«В двери записка: "Время смерти 11:40"»: со взрыва в ковидной больнице Челябинска прошел год, но погибших в деле так и нет

Со дня взрыва на ковидной базе в Челябинске 31 октября исполняется год. Следствие по уголовному делу завершено, виновный в громком ЧП назван. В халатности обвинили заместителя главного врача ГКБ № 2, который курировал хозяйственные и технические вопросы. Казалось бы, всё идет как надо. Но у родных пациентов, умерших после взрыва, по-прежнему остается немало вопросов. Главный из них — почему их не признали пострадавшими? Накануне годовщины 74.RU побывал на месте ЧП и пообщался со всеми заинтересованными сторонами.

О событиях годовой давности в квартале рядом с больницей сейчас ничего не напоминает. ГКБ № 2 вернулась к работе достаточно быстро, сразу после окончания ремонта. Ковидного стационара тут, правда, сейчас нет.

А вот в памяти участников событий происходящее живо.

«…разлетается балкон вдребезги, и тебя волной отшвыривает назад…»

Это была суббота, половина 12-го дня. Мощный хлопок от взрыва кислородной станции слышали в разных районах города. На Гагарина, проспекте Победы, Косарева и Братьев Кашириных. А сразу после над жилыми кварталами появился столб черного дыма. Первые данные тогда озвучили в МЧС: вызов поступил из городской больницы № 2 на проспекте Ленина. Многие ее знают как «студенческую» поликлинику.

— В 11 часов это было. Мы в окно выглянули, там горит вовсю, народ бегает, — вспоминает житель соседнего с больницей дома Дастан. — Они долго тушили. Мы уже думали, что нормально всё будет. А потом в комнате бабахнуло так, что мало никому не показалось. Не заметить это было невозможно — когда у тебя разлетается балкон вдребезги, разлетается балконная дверь и тебя волной отшвыривает назад.

— Я очнулся — балкон полыхает, я на полу. Кот бегает вокруг и орет, — вспоминает Дастан. — Я выглянул на балкон, увидел, что всё горит. Взял ведро, затушил, чтобы там не разгоралось, потом аккуратно оделся и вышел. Весь дом тогда сбегал быстро. Везде пыль, дым.

Дома в то утро были многие жильцы. Суббота, выходной день.

— Я на кухне был, смотрел, как этот пожар развивается. Отвернулся к столу, хотел взять телефон, и взрыв произошел. Я случайно отошел от окна! Всё перекорежило — окна, двери, всё выбило вместе с косяками, — вспоминает сосед Дастана Николай Александрович. — И головешки еще летели, они попали на балкон, и начался пожар. Я хотел потушить, взял ведро и стал поливать воду. Потому что горело уже на балконе всё и на кухне! А тут начал пожарный звонить в дверь, сказал: «Давайте, эвакуируйтесь все. Ничего не заливайте, ничего не ликвидируйте. Выходите скорее, пожар».

Взрывной волной, рассказывают жильцы, повредило тогда все балконы в их доме. Разбило стекло, искорежило конструкции. Ведь здание находится в десятке метров от больницы. Оно первым попало под удар.

— С первого этажа по третий дым шел, очень густой дым. Всё горело! Потом еще пожарные машины подъехали, они начали тушить всё снаружи, — рассказывает Николай Александрович. — Оцепили тут всё, никого не пускали. Мы стояли за оцеплением, народу было много.

«…в сланцах на босу ногу выводили больных…»

В это время эвакуацию проводили и в самой больнице. Там после взрыва тоже загорелась часть помещений. Вывести персоналу максимально быстро предстояло 150 человек, многие из которых зависели от кислорода.

— Мама живет недалеко от больницы, она сразу побежала туда, — вспоминала потом внучка одной из пациенток Евгения Тучкова. — Бабушку на месте не нашла, ее либо уже увезли к тому моменту, либо она была на стадионе Елесиной. Но мама видела, как медсестры в сланцах на босу ногу выводили больных, как заботливо их укутывали и передавали скорой. А еще была такая картина: сотрудник МЧС стоял рядом с дедушкой, возникла какая-то заминка, в итоге он укутал получше этого дедушку в одеяло, взял на руки и понес в скорую, как ребенка. Бабушка потом отзвонилась, сказала, что жива, что не пострадала, что с ней всё в порядке и ее перевели в ГКБ № 9, — вспоминала Евгения.

Уже во время эвакуации и Минздрав региона, и администрация города заявляли: пострадавших при взрыве нет, а при эвакуации ни у кого из пациентов не допущено ухудшение состояния. С такой оценкой согласны не все, но мы вернемся к этому вопросу чуть позже.

