Мои первые семь раз

В социальных сетях появился новый флешмоб #FirstSevenJobs. Участники этого вируса, который, как пишет философ Яков Охонько, расползается по сети нефтяным пятном, рассказывают о своих первых семи местах работы. В воспоминания ударились как известные, публичные люди, так и скромные бездельники, убивающие время во Всемирной паутине. Зачем все это нужно? Мы не философы, так что вопрос остается без ответа. Просто как-то охотно, но бессознательно подключаемся к этой бессмысленной игре...

Я мечтал стать тренером по классической борьбе. Но перед экзаменами на тренировке талантливый борец Василий Чекашов (сейчас – заслуженный художник РФ) сделал неловкий бросок, и моя левая нога надолго вышла из строя. Короче, упал, потерял сознание – гипс! Все лето красное я хромал, а хмурой осенью устроился на работу – на кафедру физвоспитания металлургического института. Я думал, что потом, при поступлении в физкультурный институт, запись в трудовой книжке мне зачтется.

Работа на кафедре особой физической нагрузки не требовала: приходилось топить печку в котельной, делать разметку на беговой дорожке, выдавать студентам лыжи и так далее. Но я относился к ней весьма трепетно: спорт – дело святое! Но вот однажды по моим романтическим идеалам был нанесен просто нокаутирующий удар. Мне поручили утилизировать спортивное имущество.

Знаете, кто в институте главный враг спортсменов? Отвечаю – завхоз. Он выдает спортивную одежду и обувь, коньки, мячи, теннисные ракетки и прочее. Все это нужно потом у студентов забрать назад. Что, скажем так, весьма проблематично: кто-то куда-то уехал, кого-то отчислили... Выход прост – спортивный инвентарь не выдавать. На складе он как-то целее будет! А через энное количество лет все это можно списать. И уничтожить. Чем я, собственно, и занимался. Рубил топором неношеные шиповки, ни разу не надутые баскетбольные мячи, плющил кувалдой девственные, не точеные коньки-ножи... А потом все это в огромном количестве бросали в костер. Сердце просто стонало. Конечно, была мысль что-нибудь из списанного спортинвентаря стырить. Но воспитание не позволило. И духовное, и физическое. Впрочем, в ту пору одно от другого было неотделимо.

Родители мои спортивные амбиции не разделяли: «Тренер – занятие несерьезное!» И заставили меня устроиться на завод учеником электрослесаря в сталепроволочный цех. Сначала мне все это нравилось: идешь утром по заводу в толпе рабочих, какое-то чувство гордости появляется! В цехе, как положено, шум, гарь и смрад. Проволоку тянут через ванны с каустиком и соляной кислотой. Ад. Электрослесарь, в основном, работал кувалдой – работа была грубая. А еще опасная (под напряжением), и малооплачиваемая. Как-то постепенно восторг от рабочей профессии стал сходить на ноль.

На завод ходило два трамвая. Утром даже мне, с борцовской подготовкой, залезть в трамвай было непросто. В пути трамвай часто останавливался: чтобы подняться в гору, не хватало напряжения. А если трамвай ломался – это счастье! В этом случае на работу шли пешком, весело и неторопливо. Первая половина дня проходила в ожидании обеда. Вторая – конца работы. Старались сбежать на пять минут раньше, быстренько ополоснуться под душем, и – домой! Однажды я подумал, что вот так, в ожидании обеда и конца смены, пройдет вся моя жизнь. Я навсегда пропитаюсь кислотным запахом цеха, который не перебивает даже хозяйственное мыло. А потом женюсь на какой-нибудь крановщице... Так что, когда я пошел служить в армию, точно знал: на завод я больше не вернусь! Ни за что.

В армии у меня была замечательная должность – диспетчер Канады! Канада – это, конечно, позывной. Но территория, на которой я должен был владеть воздушной обстановкой, была под стать канадским просторам – от Аральского моря до Норильска, от Куйбышева – до Новосибирска. Во время учений в зале боевого управления сидело восемь подполковников и я – ефрейтор.

