добивались.

АК: – Нельзя зарекаться. Каждый из нас живет в мире, где существует проблема наркомании. Мы часто думаем: «Меня это не коснется», но жизнь непредсказуема. Например, в школе, где учится мой сын, был учитель, который теперь там не работает. И вот на одном из занятий – я не знаю, для чего он это сделал и что это за методы воспитания подрастающего поколения, – он дал задание ученикам изобразить наркотическое опьянение. Зачем? Зачем 10-летнему ребенку изображать пьяного или наркомана?

АП: – В фильме, на самом деле, гораздо больше проблем показано, чем просто борьба с наркоманией. Это и незаконные методы работы оперативников, и проблема врачей, торгующих наркотическими препаратами, это и проблема давления преступных группировок на работников спецслужб, угроза их семьям. И проблемы большой политики.

– Вы когда-нибудь принимали наркотики?

АП: – Я вообще никогда не курил, и мне этого даже не хотелось. Помню, в первом классе пацаны подбирали бычки на улицах и говорили мне: «Ты не куришь? Салага!», я чувствовал себя неудобно, но курить мне не хотелось. Не хотелось взрослеть таким способом, поэтому я даже не пробовал.

АК: – Если честно, я впервые закурил в 30 лет. Что-то разнервничался и закурил…

АП: – (Ехидно) И сразу впал в зависимость. Поэтому следующий фильм Олега Степченко будет о вреде курения.

Алексей Огурцов: – Очень жаль, что современные люди относятся к здоровью как к чему-то побочному. Главное – деньги, карьера, недвижимость, а здоровье – если время останется. И очень жаль, что свои стрессы, усталость и раздражение многие молодые люди снимают алкоголем и даже наркотиками. В спортзале и здоровье поправить можно, и стресс снять, и тонус приобрести.

– Ваши герои – это прототипы реальных оперативников?

АК: – Что касается моего героя, то это собирательный образ. Он получился из слияния характеров, поведения, качеств тех людей, с кем я был знаком. Вы же понимаете, что все о сотруднике спецслужб нельзя говорить, должно многое оставаться за кадром.

АП: – Ребята-оперативники нам, естественно, помогали. Сначала без оптимизма давали консультации, смотрели на нас, мол, киношники, все равно правды не покажете. Но потом и мы лучше стали понимать специфику их работы, и у оперативников появился интерес к нашей. В полной версии фильм идет четыре часа. Видимо, так он и будет показан по телевидению. Прокатную версию сократили до двух часов, и потому многие кадры не вошли, сюжетные линии остались нераскрытыми, характеры героев вызывают недоумение или непонимание. В телевизионной версии все это будет. Вообще такие фильмы стоит смотреть два–три раза, потому что тогда уже не следишь за сюжетом, а больше внимания обращаешь на детали.

– Вы уже снимались в чем-то подобном?

АК: – Знаете, у меня есть сериал «Спецназ». И куда бы не приезжал, мне везде кричат из зала: «Спецназ!!!» Дело в том, что у нас очень любят вешать ярлыки на актеров. Снялся я однажды в «Маме» с автоматом в руках, и теперь меня везде зовут на роли военных. Говорят: «Мы тебя в камуфляж оденем, автомат классный в руки дадим! Будет просто замечательная картинка». Я отказываюсь от таких ролей. Потому что мне уже надоело. Зрителям надоело. А режиссерам нравится. Когда я прочитал сценарий «Мужского сезона», я боялся, что на меня опять повесят этот ярлык. Но с первой репетиции… Лёш, у нас ведь месяц шли репетиции?

АП: – (Язвительно) Три года фильм снимался, это Кравченко всего месяц репетировал.

АК: – Ну я опытный актер, мне и одного месяца хватит. А неопытным актерам три года нужно. (Переждав взрыв смеха) Так вот с первой репетиции Олег мне сказал: «Я все фильмы с тобой посмотрел. Ты мне нужен другой». Он все штампы – а у каждого актера их немало – ломал на корню. Например, когда Алексей Петрухин приходил с утра на площадку, он был нормальным Петрухиным, которого я знал и любил. Но стоило ему надеть свои очки, положенные по роли, он становился до тошноты мне противен! Я всячески его подкалывал, издевался над ним, потому что терпеть Петрухина-Суворовцева было невозможно. Мы до сих пор друг друга ненавидим (смеется).