«…за сутки или за двое до взрыва ковырялись какие-то ребята в этом баллоне…»

В тот же день, 31 октября, СК по факту происшествия возбудил уголовное дело о халатности. Согласно официальной версии, возгорание кислородной станции и последующий взрыв произошли в промежуток с 11:10 до 11:40. В Главном управлении МЧС региона сообщение о происшествии приняли в 11:16, и уже через минуту подразделения выдвинулись к месту происшествия. Жители соседнего дома, взбудораженные пожаром, подтверждают: дым появился еще до взрыва.

— Я подходил к окну, когда как раз всё начиналось, дым шел оттуда, где кислородная станция была. Уже приехали пожарные машины — две. Они начали тушить, — вспоминает Николай Александрович. — А чем больше тушили, тем больше дым. Они заливали, а дым больше-больше, больше-больше. А потом взрыв!

Чтобы выяснить причину пожара и последующего взрыва, по делу был назначен ряд экспертиз. В июне 2021 года результаты своего расследования опубликовал Ростехнадзор. Так, по данным ведомства, оборудование по подогреву газификаторов (его используют для увеличения производительности) работало нештатно, а работу электросети оценили как аварийную. Из-за этого произошел перегрев горючих материалов.

В августе 2021 года в уголовном деле появился обвиняемый — заместитель главного врача больницы по административно-хозяйственным вопросам. Он, кстати, до сих пор работает на прежнем месте. По версии следствия, Виктор Вяткин принимал решения о модернизации и реконструкции оборудования кислородного пункта. Он знал об особенностях эксплуатации таких объектов, однако не обеспечил должного контроля, не поставил в известность Ростехнадзор и не выполнил еще несколько обязательных требований.

О том, что оборудование работало неправильно, еще до взрыва задумывались и жители ближайших к кислородной станции квартир.

— Сбоку у нас тут и больница, и баллон. Он гремел за сутки до этого, трещал, — рассказала студентка ЮУрГУ Карина. — Я выходила на балкон, слышала, что трещит, думала: «Что это?» Тут за сутки или за двое [до взрыва] ковырялись какие-то ребята в этом баллоне. Может, из-за этого бахнуло. Трещал он довольно громко, причем 24 на 7. Спать было вообще невозможно.

— Я уехала за час до взрыва. В тот момент у меня тут дядя был. Как раз он зашел в квартиру, на балкон за лыжами, и бахнуло, — рассказывает Карина. — Когда произошел взрыв, дядю придавило дверью балконной. Всё выбито было. Дверь была выбита, окна все балконные и прибалконные. Грубо говоря, квартиры не было вообще. Кухня сгорела вся. Единственное, что там осталось, — холодильник. Запах гари был очень сильный, пришлось многое выкинуть. А у меня еще машина обычно здесь стояла, прямо под окнами. И если бы я не уехала, сгорела бы и машина, и всё сгорело. У меня одногруппники были в шоке: «Карина, ты там жива?» Они все знают, что я здесь живу. Страшно, конечно, было.

Расследование по уголовному делу было окончено осенью 2021 года, и 7 октября материалы поступили для рассмотрения в Центральный районный суд. Первое заседание состоится уже на следующей неделе. Судить Вяткина будут по части 1.1. статьи 293 УК РФ (халатность, повлекшая ущерб в особо крупном размере).

Ущерб от взрыва кислородной станции оценили в 19,1 миллиона рублей.

«…в двери записка: "Время смерти 11:40"…»

По официальной версии, погибших и пострадавших в результате взрыва и возникшего пожара не установлено. Однако с такой формулировкой не согласны семьи пациентов, скончавшихся в самой больнице уже после возникновения чрезвычайной ситуации. Спустя 20 минут после обращения в МЧС скончалась 79-летняя Ольга Ивановна, еще через 10 минут — 60-летний Сергей Николаевич. Хотя официально власти заявляли, что три женщины и двое мужчин скончались утром и со взрывом их гибель не связана. Семьи ставят это под сомнение.

— Допустим, в 17 минут был взрыв, мама умерла у меня в 40 минут. То есть 23 минуты человек находился без кислорода. И вы считаете, что она не является потерпевшей в данном случае? — задается вопросом дочка Ольги Ивановны Елена. — До последнего мне не дали ее опознать, просто в закрытом гробу выдали. А потом я прочитала, что все три пробы на ковид были у нее отрицательны. Встает вопрос, почему мне ее не показали. Вся эта цепочка мне говорит о том, что моя мама является потерпевшей. В СК мне сказали, что опирались на заключение судмедэксперта. Но я его читала, я его фотографировала, и там как раз есть синдром удушения от того, что произошел стресс на фоне обширного инфаркта. Написано, что сосуды полопались, что обширные гематомы по всему телу. Я только половину смогла осилить, это тяжело.