А армии я убедился, что человека можно обучить специальности в рекордный срок. А стимул здесь один – лишение сна. Не выучил урок – копай ночью яму, бегай по кругу или драй сортир (до сих пор после армии выспаться не могу!). Если в обучении есть еще какая-то методика, то боец может стать классным специалистом в течение одного года. (Наши радисты первого класса, например, работали по нормативам мастеров спорта). Мне приходилось учить наизусть цифровые таблицы и страницы текста. И принимать решения очень быстро. Что ранее было для меня никак не характерно.

Мне нравилось, что мы сопровождали самолеты дальней авиации, которые сейчас бомбят террористов в Сирии. Смотрели, как перегоняют с авиационных заводов в боевые части новейшие «мигари» и «сушки». Контролировали взлет и посадку космических кораблей и спутников. Три раза в сутки мне зачитывали боевой приказ: «Воины ПВО страны, помните, что боевое дежурство, как в военное, так и мирное время является выполнением боевой задачи...» И далее – за невыполнение приказа в мирное время – 15 лет, в военное – расстрел.

В армии я много знал. Но не все. Как-то докладываем ночью на командный пункт ПВО страны о неизвестном космическом объекте, который летит по странной траектории. Знаете, что нам ответили? «Не ваше (далее – предлог «на» и известное очень кроткое слово) дело!» Я понял, что те, кому, положено, отлично знают, что такое НЛО.

Вот уж не думал, что в самом расцвете журналистской карьеры мне придется работать почтальоном. В 90-е годы мы решили отказаться от услуг почтовиков и разносить газеты своими силами. Создали службу доставки, разработали маршруты, и так далее. А почтальонами набрали длинноногих девиц, которые носили высокие сапоги и короткие, по «самое не хочу», юбки. В первый день работы нашей службы грянул мороз. И уже на второй день наши красавицы бросили в коридоре офиса фирменные сумки и послали нас... Короче, пришлось идти по указанному адресу.

Что делать? Генеральный директор, главный редактор и прочие руководящие товарищи нашей газеты были вынуждены на время поработать почтальонами. Нужно было пройти маршрут километров этак, примерно, 15. В 90-е годы домофонов не было. Жители имели собственные ключи от подъездов. Приходилась ждать, пока кто-то зайдет или выйдет из подъезда. В многоэтажках почтовые ящики располагались аж на трех этажах. А света не было! Чиркнешь зажигалкой и ищешь нужный ящик. Потом дуешь на обгоревшие пальцы. В темноте одного из наших товарищей стукнули чем-то тяжелым и обчистили карманы. (Газеты, правда, не взяли). Но даже если голову удавалось сохранить, то ноги просто отваливались. Приходилось парить их в тазике с горячей водой и расслабляться горячительным. Неделю, кажется, мы выдержали, а потом пошли сдаваться почтовикам. Почтовики согласились вернуться. Но уже за особую плату.

В жизни приходилось работать в разных сферах. Один день даже машины бензином заправлять. Но лучше журналистики работы нет! Это возможность встречаться с интересными людьми. Пройти туда, куда других не пускают. Разоблачить подлеца или помочь хорошему человеку. Ну и прославиться, конечно.

Однажды ко мне пришла женщина с просьбой... дать автограф бухгалтеру их фирмы. У женщины, мол, день рождения, хочется ее порадовать. И поинтересовалась: не нужно ли для этого написать официальное письмо? Я улыбнулся и подписал для юбилярши свою книжку. Мелочь, а приятно! Это же, можно сказать, народное признание почти... Когда-то, не так уж давно, корреспондентов центральных газет считали чуть ли не небожителями. Сейчас – нет. С тех пор люди изменились мало, но, видимо, журналисты все-таки пошли не те...