Древним людям подобрали женское лицо

В 2015 году при раскопках близ Аркаима экспедиция Юрия Макурова обнаружила погребение женщины с вытянутым деформированным черепом. Видео с раскопок, размещенное в социальной сети, набрало несколько тысяч просмотров и привлекло внимание журналистов. С легкой руки британского издания Express женщина получила наименование «инопланетянки» – из-за вытянутой формы черепа. Через несколько недель после обнаружения сарматки были найдены погребения двух молодых ее соплеменников. После изучения их черепа были переданы уфимскому ученому, ведущему антропологу Волго-Уральского региона Алексею Нечвалоде для реконструкции внешности кочевников. О том, как проходит восстановление облика древних людей, чем уникальны сарматские погребения, от чего страдала «инопланетянка» и насколько реставрация внешности состоит из фантазии, а насколько из научных методов, Алексей Нечвалода рассказал корреспонденту Chelyabinsk.ru.

– Алексей Иванович, сложно ли было работать с черепами аркаимских сарматов?

– С двумя очень сложно работать, я имею в виду эти черепа юношей – они были раздавлены, их приходилось склеивать, реставрировать. Один удалось собрать почти полностью, но выяснилось, что у него была посмертная деформация – земля обвалилась, и своды могилы засыпали похороненного, раздавили голову. От второго осталась только лицевая часть, лобные кости и несколько фрагментов более-менее крупной височной кости, остальное в мелких осколках, невозможно собрать между собой. Он получился на 35%, пришлось дополнять утраченные части за счет различных материалов ради выставочной реставрации. Зато череп сарматки был в идеальном состоянии. Ничего реставрировать не нужно было. Правда, облеплять пластилином я его не стал, ведь нужно было сохранить его в отличном состоянии для музейной экспозиции, потому была с него снята форма и отлита пластиковая копия, копия нижней челюсти отдельно, и реконструкцию делал уже по ним. Работа обычная для палеоантропологов, которые владеют технологией реконструкции внешности и имеют опыт реставрации черепа.

– Насколько уникальны эти черепа?

– Уникальны тем, что эти погребения были в насыпных курганах, был там комплекс вещей, по которым археологи делают определенные выводы. Эксклюзивность погребения женщины в том, что это был безвещевой комплекс. Сарматы обычно клали хоть какие-то вещи своим родственникам, отправлявшимся в мир иной. Эти молодые люди были погребены с вещами – один с мечом и кувшином, а у нее вообще ничего. Может быть, кочевница умерла от инфекционной болезни, или имела особый социальный статус, или скончалась очень внезапно – на эти вопросы скорее должны ответить археологи, фантазировать можно бесконечно. Но следов травм, которые могли привести к смерти, на ее костях не было. При этом женщина страдала очень сильными головными болями, у нее было очень высокое внутричерепное давление. Мы это определяем с помощью рентгенографии, делается рентген сагиттальной плоскости, и на внутренней стенке от сильного внутричерепного давления впечатывается сосудистая сеть, остаются следы сдавления. Всё это говорит о повышенном внутричерепном давлении и было связано с деформацией черепа – она приводила к серьезным внутричерепным изменениям. Для работы антропологом достаточно биологического образования. Конечно, медицинские знания лишними не бывают, но специалистом во всех сферах не станешь, и я всегда могу проконсультироваться со знакомыми медиками.

– Вы придали сарматке европеоидную внешность, головной убор, цвет глаз и волос. Всё это можно определить по черепу?

– Антропологи изучают палеопопуляцию – допустим, у вас есть серия черепов, вы их измерили и получили по всем размерам средние цифры, можете охарактеризовать те или иные особенности фенологического типа этих людей. Безусловно, наша сарматка – европеоид, для поздних сарматов была характерна резко европеоидная внешность, никакой монголоидной примеси у нее нет. Резко профилированный нос, профилированный суженный впереди лицевой скелет. Вот какими были цвет глаз и волос, не знаем, то, что вы видели раскрашенное, – это результат нашего желания сделать ее естественной. Конечно, современные методы палеогенетики позволяют установить эти цвета, и вполне возможно, генетики прояснят этот момент – насколько я знаю, генетический материал был передан на экспертизу. У нашей дамочки резкая асимметрия глазниц – довольно высокие орбиты смещены из-за деформации черепа, очень маленькая верхняя губа, маленькая челюсть. И, конечно, головного убора не было, пришлось фантазировать. По всей вероятности, она была в возрасте и замужняя. И уж точно при жизни не привлекала к себе такого внимания, как теперь. (Смеется).