Причем о смерти мамы Елене сообщили не сразу. Когда она, узнав о взрыве, приехала к больнице, врачи говорили, что Ольга Ивановна жива.

— Пришел ко мне молодой врач: «Вы дочь Ольги Ивановны? Ее здесь нет. Я ее наблюдал, она уехала первой. Сейчас она либо в первой, либо в шестой больнице, либо в третьей. Звоните туда». Я начала обзванивать, мне сказали: «Хаос страшный, не мешайте». Никакого результата. А потом я приехала домой к ней, котов покормить, а в двери записка «Время смерти 11:40». И меня накрыло, — вспоминает Елена. — Я пошла по соседям, они подтвердили, что приходил какой-то мужчина, сказал, что он из больницы.

Заключение эксперта Елена смогла посмотреть еще на стадии следствия, а вот после его окончания ознакомиться с материалами ей не дали. Хотя по телефону договорились о встрече, назначали семьям пациентов время и дату — 13 октября. Родные пришли на встречу, но внезапно получили отказ в ознакомлении с материалами дела. Такое решение в СК мотивировали тем, что потерпевшими родные не признаны, допуска к делу у них нет.

— Мне сказали: «А мы не знали, что вы так этими вопросами интересуетесь. Обращений же от вас письменных не было». Понимаете, я там была три раза до этого! — говорит Елена. — Как будто я так, из любопытства приходила, делать нечего было. «Пишите обращение, мы его рассмотрим в течение 30 дней и подумаем, может, на самом деле вы потерпевшая, а может быть, нет». Якобы они не знали, что нам это надо.

После этого визита в СК Елена оформила заявление, получила входящий номер.

— 23 минуты она находилась без кислорода! А она у меня еще глухонемая. Она, наверное, извивалась, не понимала, что происходит, — голос у Елены в этот момент начинает дрожать. — Тяжело очень до сих пор, хотя и год прошел. Я, бывает, ночью просыпаюсь и думаю: «Как она там 23 минуты эти вообще выдержала?» Я в любом случае пойду в суд, я поборюсь за своего близкого человека. Пускай будет отрицательный результат, зато я билась.

Готовит заявление и семья второго умершего пациента — 60-летнего мужчины.

— Я посовещалась и с мамой, и с сестрой. Мы будем писать обращение, — подтвердила дочка Сергея Николаевича Ирина. — В СК мы общались с начальником отдела, он сказал, что он новый человек, недавно назначили. Он не знал о нас, думал, что есть только те, у кого автомобили и квартиры пострадали. Он нас заверил, что будет продолжать разбирательства.

Вопросов у семьи и спустя год остается немало.

— В Минздраве зимой нам сказали, что у них Следственный комитет изъял всё оборудование, включая то, к которому были подключены погибшие пациенты, погибшие родственники, — поделилась Ирина. — В Следственном комитете нам сказали, что они изъяли только оборудование, которое стояло на улице, непосредственно на кислородной станции. В Минздраве нам сказали, что аппарат ИВЛ фиксирует, как поступает кислород, было ли прекращение подачи, было ли отключение электроэнергии. И нам сказали, что СК всё забрал, а в СК нам сказали, что ничего не забирали, даже не было об этом речи.

«…была взрывная волна, возможно, была контузия…»

Заявление в СК с требованием признать себя потерпевшим написал и челябинец Константин. Его мама тоже была пациенткой ГКБ № 2, сразу после взрыва ее эвакуировали в больницу № 1. И там в 16:35 женщина скончалась.

— Пишут в патолого-анатомическом заключении: «легочно-сердечная недостаточность», то есть человек задохнулся. Легочная недостаточность на первом месте, потом сердечная на втором месте. Не сердечно-легочная, это был бы тогда инфаркт, шоки всякие, а здесь легочно-сердечная недостаточность, — подчеркивает Константин. — То есть не хватило кислорода по каким-то причинам.

В больнице до взрыва мама провела неделю, рассказывает челябинец. Из-за поражения легких она зависела от кислорода, но о подключении к искусственной вентиляции легких на тот момент речи не шло, кислород пациентке давали посредством маски.

— У нее всё было нормально, она была стабильна, намечались улучшения, — рассказывает Константин.

Однако спустя несколько часов после взрыва и эвакуации мама скончалась. Связи между этими событиями эксперты и официальные власти не усмотрели.