АП: – Помните, был такой момент в фильме, когда Вершинин бросает помидор Суворовцеву, и тот его ловит. Эту сцену мы снимали три часа, потому что Кравченко норовил бросить помидор прямо мне в лицо. И попадал!

АК: – В один из дублей я откусил помидор и бросил его неглядя. Слышу – шлепок такой характерный. Оборачиваюсь, а помидор жопкой лежит на левом глазу Петрухина. Просто как тут и был! И первое, что Петрухин сказал после этого: «Лед принесите, пожалуйста». А я себя таким счастливым почувствовал в тот момент!

– Алексей, вы в жизни такой стильный, модный, а в фильме в другом образе…

АП: – Я в жизни такой, как фильме.

АК: – Здесь другая история. У меня есть безумно дорогие джинсы «Дольче и Габбана», такие красивые, рваненькие. Я всегда в них хожу. И на презентации книги в Москве мы проходим мимо каких-то двух старушек, и одна другой говорит: «Молодая звезда? Что же он такой ободранный? На бомжика похож. Его даже в метро не пустят», а вторая ей отвечает: «А ты думаешь, он ездит в метро?» Я резко поворачиваюсь к ним, они вздрогнули, и первая настороженно так спрашивает: «Вы все слышали?» Я отвечаю: «И даже видел…» Она снова: «Я вам просто советую: поменяйте стиль».

Так вот я просто оставил эти джинсы дома, а Петрухин мне позвонил и поинтересовался: «Ты в рваных джинсах сегодня?» Я говорю: «Нет, я в нормальных». И вот он вырядился так специально.

– В фильме играет Майкл Мэдсен. Какие у вас впечатления от игры с ним?

АП: – Вообще, голливудские актеры играют на порядок лучше наших. Они зарабатывают большие деньги и поэтому выкладываются по полной. Играть с Мэдсеном было незабываемо. Один день съемок научил меня чуть ли не половине того, что я сейчас умею. Кроме того, условия, в которых работают голливудские актеры, разительно отличаются от наших. Каждому актеры выделяет свой вагончик, где есть гримировочный столик и прочие удобства. У нас о таком можно только мечтать.

– Как Майкл Мэдсен отзывался о фильме?

– Он не читал весь сценарий, только ту часть, где играет он. Но то, что он прочитал, ему очень понравилось. Он выучил текст и великолепно сыграл.

– Такое слияние с голливудским кинематографом не повредит российской киноиндустрии?

АП: – Думаю, нет. Это переход на новый уровень. Чтобы российский кинематограф вышел в свет, чтобы наши фильмы могли увидеть, например, американцы, нужно соблюсти ряд требований: чтобы тема была понятна, чтобы был определенный экшн, чтобы играли голливудские актеры. Отчасти поэтому мы Мэдсена и пригласили – выполняя условия контракта. Кстати, в Америке фильм пойдет под названием «Бархатная революция», там будет немножко другой монтаж, другие акценты, некоторые кадры будут вырезаны, потому что американцы их просто не поймут.

АК: – Помните шутку про «ноу смокинг»? Нам смешно, а американцам – нет. Менталитет, языковая специфика.

– Вы вскользь упомянули, что у фильма будет продолжение…

АП: – Да, сейчас идет так называемый препродакшн второй части. Она будет называться «Мужской сезон: Время гнева». Но об этом еще рано говорить.

– Вы сегодня почти 20 минут потратили на раздачу автографов. У вас нет ощущения, что вы проснулись знаменитым после превью «Бархатной революции»?

АП:– Абсолютно нет. То, что мы делаем, это всего лишь наша работа. Интерес общественности к нашим персонам обусловлен, в больше степени, интересом к фильму, к поднятой проблеме.

– Вы бы показали фильм своим детям?

АК: – Тут очень важен возраст ребенка. В каком-то возрасте дети способны адекватно воспринять информацию, в каком-то – нет. Моему сыну 12 лет, он просмотрел его на одном дыхании. И все понял. Родители сами должны решать, готов ли их ребенок увидеть такое.