– Как в вас появился интерес к реконструкции?

– Мне в подростковом возрасте казалось очень интересным восстанавливать облик человека по черепу – как Михаил Герасимов сделал с Ярославом Мудрым, Иваном Грозным, Тимуридами. Знаете, череп вообще завораживает. Недаром многих философов, алхимиков изображают с черепом на столе, на книгах. Он очень хорошо сохраняется, лучше других костей. И это скорее символ жизни, чем смерти. Кроме того, все черепа индивидуальны, они очень непохожи друг на друга. И, конечно, многие хотят иметь дома череп – обычно это всякие странные люди, колдуны и экстрасенсы, иногда даже обращаются ко мне за этим... Я их отшивал, конечно. Им же нужен атрибут, который настроит людей на определенный лад.

– А как вы стали антропологом?

– Есть разные пути. Например, есть кафедра антропологии на биологическом факультете МГУ и кафедра на историческом факультете СПбГУ, ведь наука на стыке биологии и истории. Можно интересоваться антропологией, и если вы аспирант какого-нибудь НИИ, вас могут командировать и вы будете проходить стажировку в Центре физической антропологии в Москве или Кунсткамере в Петербурге. Так со мной и было – закончил биологический факультет БашГУ и был направлен на стажировку в институт этнологии и антропологии РАН. Моим учителем был Сергей Никитин – судебно-медицинский эксперт, главный специалист по восстановлению облика человека по черепу. Можно сказать, что это уже третье поколение учеников Михаила Герасимова, которое входит в активную творческую фазу. И если фигурально выражаться – все мы ученики Герасимова. Он создал технологию, опробовал ее, проверил, получил Сталинскую премию за свой метод. Мои первые работы я делал под руководством Галины Лебединской, его ученицы.

– Как происходит процесс реконструкции внешности по черепу?

– Есть зависимость между черепом и мягкими тканями, которые исследовал еще Герасимов. Сейчас с помощью различных приборов (компьютерная томография, МРТ) мы видим, как располагаются мягкие ткани относительно черепа. В различных точках есть определенная толщина этих мягких тканей. В среднем 5 мм мягкие ткани на своде. А на точках лицевого скелета набираете еще толщину. Ну и сам рельеф черепа задает верное направление. Проводится измерение черепа, обмеряем ширину лица, высоту, затем на модель накладывается пластилин в нужном объеме, например. Затем восстанавливается форма носа, выступание глазных яблок, ширина ротовой щели. Эта работа занимает месяц, если не больше. И пластилиновая модель – лишь половина дела, потому что для музея нужно воссоздать образ. Еще нужно было подобрать головной убор, пришлось фантазировать про домотканые ткани, платок или что-то такое, что прикрывает волосы, – женщина наверняка в возрасте и замужняя. Потом мы голову повернули, взгляд добавили – оживили образ. Такие продуманные действия занимают едва ли не больше времени, чем собственно реконструкция. Поскольку была идея создать 3D-модель, нужно было отсканировать череп с разных точек, для этого есть замечательные российские программы. Художник решил еще смоделировать ее фигуру, то есть сделать в полный рост. Думаю, эта модель появится в ближайшее время.

– Часто вам поступают заказы на реконструкцию внешности?

– Всё зависит от желания археологов. С Аркаимом это была инициатива музейщиков, да и ажиотаж вокруг «инопланетянки» вызвал желание восстановить ее облик. Они обратились ко мне, потому что достаточно активно сотрудничаю с Челябинском. Из других регионов тоже есть заказы, из Казахстана, другой заграницы. Желание увидеть облик людей давно минувших эпох, оно никуда не уходит, потому что, приходя в музей, хочется увидеть, как выглядели люди, которые изготавливали эту керамику или эти орудия труда. Иначе историческая композиция превращается в склад вещей, а ведь за всем этим стоит человек.