— Есть экспертное заключение, в нем напрямую не написано, что взрыв разорвал тело. Нет такого. По их версии, взрыв не явился непосредственной причиной смерти — нет проникающих ранений осколками, нет напрямую травмирующего фактора от взрыва, механического. Хотя была взрывная волна, возможно, была контузия. Контузия — это что такое? Перепад давления, возможно, разрыв сосудов, — рассуждает сын скончавшейся пациентки. — Взрыв — это стресс, это подъем давления, от подъема давления тоже бывают разрывы сосудов. Выбитые окна, сквозняки — это тоже при инфекции довольно серьезный фактор угрожающий. Дальше — задымление. Люди без кислорода не могут в обычном воздухе, а тут идет задымление. То есть куча факторов была, которые могли ухудшить состояние здоровья. На мой взгляд, явная связь существует.

Константин уверяет, что внимательно изучил историю болезни мамы и нашел там врачебные ошибки. Возможно, рассуждает челябинец, они были вызваны чрезвычайным положением.

— Если власть сейчас посчитает, что виноваты не врачи, а посчитает это своей ошибкой, что она не обеспечила безопасную среду для человека, где не взрывается газ, если они нормально нам заплатят за моральный вред и прочее, значит, не будет этот вопрос подниматься, — рассуждает Константин. — А если они не признают [вину], то наши действия — это коллективный иск. И дальше рыться и копаться будем.

И этот случай не единственный. Еще один эвакуированный пациент скончался в ОКБ № 3. Если до взрыва он лежал в обычной палате, то после эвакуации его определили в реанимацию на аппарат искусственной вентиляции легких. Семья уверена — если бы не взрыв кислородной станции, эвакуация в одеялах и стресс, челябинец бы обязательно выжил.

— Мы в процессе написания обращения в СК, вместе с братом его готовим, — рассказала дочка умершего в ОКБ № 3 пациента.

Два первых обращения в Следственный комитет родные умерших пациентов написали еще на прошлой неделе и официального ответа не получили. Журналист 74.RU обратился в региональное следственное управление СК с вопросом, получены ли заявления семей, приняты ли по ним решения. Однако ответственный за работу со СМИ старший помощник руководителя управления Владимир Шишков пояснить эти моменты так и не смог. «Нет пока информации», «Не могу говорить, пишите», — отвечал Шишков по телефону. А в ответ на текстовые сообщения с вопросом, удалось ли уточнить информацию, отвечал: «Пока нет». Впрочем, это не первый случай, когда в СК не отвечают на прямые вопросы по взрыву в больнице. Сообщения о процессуальных действиях по этому делу публиковались на официальном сайте ведомства только один раз — в день взрыва. Ни о предъявлении обвинения заму главного врача, ни об окончании расследования в СК сообщать не посчитали нужным.

«…у нас замечаний не было…»

Что касается жильцов пострадавшего дома, то у них вопросов к следствию или властям нет. На данный момент все смогли вернуться в свои квартиры.

— Я ночевал у дочки почти что месяц, — рассказывает Николай Александрович. — Сюда пришел Текслер, посмотрел всё, и начали ремонтировать. Когда отремонтировали, он еще раз пришел, спросил, какие замечания есть. У нас замечаний не было. Всё они сделали, окна поставили, двери поставили, линолеум сделали, обои заменили. Помощь дали. А что? У нас на кухне всё сгорело, в комнате сгорело, на балконе. На балконе ковры лежали, думали, на дачу отвезем потом. А на кухне и вся техника, холодильник, вытяжка пострадали, нельзя было пользоваться. Температура высокая была.

— Нам тоже сделали ремонт, — говорит Карина. — Кстати, быстро сделали. Через 3–4 месяца уже ремонт был сделан.

А семья Дастана вернуться в квартиру смогла практически сразу.

— Окна были, хоть и выломались. В основном балкон пострадал. Мы его заделали, вещи в другую комнату перенесли, — вспоминает челябинец. — Нам потом поменяли окна, поменяли балкон, за вещи компенсацию дали. Единственное, был чисто психологический фактор — сложно было привыкнуть, что постоянный ремонт здесь был очень долго, пыли было много. А так-то прошло и прошло, главное, что живы-здоровы.

День взрыва, год спустя

Возложить цветы возле больницы, где произошел взрыв, планирует сегодня Константин. Говорит, он уже делал это спустя полгода после ЧП и сегодня тоже повторит обязательно. Другие семьи погибших пациентов к годовщине событий готовят поминальные обеды. А вот выезд на само место происшествия эмоционально выдержать смогут не все.

— Мне бы не хотелось маму лишний раз заставлять переживать это, больницу видеть, — рассказала дочка Сергея Николаевича Ирина. — Ей до сих пор очень тяжело. Год прошел, но ее не отпускает. Они 38 лет были в браке, всю жизнь вместе.

Хотите знать больше? Всё о взрыве в ГКБ № 2 читайте в материалах 74.RU.